Надежда Гулицкая: «К своему голосу я шла долго»
Уже около двадцати лет уроженка Ухты певица Надежда Гулицкая живет и работает в Москве. С 2008 года она солистка Московского театра музыки и поэзии под руководством Елены Камбуровой, в 2013 году дебютировала на сцене Большого театра, ведет активную концертную деятельность с ведущими коллективами и музыкантами современности. Однако про малую родину она помнит: периодически поет в Сыктывкаре, где окончила республиканский Колледж (тогда еще училище) искусств. В 2015 году на сцене республиканского Театра оперы и балета Гулицкая блистательно исполнила партию Царицы ночи в премьерном показе «Волшебной флейты», а в октябре 2018-го, в преддверии празднования 75-летия Колледжа искусств, при поддержке гранта Главы Республики Коми в театре оперы и балета исполнила свою новую сольную программу «Музыкальный экспресс. Из Европы в Россию».
– Надежда, музыкальные способности проявились у Вас уже в раннем детстве?
– Да, в наш детский сад пришли педагоги из музыкальной школы на прослушивание и попросили что-то спеть. Я спела, кажется, «Во поле березка стояла», потом пришла домой и сказала: «Мама, я таким то-оненьким голосочком пела, что меня, наверно, возьмут!». И меня взяли. На фортепианное отделение был большой конкурс, поэтому мы не рискнули и пошли на хоровое – там тоже преподавали фортепиано. И, кстати, настолько хорошо, что я ездила на конкурс и даже думала идти в училище как пианистка. Но потом все равно склонилась в сторону голоса.
С преподавателем фортепиано Т.Р.Шнор в Ухтинской музыкальной школе.
– А Вам в детстве нравилось петь?
– Нравилось, но, как ни странно, столько, сколько пела моя мама (в самодеятельности и по жизни), я не пела никогда. Может быть, из-за того, что мама много пела, я больше ее слушала. Но к завершению музыкальной школы, классу к седьмому, вдруг как-то так голос раскрылся. То есть из детского он стал формироваться в более взрослый, какие-то нотки необычные появились. Эти звуки стали удивлять, чаровать, и захотелось развить эти возможности. Во время учебы в музыкальной школе я не была солисткой – пела в хоре. А на первом месте было фортепиано, и везде на концертах выступала как пианистка. И только в последнем классе, когда вдруг раскрылся голос, меня начали ставить в хоре как солистку. Причем, я сама это предложила. Там то у одной девочки не получалось, то у другой, и я сказала: «А я смогу». Пела «Аве, Мария» Шуберта, но без слов – только вокализом.
И с этой «Аве, Мария» я поступила в училище искусств, но тоже на дирижерско-хоровое отделение. Тогда я считала, что вокалистом быть скучно. Глядела на расписание в училище: на дирижерско-хоровом отделении были сольфеджио, гармония, хор и много-много всего, а у вокалистов – какой-то узкий график. Я думала: да они бездельники и лентяи, спят целыми днями и ничего не делают. Нет, это скучно! Мне хотелось и фортепиано заниматься, и петь, и узнавать что-то новое. И я выбрала дирижерско-хоровое. Конечно, сейчас, по прошествии лет, я понимаю, что вокалисту необходимы отдых, время для восстановления и накопления сил. Потому что когда ты выходишь и транслируешь музыку через свое тело, голос, – конечно, тебе необходим режим, это часть профессии.
– Ну Вы же не пожалели, что пошли на хоровое дирижирование? Получили гораздо больше знаний, чем на вокальном…
– Безусловно! С таким образованием у меня больше возможностей быстрее что-то выучить и оперативно подобрать новый репертуар для концерта. Даже сейчас, после исполнения программы «Музыкальный экспресс. Из Европы в Россию», меня спрашивали, сколько лет мы ее репетировали. А мы начали ее формировать только в августе – всего за три месяца до показа.
Царица ночи в опере «Волшебная флейта». Сыктывкар, 2015 г.
