Михаил Макаров. От ансамбля «Асъя кыа» до Мариинского театра

Уроженец коми глубинки, солист Мариинского театра Михаил Макаров уже много лет живет в Санкт-Петербурге. Его часто приглашают спеть в республиканском театре оперы и балета в фестивальных и других знаковых спектаклях. Макаров всегда охотно откликается на приглашения земляков, много раз участвовал в зарубежных гастролях нашего театра. Несмотря на то, что известный артист часто поет на лучших сценах страны и мира, он сумел избежать «звездной болезни» и по-прежнему легко общается со всеми жителями своей малой родины. С Михаилом Макаровым мы побеседовали в дни подготовки к праздничному концерту в честь 60-летия Театра оперы и балета Республики Коми.

Два училища и четыре работы

– Михаил, сегодня ты звезда оперной сцены. Но начинал свой путь в творчестве с национальной студии при Государственном ансамбле песни и танца «Асъя кыа» (Утренняя заря). Как происходила трансформация с одного направления вокала на другой?

– Да, по окончании школы я приехал в Сыктывкар, прослушался в национальную студию при ансамбле – и меня взяли. Нас в тот год пришло 6 человек, в том числе Александр Пахмутов и Виктория Ребенко, которые сегодня также поют в Питере, но сыктывкарцы их хорошо помнят. Мы пришли в студию сельскими ребятами, не имеющими никакого музыкального образования, начали учиться и параллельно работать в стажерской группе ансамбля. Сольфеджио нам преподавала тогдашний главный хормейстер ансамбля Галина Серафимовна Пыстина, вокал – Анатолий Иванович Смирнов, ныне народный артист Коми… Через год учебы нас перевели в артисты ансамбля, но полученных в студии знаний было недостаточно, и нас отправили в музучилище (ныне республиканский колледж искусств) на вечернее отделение учиться академическому вокалу. Это был первый в истории училища вечерний набор для «Асъя кыа», нас было четверо: я, Вика Ребенко, Толик Ким и Андрей Максимов, которого музыканты знают по прозвищу «Челебадзе»… Все потом стали известными солистами. У нас были разные педагоги по вокалу, я учился у заслуженной артистки РК Ларисы Ивановны Поповой. И вообще сначала поступил в училище (ныне колледж) культуры, отучился там на ОКПР – организатора культурно-просветительной работы, получил диплом. Так мы и работали в ансамбле, и параллельно учились.

– Ты и работал, и в то же время учился сразу в двух училищах?!

– А что делать – приходилось! Но ладно учился, а ты бы знала, в скольких местах еще приходилось работать, когда денег не хватало! Особенно когда в 18 лет я женился, а в 19 у нас уже родился сынок. Его надо было кормить, а мы тогда еще и квартиру снимали… Во время учебы в училище, помимо основной работы в ансамбле, я еще пел в хоре театра оперы и балета и в хоре училища, а по субботам и воскресеньям – в Кочпонской церкви. Два училища и четыре работы. Как-то успевал… А в 1994 году, после третьего курса училища, поступил в консерваторию.

С вомынскими сверстниками (в центре).

«У нас в школе никакого музыкального образования не было. Кроме уроков музыки, где мы что-то пели, никто из нас не умел играть на пианино… А я всегда музыкальный был: играл на гармошке, выступал на всех школьных праздниках».

Во время учебы в Сыктывкарском училище искусств. Крайняя слева – педагог по вокалу Лариса Ивановна Попова.

– Всего год оставался до диплома училища…Что ж не доучился?!