– Ваш голос называют уникальным, редким. Это дано от природы или заслуга педагогов?
– Все-таки могу сказать, что изначально это должно быть заложено природой, а дальше под влиянием педагогов это или раскроется, или не раскроется. По сути, я узнала о существовании этого голоса, которым сейчас пользуюсь, только в 29 лет. А до этого момента никому и в голову не приходило, что рабочий диапазон моего голоса включает 3-ю октаву, и что я могу петь Царицу ночи. И вообще долгое время у меня верх не «открывался» – получается, что это было такое стечение обстоятельств. Не знаю, может быть, давали о себе знать какие-то мои психологические зажимы… В общей сложности у меня было шесть вокальных педагогов. И только с шестым педагогом, профессором Елизаветой Стефановной Новиковой, мы пришли к открытию моего голоса, которым я и в Большом театре выступила с Царицей ночи, и который мне открыл дорогу в мир как колоратурному сопрано. Роль педагога неоспорима! Но у певца должна быть еще внутренняя свобода – такие вот тонкие вещи. Все встречи неслучайно происходят в определенный момент. И я благодарна судьбе, что в тот период попала к Елизавете Стефановне.
И, кстати, почти сразу же после открытия этого голоса я выиграла Гран-при 3-го Независимого Международного Конкурса Оперных Исполнителей (Москва). Это было в 2011 году. В октябре я пришла к Елизавете Стефановне, мы обнаружили новые возможности голоса, и она сказала: «Готовься на конкурс». Я предложила спеть «Соловья» Алябьева с каденцией в 3-й октаве в конце (по примеру певицы Аллы Соленковой). Педагог сомневалась, что получится. Но я проявила смелость, спела ей это, и она сказала: «Давай!». Буквально через три месяца я получила Гран-при. Хотя первые пару месяцев после открытия моего «нового» голоса я сама не могла поверить, что во мне это существует. И после победы в конкурсе тоже не верилось в нее: ну как это так, только голос появился – и уже Гран-при. Было еще такое неверие в себя… И надо сказать, что Елизавета Стефановна очень помогла мне в работе над уверенностью. Педагог должен быть еще и хорошим психологом. Где-то поддержать, где-то дать «волшебного» пинка…. Я очень ценю ее педагогический талант!
С Владимиром Юровским после исполнения «Лулу-сюиты» Альбана Берга. Госоркестр России им. Е. Ф. Светланова. Концертный зал имени П. И. Чайковского, сентябрь 2016 г. Фото Веры Журавлевой.
– Меня слегка удивило, что в Вашем послужном списке относительно мало побед на конкурсах. Думалось, что с таким-то голосом они должны были идти друг за другом.
– Так у меня не совсем стандартная история карьерного роста. Обычно бывает как: окончил училище, академию или консерваторию, выучил такие-то партии, спел… Как правило, если человек в 29 лет идет на конкурс, у него уже есть список спетых партий. Мне в этот момент, конечно, было сложнее о себе заявить. Мне тогда педагог сказала: «Давай, Надя, занимайся карьерой». Я удивилась: начинать карьеру в 29 лет? Это невозможно! В этом возрасте некоторые ее уже завершают. Но Елизавета Стефановна сказала, что голос необычный, и я не имею права останавливаться, убедила развиваться дальше. Я дерзнула, и мне удалось как-то обойти эту систему. Хотя, конечно, это выглядело странно: до 29 лет пела в хоре, и вдруг пришла прослушиваться в театр: «Девушка, Вы что?!». То есть выйти за рамки стереотипного мышления и предложить миру по-другому взглянуть на ситуацию – не каждый к этому готов. Но, слава Богу, мне удалось встретить таких людей, которые, невзирая на то, что у меня не было сценического опыта в оперном театре, доверили мне сразу дебютировать в Большом театре. То есть первое выступление на оперной сцене у меня было именно там.
Очень хорошо помню тот день, когда после прослушиваний в молодежную группу Большого театра (куда я потом не прошла) меня пригласили на беседу с членами отборочной комиссии, и Маквала Филимоновна Касрашвили при всех попросила, чтобы меня не оставили без внимания. И, действительно, не оставили. Отслушав мою Царицу ночи, Михаил Борисович Фихтенгольц и Юрий Семенович Удалов утвердили меня на эту партию. Далее, благодаря Фихтенгольцу, была интересная встреча с маэстро Владимиром Юровским. Я ему исполнила арию Цербинетты Рихарда Штрауса в 1-й редакции и, несмотря на то, что у меня с собой даже не оказалось биографии, он предложил сотрудничество. То есть ему было неважно, какой у меня был на тот момент опыт за плечами.
После конкурса в 2011 году я еще участвовала во многих конкурсах. Везде доходила до 3-го тура, где-то даже был диплом. Но столкнулась с тем, что у нас музыка – не только искусство, но и, даже в большей степени, политика. То есть важнее становятся моменты знакомств, связей, предпочтений, особенно на больших, знаковых конкурсах. Можно, конечно, сказать, что я там не получила никакого приза и поэтому так рассуждаю. Но это мое мнение, и его многие поддерживают. Ведь Гран-при я получила именно на Независимом конкурсе молодых оперных исполнителей. И певица Ирина Величко, которая его организовала, – она, видимо, сталкивалась с этими ситуациями, акцентировала: «Я понимаю, как важно певцам получить это лауреатство, поэтому я за честность и справедливость».
В роли Офелии. Литературно-музыкальная композиция «Гамлет». Москва, 15 мая 2015 года.
– Вы сказали, что у Вас было шесть педагогов по вокалу. Кто помогал Вам стать певицей?
– Мой первый педагог – Анна Васильевна Игнатьева, с ней мы занимались в училище. Она, кстати, педагог Марии Фонтош, которая уже давно поет в Шведской королевской опере. В Академии у меня было два педагога: Вера Петровна Александрова и Римма Ивановна Глушкова. Также я ходила на консультации к Майе Марковне Пушкиной. А после окончания Академии год училась у Дмитрия Юрьевича Вдовина. И только спустя шесть лет после выпуска из высшего заведения я попала к Елизавете Стефановне Новиковой. Благодарна каждому из них за вклад в мое становление как певицы.
Но отдельно хотелось бы еще сказать про тех педагогов, которые закладывали фундамент моего музыкального пути. В Ухте знаковое для меня имя – Ася Михайловна Снегирева, она у нас была руководителем хора, занималась с нами по системе развития голоса Виктора Емельянова (кстати, вскоре я поеду к нему на семинар). Тогда, глядя на нее, я мечтала стать хормейстером. И очень теплые воспоминания остались от Татьяны Рудольфовны Шнор, которая в музыкальной школе преподавала фортепиано. Она самоотверженно вкладывалась в свое дело, собирала нас на чаепития, устраивала классные концерты, готова была дополнительно заниматься со всеми талантливыми учениками…
И, конечно, поскольку в училище я училась на дирижерско-хоровом отделении, у меня огромная благодарность Ольге Егоровне Рочевой, которая всегда следила за моим развитием. А еще не могу не вспомнить Татьяну Григорьевну Ковшову – преподавателя общего фортепиано и нашего классного руководителя в училище. Она даже позволила нам с подругой заниматься в отдельном классе, у нас был свой ключ, и если другим студентам приходилось с утра занимать очередь на класс, то мы могли приходить туда в любое время.
В спектакле «Грезы», театр Елены Камбуровой.
– Ну, Вы помните родной колледж и уже не впервые выступаете в концертах, организованных им. А в Ухте бываете?
– Нет, в Ухте не было концертов, да и друзья оттуда разъехались, поэтому ездить туда поводов сейчас нет. Даже к родителям сейчас не езжу – мама с папой приезжают сами ко мне в Москву. А в Сыктывкаре пою, когда есть возможность. Сейчас это получается раз в несколько лет.