– Не знаю – дозрел, наверное, до консерватории, да и мне уже 24 года было. Сейчас 24-летние вообще считаются стариками для поступления в консерваторию, а девчонкам уже в 20 лет говорят, что им много годков… Сегодня педагоги стремятся, чтобы вокалу учились как можно раньше. Я, правда, не очень стремился в консерваторию: приехал, когда предварительное прослушивание уже прошло. Решил: ну и ладно, через год поступлю. Но в приемную комиссию зашел. Там посмотрели, а у меня – никакого диплома о музыкальном образовании: ни училища, ни музыкальной школы, диплом ОКПР не в счет. И заявили, что без этого меня не возьмут. Но все-таки, когда сказал, что отучился 3 года в училище и много лет уже пою, предложили найти в консерватории одну преподавательницу, она в каком-то кабинете занималась с двумя девчонками. Мне нужна была ее рекомендация. Первый тур предстоял буквально на следующий день, и мне сказали: если эта преподавательница даст добро, то сможете петь в первом туре. Пришел к ней, спел арию – то ли Каварадосси из «Тоски», то ли Германа из «Пиковой дамы» – у меня и те, и те ноты были, – в общем, что-то такое «крепкое». Она тогда рот раскрыла, потому что даже по окончании консерватории эти партии считаются высшим пилотажем, а я только на первый тур шел. Девушки, которые там были, захихикали: замахнулся провинциальный абитуриент! Они-то уже окончили училище при питерской консерватории, потом еще занимались у этой преподавательницы… А когда я начал петь – замолчали. Педагог подписала нужную бумагу, и наутро я уже пел в первом туре…

Те девчонки, кстати, стали моими однокурсницами, сейчас работают в престижных театрах. А партии Германа и Каварадосси потом стали моими по жизни – наравне с Хозе («Кармен»), Пинкертоном («Чио-Чио-сан») и Канио («Паяцы»). С партиями Хозе и Пинкертона я по два раза ездил в Англию с сыктывкарским театром. С астраханским ездил – тоже в Англию, пел Каварадосси. Организаторы искали исполнителя на эту партию, и продюсер в Англии, который меня запомнил по гастролям сыктывкарского театра, им сказал: «Есть такой Макаров в Мариинке, попробуйте пригласить его». И меня таким образом пригласили и в Астрахань, я как раз был в отпуске.

Если иметь в кармане эти четыре партии для драмтенора – Герман, Каварадосси, Хозе и Канио, можно ездить везде по России. Драматических теноров всегда не хватает, на того же Германа попробуй найти исполнителя! В России по пальцам можно посчитать, кто его поет! Лирических теноров много, а драматических… Нужно, чтобы у вокалиста были баритоновые связки, и при этом чтобы с верхами проблем не было. Надо не просто петь эти партии, а петь хорошо. Оперы, что я перечислил – одни из самых популярных в мире, поэтому исполнители постоянно нужны. А кроме того, я не загибаю космических гонораров, как некоторые солисты той же Мариинки или Большого театра. Вот меня и зовут. Проехал по многим театрам России: Казань, Чебоксары, Йошкар-Ола, Челябинск, Краснодар… Эти партии я могу назвать и своими любимыми. Они хорошо легли мне и на голос, и на характер…

– Отелло в этом ряду не хватает! И была бы образцовая подборка безумцев-ревнивцев-губителей любимых женщин. За исключением, пожалуй, лишь Каварадосси – и то…

– Да, Отелло мне бы тоже хотелось спеть! Партия привлекает прежде всего потрясающей музыкой. Но эта опера мало где идет… Исполнителя на Отелло найти труднее, чем на Германа, эта партия еще сложнее перечисленных. Чтобы спеть Отелло, надо быть Отелло!

С ансамблем «Асъя кыа» на гастролях в Голландии.

Артист-тракторист широкого профиля

– Возвращаясь к твоему приходу после школы в «Асъя кыа». Ты же не просто так взял и пошел туда. Что-то наверняка подтолкнуло к этому. Или кто-то?