– Почему после училища Вы поехали в Москву? Потому, что столица, или конкретный вуз заинтересовал?
– Конечно, была цель перебраться куда-то в столицу – в Москву или Санкт-Петербург. Я очень хотела перевестись из сыктывкарского училища в любое музучилище этих городов и написала письма почти во все средние музыкальные учебные заведения. Ответы получила разные, самым интересным было письмо из московского хорового училища имени Свешникова: «Милая Надюша, мы были бы очень рады видеть тебя у нас в училище, но, к сожалению, у нас учатся только мальчики». А внизу была приписка: «Но, если вы так желаете, у нас с 1992 года появилось высшее звено, Академия хорового искусства, где уже и девушки имеют право учиться, так что приезжайте к нам на прослушивание». Конечно, были амбиции поступить и в Московскую консерваторию, но ракурс был уже выбран. Я почувствовала, что Академия – это мое, и поехала уже сразу туда. Я очень счастлива, что училась именно там. Потому что и система образования, и встреченные там личности, и гастроли – это дорогого стоит. Во время обучения было очень много концертной деятельности – мы обучались практически во время концертов, и это дало огромную школу.
С маэстро Владимиром Ашкенази. Лондон, март 2018 г.
– А как Вы попали в театр Елены Камбуровой?
– В тот момент я работала артисткой хора в коллективе «Мастера хорового пения». Художественным руководителем и главным дирижером там является Лев Зиновьевич Конторович – профессор, ныне уже Народный артист России. В один из дней ко мне подошел тенор из нашего коллектива, Андрей Никифоров: «Надя, знаешь, там-то идет прослушивание, меня попросили найти хорошее сопрано. Пожалуйста, сходи». В тот момент моего видения мира я воспринимала все театры как скопление каких-то интриг, козней и тому подобного. Театральная атмосфера была мне неприятна, мне не хотелось в ней находиться. И моя реакция была такой: «Не-еет, какой театр, никогда туда не пойду, не хочу, зачем мне это надо?!». Но он стал уговаривать: дескать, уже договорился и пообещал. Говорил, чтобы все-таки сходила, хотя бы чтобы галочку поставить. Я согласилась: «Ладно, так уж и быть». Пришла туда – и попала в необычный театр. Потому что он маленький – кажется, максимум 100 посадочных мест. Штат тоже небольшой, и атмосфера в коллективе соответствующая – семейная, что ли. Придя туда, я почувствовала ее сразу. Там все отношения – в атмосфере любви, людям там важно друг друга поддерживать. Я встретила музыкального руководителя и режиссера, и как-то сразу произошло единение. Меня прослушали и сказали: «Все, мы вас ждем». Я подумала: как это так, я же вроде не собиралась никуда попадать! Но решила: раз так сложилось, надо пробовать. И, слава Богу, открыла для себя театр по-новому.
Долгое время я совмещала работу в театре Камбуровой с работой в хоровом коллективе. И благодаря этому театру стала обретать ту степень свободы и готовность, которая мне позволила впустить в себя тот голос, который всегда во мне жил, но до этого не открывался. Театр под руководством Елены Камбуровой, действительно, очень необычный, необыкновенный – ему сложно дать какое-то общее определение. Он музыкальный, но это ни опера, ни оперетта, ни мюзикл – в нем царит синтез жанров. У нас там есть и мультипликаторы, и народники-фольклористы, и эстрадники, и представители классической школы пения, и просто актеры – такое сочетание дает особый продукт.
С Еленой Камбуровой.
– Немножко расскажите о программах, которые Вы делаете в этом театре.
– Если говорить о театральных постановках, я принимаю участие в спектаклях Ивана Поповски, он еще и режиссер в оперном центре Галины Вишневской и театре Петра Фоменко, преподает в ГИТИСе. Эти спектакли немного экспериментальные. И, чтобы легче было понять, можно вспомнить про музыкальное направление «кроссовер», когда берется классическая музыка и преподносится миру в новой музыкальной аранжировке. У меня даже ролик есть: пою арию Царицы ночи в абсолютно классической манере, но под музыку, стилизованную под современную, с барабанными установками. К этому относятся по-разному: кому-то нравится, кто-то ругает, но такой подход привлекает большое количество людей, которые никогда бы просто так Моцарта не послушали. Не совсем кроссовер, но что-то похожее происходит в театре Камбуровой. Например, спектакль «Грезы». Он базируется на песнях Шуберта и Шумана, но где-то в нем вы вдруг услышите стиль босса-новы, звук бас-гитары, легкие вкрапления из других жанров. Это как бы перенос эпохи Шумана и Шуберта в наше время, но в то же время мы остаемся в их эпохе. И все это сделано с безупречным вкусом, музыку ничто не портит, в этом плане все очень в меру.
Надо отдать должное нашему музыкальному руководителю Олегу Синкину – он является автором практически всех аранжировок для спектаклей и концертных программ театра. И, конечно же, нельзя не сказать про тонкое чувствование процесса Елены Антоновны Камбуровой. Она, как камертон, является для нас ориентиром и «настройкой» на нужный лад.
Другой спектакль, «Абсент» – французская музыка. Там есть и французский шансон, и классика – например, «Болеро» Равеля, переложенное для четырех женских голосов и ансамбля музыкантов, это болеро мы поем. Сюжет «Абсента» – как будто мы, четыре певицы, находимся где-то в кафе с разной степенью опьянения, и после абсента у нас начинаются галлюцинации, видения. Здесь сюжет не привнесен извне, а подсказан самой музыкой. Так рождаются многие наши спектакли: собираемся командой и изначально выбираем музыку, подборку сочинений, и дальше из нее вырастает история. Иван Поповски говорит применительно к этому спектаклю примерно так: «Если вы знаете французский язык, на момент спектакля забудьте его, в данном случае это не имеет значения, потому что здесь важно то, как вы умеете впитывать в себя музыку, и у каждого родится своя личная история».
Есть еще ряд спектаклей. Например, «Времена…Года…» – это по «Временам года» Чайковского, Пьяццолы, Вивальди и Гайдна, опять же переложено на 4 женских голоса и инструментальный ансамбль. Есть спектакль «Победа. Реквием», в котором я выступаю еще и как автор идеи. Этот спектакль о войне глазами женщин, исполняется только женскими голосами.
Елена Антоновна всегда вдохновляет и благословляет нас придумывать что-то свое. И благодаря этому на базе театра родилась моя первая концертная программа «Рулады птиц, цветов благоуханье…», за ней «Танец для сопрано и струнных» – это мои сольные авторские программы, в основном, камерные. Потом у меня появилась программа «Есть такое ремесло», а сейчас, благодаря поддержке Колледжа искусств РК и гранта Главы Республики Коми, родился и «Музыкальный экспресс. Из Европы в Россию», который мы исполнили в Сыктывкаре в рамках празднования 75-летия колледжа.
С дирижером Владимиром Спиваковым. Февраль 2018 г.
– Записи Ваших программ где-то можно посмотреть?
– Отдельные фрагменты найти, конечно, можно. «Времена…Года…» целиком снимал телеканал «Культура», можно поискать телеверсию этого спектакля. Что касается моих авторских программ – кое-что есть на моих страничках в соцсетях, в том числе на YouTube.
– А как же академическая сцена? Вы ведь участвуете и в таких проектах.