– Когда я учился классе в 6-м, к нам в Вомын приехали артисты из «Асъя кыа». Кажется, в том числе и Владимир Абрамович Васильев (солист ансамбля, заслуженный артист РК – ред.): «Кто хочет прослушаться?». А я всегда музыкальный был: играл на гармошке, выступал на всех школьных праздниках… Школа была восьмилеткой. Слушали, в основном, восьмиклассников, их там было человека 3 или 4. Ну и меня туда учителя толкнули: Миша, ты музыкальный, иди тоже! У нас в школе никакого музыкального образования не было. Кроме уроков музыки, где мы что-то пели, никто из нас не умел играть на пианино… Я что-то спел, у меня проверили слух – их мои данные устроили. Кроме того, я в 6-м классе был рослый. И мне сказали: приезжайте к нам поступать – в тот год был набор то ли в студию ансамбля, то ли в училище. А я только в 6-м классе! «А, ну тогда после 8-го приезжайте». А после 8-го меня родители не отпустили, сказали: «Поучись пока в школе, поживи в интернате». Это же сейчас учеников из Вомына возят в Сторожевск каждый день туда и обратно, уже и не осталось того интерната. А тогда ученики 9-10 классов из других сел 6 дней в неделю жили в интернате, и только в субботу после уроков ехали домой на выходные. Мне, конечно, хотелось быть артистом, и мать говорила: «Ну что ты, останешься в колхозе трактористом?». Хотя у нас в 9-10 классах был УПК по такой специальности, и где-то есть корочка о том, что я тракторист-машинист 3 класса широкого профиля. Я еще смеялся: широкого профиля с узкими глазами!

Мой отец, Василий Евгеньевич, играл на гармошке – был самоучкой, и пел хорошо. Раньше мы дружили с соседями, каждые выходные устраивали посиделки… Выпьют немножко, отец достанет гармонь и давай петь коми народные песни. Мне это с детства нравилось. Я слушал взрослых, а уже лет с пяти мне отец стал давать гармошку: на, садись да играй. И я уже лет в пять что-то стал подбирать, к 1-му классу уже играл. А в интернате появилась гитара. Сначала, глядя на других ребят, освоил «три аккорда», потом больше, с девчонками стал песни петь… Учился на чьей-то гитаре, позже своя появилась. И гармошку чью-то в интернате брал, играл… «Миша, бери гармошку, пойдем в клуб с девчонками!».

В Сторожевске, когда я учился в 9-10 классах, у одноклассников и ребят постарше был вокально-инструментальный ансамбль. И мы, вомынские, подумали: почему там есть, а у нас нет? Собрались компанией, пришли в клуб, попросили купить аппаратуру и стали играть. Я играл на синтезаторе и пел. И мы все выходные играли, на праздниках выступали, в том числе на улице. Помню проводы зимы: на улице пекут блины, разливают горячий чай, народ гуляет, а мы стоим на кузове открытой машины и играем.

В роли Ленского, оперная студия Петербургской консерватории.

«Коми Карузо»

– А почему ты выбрал именно питерскую консерваторию?

– У мамы подружка была из Питера. Говорит: красивый город, надо обязательно съездить, посмотреть. Вот я и съездил – прогуляться, посмотреть красивый город, колыбель революции. Ну, и заодно в консерваторию зашел. Я же не нацеливался специально там поступать. Конечно, думал об этом, но мне казалось, что это нереально! Когда меня допустили к первому туру, я узнал, что конкурс – 15 человек на место. Ну точно – нереально, сюда со всей России едут! Ладно, думаю, – выйду и спою, раз уж допустили. Спел – а мне поставили 9 баллов из 10-ти. Допустили до второго тура, и там снова поставили девятку. Говорят: ну идите, сдавайте остальные экзамены. Как выпускник национальной школы, я писал не сочинение, а изложение, нас таких оказалось всего несколько человек. А с сольфеджио у меня было так себе, меня еле-еле вытянули на шестерку. Я ведь знал только азы – ноты да бемоли с диезами, в училище нам делали поблажки по теории. Мы же учились на вечернем, да еще работали, нам особо учиться было некогда… Но мой вокал понравился, и меня взяли даже со слабым сольфеджио. В то время сначала сдавали специальность и уж потом сольфеджио. Деканом вокального факультета был Петр Алексеевич Рассоловский, он говорил: «Голосистых надо пропускать». Сейчас в консерватории уже такое не пройдет: первым сдают сольфеджио, а потом уж вокал, теория стала важнее голоса. Ведь сегодня много современной музыки – Шостаковича, Стравинского, Прокофьева – которую без хорошего сольфеджио не споешь, она атональная. Сейчас-то я уже пою такую музыку – в Мариинском театре в опере Шостаковича «Война и мир» у меня сразу четыре партии, в «Игроке» Прокофьева пою Горячего игрока, есть роли в других современных произведениях… Да и Валерий Гергиев (дирижер, художественный руководитель и генеральный директор Мариинского театра – ред.) любит, чтоб ты не смотрел на его руки, и обычно певцам не показывает вступление: читай сам и пой. Конечно, если попросишь: «Валерий Абисалович, вот тут трудное место, покажите, пожалуйста» – само собой, покажет. Он и сознательно, и подсознательно чувствует такие места, из-за этого его и называют гениальным. Но в целом он любит музыкально образованных певцов.

– Работать ты начал, еще учась в консерватории?

– Конечно, это же были 90-е годы, голодные! Я поступил в 1994-м, в Сыктывкаре осталась семья (в общаге давали только койко-место, семью было не перевезти). Стипендию свою я оставил жене и сыну. Она, кстати, была неплохая: из-за того, что я поступил в питерскую консерваторию, Минкультуры Коми дало мне именную стипендию. Замминистра тогда была Маргарита Григорьевна Прима, она называла меня «коми Карузо». И эту выплату я предоставил получать тут жене, а сам в Питере сразу же начал работать. С первого же курса искал работу в каком-нибудь хоре, и мне повезло: ректор консерватории Владислав Чернушенко меня взял в городскую капеллу – он был и ее директором. Потом наш декан, Рассоловский, организовал для голодных студентов хор «Новые голоса Руси», с которым мы каждый год по месяцу ездили в Германию, а в Питере вообще выступали постоянно. Нас было человек 10 мужчин и 15 женщин, все мы были солистами вокальной кафедры, и каждый мог с легкостью выйти на соло; пели и под фортепиано, и а капелла, дирижировал сам Рассоловский. Это уже было официальное трудоустройство, мне шел рабочий стаж… В этом хоре я пел все годы учебы. Зарплату в нем нам платили от министерства культуры Ленобласти, и на нее я жил нормально. Хотя и при этом бывали времена, когда из денег был только проездной, а из еды – один батон на двоих с однокурсником… Так как время от времени у меня менялись педагоги, я дважды брал академический отпуск и консерваторию окончил только через семь лет – в 2001 году.

Император в «Турандот», Мариинский театр.

Солист-непоседа

– Как и когда ты попал в Михайловский театр, а затем в Мариинский?

– К моменту окончания моей учебы хор «Новые голоса Руси» сократили, расформировали, работы не стало. А с первого курса, естественно, я пел в оперной студии консерватории. Спел Ленского («Евгений Онегин»), Водемона («Иоланта»), Фауста, в детских спектаклях… И на 4-м или 5-м курсе меня взяли туда солистом, я работал там год или два. А оттуда попал в первую стажерскую группу Мариинского театра, когда туда пришла Лариса Абисаловна Гергиева, и появилась Академия молодых певцов Мариинки. Я был одним из первых ее академистов, пробыл там год, но что-то не сошлось. И ушел в «Ленконцерт» (позже «Петербургконцерт»), какое-то время пропел там. Ездили по курортным районам Петербурга, пели под фортепиано отрывки из опер. Я тогда исполнил Альфреда («Травиата»), того же Германа…

А потом пошел в театр, много лет известный как МАЛЕГОТ – Ленинградский академический Малый оперный театр и только-только вернувший себе изначальное имя Михайловского. Тогда им руководил Станислав Гаудасинский. Меня прослушали и взяли. Это было году в 2003-м. И я стал там работать. Труппа тогда была дружная, просто как одна семья, голоса хорошие, мы очень много ездили на гастроли. Но потом сменилось руководство (в 2007 г. С. Гаудасинского на должности директора театра сменил российский бизнесмен, председатель совета директоров компании по импорту фруктов JFC В. Кехман – ред.). Стало уже что-то не то… Я пошел на прослушивание в Мариинский театр к Гергиеву, тот сказал: «Попробуйте». И я, еще работая в Михайловском, как приглашенный солист спел в Мариинке Митю Карамазова – центральную партию в «Братьях Карамазовых». Спел Садко, затем Вакулу в «Ночи перед Рождеством», Финна в «Руслане и Людмиле»… А потом в Михайловском начались сокращения, я пришел к Валерию Гергиеву и попросил: «Возьмите меня на постоянную работу!» – «Да без проблем! – ответил Валерий Абисалович. – Пиши заявление». Так 10 лет назад я стал приглашенным солистом Мариинки, а через четыре года вошел в ее оперную труппу.