– Да, в сезоне 2016-17 годов я сотрудничала с Камерным театром имени Бориса Покровского – сейчас он стал одной из площадок Большого театра. И за это время спела там все ту же Царицу ночи, Цербинетту в опере Штрауса «Ариадна из Наксоса», небольшую партию Амура в опере Глюка «Орфей и Эвридика», партию Тины Модотти в опере Калеки Ахо «Фрида и Диего», партию Фьориллы в опере Россини «Турок в Италии». Но там, опять же из-за моей любви к свободе, нам не удалось выстроить отношения – это система, требующая, чтобы человек работал только в ней. А у меня были другие предложения, все это было тяжело совмещать, поэтому со мной не стали продлевать сотрудничество. И сейчас я такая свободная птица. С одной стороны, это непросто, с другой – в этом есть свои привилегии. Сотрудничество с такими музыкантами, как Владимир Юровский, Владимир Спиваков, Владимир Ашкенази, Александр Сладковский, с самыми великолепными оркестрами мира – не каждый удостаивается такой чести!
– А какие партии еще хотелось бы исполнить?
– Как и любой женщине, мне нравится партия Виолетты в «Травиате» – это такая классика, которая мне близка: и музыка, и сама героиня. Люблю итальянскую музыку, французскую… Я открыта ко всем предложениям. Та же камерная программа, которую я исполнила в Сыктывкаре на большой сцене, прошла очень хорошо, получилось замечательное взаимодействие с публикой. В общем, есть масса идей, которые хочется осуществить.
После концерта в Сыктывкаре. Октябрь 2018 г.
– Какие качества, по-Вашему, нужны вокалисту, чтобы достичь мастерства, сделать карьеру?
– Если сказать в целом – нужно быть готовым к успеху. То есть пока к тебе не пришло никаких предложений, нужно к ним готовиться: учить языки, репертуар. Просто так ничего не приходит, и первое, что нужно – это работа, работа профессиональная и работа над собой, назовем ее духовной. Второе – это, наверное, ко всему прочему, коммуникабельность. То, чему нас не учат. Нас учат хорошо выполнять свое дело, а подойти и что-то спросить, попросить, узнать, пообщаться с коллегами или подойти к дирижеру и сказать: «Я хочу спеть то-то, не могли бы Вы послушать» – в этом ничего такого нету, не надо этого бояться. Сейчас многие говорят, что вокалист должен обладать здоровой наглостью, но я это называю не робеть, уметь общаться с коллегами и людьми, более высокими по статусу, уже чего-то добившимися. Ну и основное – уметь вставать и быстро восстанавливаться после каких-то неудач.
Вот эта комбинация из трех основных, на мой взгляд, составляющих, и определяет степень везения. Осознать все это мне помогло увлечение психологией. Я счастлива, что в свое время встретила замечательного психолога Юлию Владимировну Решетникову. Благодаря ей мне удалось на многие вещи в жизни взглянуть по-другому. Я до сих пор поддерживаю с ней связь, прохожу различные обучающие семинары. Это очень важно для любого человека, а особенно для представителей творческих профессий.
2018 год. В жаркой Доминикане и холодном Сыктывкаре.
– Как Вы себя сохраняете в тонусе и поддерживаете физическую форму?
– Как и все вокалисты, я стараюсь прислушиваться к голосу, уделять ему внимание и сильно не нагружать. Вплоть до того, что если много работы, приходится от чего-то отказываться. Потому что голос стирается быстрее всего, если ты его много эксплуатируешь в короткий промежуток времени. Второе, что для меня важно – уделять внимание телу. Йога, пилатес, какие-то танцевальные нагрузки, массажи – то, что оживляет тело, помогает не только хорошо выглядеть, но и продлевает жизнь голосу, потому что все у нас взаимосвязано. Если тело зажато, то и голос зажат, если тело освобождено, то и голос звучит. Ну, и если что-то происходит, стараюсь поддерживать себя натуральными продуктами: травушки-муравушки, имбирь, лимон, облепиха, клюква – это наше все. В критические моменты, конечно, приходится пить антибиотики, но не люблю и делаю это очень редко.
Беседовала Ирина САМАР
Фото из личного архива Н. Гулицкой.