– В каком театре тебе работать комфортнее? Понятно, что Мариинский театр – это неизмеримо более высокий уровень и прославленное имя, нежели Михайловский. Но там столько солистов! Одних только штатных теноров, судя по сайту театра, 26 человек – и это не считая приглашенных! Говорят, в Мариинке приходится месяцами ждать своей очереди спеть ту или иную партию…

– Да, там очень много солистов, но у Мариинки ведь и пять площадок! Историческая сцена на Театральной площади, новая сцена («Мариинка-2») на улице Декабристов, концертный зал на Писарева, Приморская сцена во Владивостоке и с этого года – «Владикавказ», где представления проходят как в театре оперы и балета Северной Осетии-Алании, так и в Северо-Осетинской государственной филармонии. И в Питере одновременно может идти две-три оперы или концерта Мариинки. Плюс залы Прокофьева, Стравинского и Щедрина, где могут идти камерные концерты. Недавно в прокофьевском зале я пел арии Ленского и Германа в очень интересном проекте – с контрабасами вместо оркестра. Музыкальное сопровождение было только в лице шести контрабасов, представляешь! Они предлагают показать всю «Пиковую даму» под такое сопровождение – если это будет, с радостью спою в такой опере. Так что работы хватает, иногда и без выходных, и без отпуска… Но мне нравится. Хорошо, когда есть работа и востребованность.

– При столь плотном графике ты успеваешь еще и гастролировать – индивидуально и с другими театрами. Например, из всех именитых певцов – выходцев из Коми ты выступаешь перед земляками, пожалуй, чаще всех остальных.

– Да, я люблю гастроли. И даже не могу сидеть в Питере дольше месяца: уже хочется куда-то съездить, мозги проветрить. Где-то с Мариинским театром езжу, а где-то и сам по себе.

Пинкертон в опере «Чио-Чио-сан», театр оперы и балета Республики Коми. Чио-Чио-сан – Ольга Георгиева.

С земляками в Вомыне и… Мариинке

– Уже полмира объездил – где больше нравится? Или ничего нет милее родного берега Вычегды?

– Везде хорошо, где нас нету! (смеется). Конечно, при каждом удобном случае езжу на малую родину. Правда, дом в Вомыне мы продали, мама теперь живет в Сторожевске, а отца уже пять лет как нет в живых… Перед Новым годом у меня выдалось несколько дней, и я поехал туда. Навестил маму, а потом и в Вомын заехал. Там у меня одноклассник и сосед Коля – у него день рождения в один день с моим отцом, 27 декабря. Зашел к нему, поздравил, посидели-отметили, моего отца вспомнили… Новые жильцы нашего дома, сыктывкарские дачники, разрешают заглянуть туда, приглашают на чай… Но это бывает лишь летом, а зимой я посмотрел на дом только издалека, через сугробы. А еще каждый год стараюсь приехать туда к 4 августа – на день рождения моей мамы, Марии Ивановны. В этом году ей исполнится уже 82 года… Любим отмечать ее день рождения большими семейными посиделками. У сестры дом стоит на крутом берегу Вычегды, накрываем стол на улице около дома – и, считай, сидим на самом берегу реки. Разводим костерок, сразу беру в руки гармошку, поем коми и русские песни…

С родителями в Вомыне, начало 2000-х гг.

С сестрой и мамой, апрель 2018 г.

С директором Сторожевской средней школы Ангелиной Захаренко, апрель 2018 г.

– Коми языком владеешь так же свободно, как и русским?

– Конечно, с детства говорил на обоих языках! И в семье говорили по-коми, и школа была национальная. Учебники, конечно, были на русском, но Вомын – коми село, большинство учеников и учителей были коми, и в школе в основном все говорили по-коми – что на уроке коми языка или литературы, что на математике или химии. Была пара русских педагогов, из высланных – так им пришлось выучить коми язык, и они так смешно говорили с русским акцентом! На уроках русского и литературы с нами педагоги, конечно, старались говорить по-русски, и мы отвечали, но тут уже у нас был сильный коми акцент.

– А он потом тебе в Питере не мешал?

– Мешал, конечно! Когда у Гаудасинского ставили какую-то оперу, там надо было не только петь, но и разговаривать. И он меня спрашивает: «Из какой деревни ты приехал, из Вологды или Архангельска?» – «Извините, – говорю, – русский для меня неродной язык…». Сейчас, конечно, постоянной коми практики уже нет, и когда приезжаю в Сторожевск, со мной говорят по-коми, а я перехожу на русский – не всегда могу быстро перестроиться. Но коми язык – родной, его у меня уже не заберешь, как и акцент. Сейчас, пожалуй, я уже и думаю по-русски, а до 9 класса я по-русски почти не разговаривал и даже немного стеснялся потом в Сторожевске…

С Ванеевым, конечно, когда встречаемся в театре, можем поприкалываться, поболтать по-коми (Владимир Ванеев – солист Мариинского театра, народный артист России, уроженец Прилузского района Республики Коми – ред.). Другие солисты подходят, спрашивают: «Это вы на каковском языке сейчас говорили?!». Эдик Цанга, бывало, присоединялся к нам – он хоть и не коми, но какие-то слова понимал. И с Николаем Путилиным как-то пели «Аиду», попали в одну гримерку… А сейчас к нам добавился Ефим Завальный – тоже поет в Академии молодых певцов. Он хоть и из Эжвы, но много слов и фраз знает по-коми – ему в школе преподавали, и преподавали хорошо. Встречаясь с ним, тоже здороваемся, перекидываемся фразами, которые там понятны только нам (смеется), вот только недавно мы с ним пели в одном спектакле «Война и мир».
Певцом быть непросто…

Хозе в опере «Кармен», Швейцария. Кармен – Екатерина Цимбалюк.

– Твои дети интересуются творчеством?

– Сын Яков учился в Сыктывкаре в музыкальной школе, играл на гитаре, но профессией это не стало. Сейчас он живет в Питере, у него небольшой бизнес. Дочери Марии 12 лет. Она пока ищет себя: занимается классическим танцем, учится в художественной школе. Уже работает в театре в детском мимансе и даже получает зарплату.

– Ты бы хотел, чтобы она стала артисткой?

– Если музыкантом – это тяжелая работа. Потерянное детство: по несколько часов в день занятия, а потом сиди всю жизнь в оркестровой яме. Певцом быть тоже непросто. Тем более что певцов нынче стало много, их тасуют, особенно молодежь…Сейчас пошла тенденция выпускать на сцену молодых, чтобы было красиво, даже если они толком еще не научились петь. А пение – это все-таки более возрастное: чтобы научиться петь, нужно много лет, до ряда партий надо просто дорасти. Редко кому удается пробиться куда-то молодым… Но дочь пока петь и не хочет.

Беседовала Ирина САМАР

Фото Ивана ФЕДОСЕЕВА, Эдуарда ПИМЕНОВА и из личного архива М. Макарова

Михаил Васильевич Макаров родился 17 декабря 1970 г. в селе Вомын Корткеросского района Республики Коми, где окончил школу-восьмилетку. В 1988 году окончил Сторожевскую среднюю школу, в 2001 году – Санкт-Петербургскую государственную консерваторию (класс з. а. РФ М. Егорова). С 2003 г. – солист Михайловского театра в Санкт-Петербурге, с 2008 г. – приглашенный солист Мариинского театра, с 2012 г. – солист оперной труппы Мариинского театра. Его репертуар в Мариинском театре – 25 партий в 20 операх. Кроме того, в репертуаре певца еще 18 партий в русских и зарубежных операх.