Михаил Бурдин. Вернуться на круги своя

Как нашему «заслуженному шаману» живется в Санкт-Петербурге?

Третий год Народный артист Республики Коми Михаил Бурдин живет в Северной столице. На родине он снискал славу пропагандиста коми народных инструментов, создателя и руководителя профессионального фольклорно-этнографического ансамбля «Зарни ань». А еще – «заслуженного шамана». Как он относится к этому имиджу и что связывает его с республикой сегодня, Михаил Николаевич рассказал в интервью «Региону».

– Как Вы чувствуете себя на новом месте?

– Я закончил в Ленинграде и консерваторию, и аспирантуру, поэтому для меня это было привычное состояние – вернуться в Санкт-Петербург и начать все сначала. Я возвратился на круги своя. Но, к сожалению, я пока себя тут не нашел.

– Но петербуржцы видят Вас на сцене?

– Есть субъективные вещи, которые пока этому мешают. Были в прошлом году два неплохих продюсера, которые заинтересовались, но, увидев меня с палочкой, отступились. Как сказал доктор, если вы хотите быть на сцене полноценным человеком, вам надо будет сделать операцию, ставить шарнир, это вас спасет. Такой вот Бурдин ­железный человек. Так что в прошлом году я шел к тому, чтобы здоровым выйти на сцену. Я поправился, надеюсь, что новый год внесет свои коррективы.

Задача минимум выполнена. Задача максимум – новый сольный проект, включая горловое пение. Но пока она тоже не выполнена: приболела супруга Люба. Как дальше сложится – не знаю. Постоянного концертирования нет.

– А непостоянного?

– Да, были очень интересные предложения. Дом национальностей приглашал меня выступать на стрелке Васильевского острова. Отзывы были очень хорошие, и меня пригласили выступить в Большом концертном зале «Октябрьский» 12 ноября. Я вернулся в свою консерваторскую юность. В то время я давал по три сольных концерта, причем в лучших залах Ленинграда, я играл в аспирантуре. Многие музыканты многое бы дали, чтобы выступить там. И сейчас мне было важно сделать это вместе с супругой. Три с половиной тысячи зрителей! Я ощущал дыхание зала. Организаторы сказали, что удивлены, что такого эффекта достигли всего два человека на сцене. Для меня это большое личное событие. Я достойно представил свою республику, землякам было бы не стыдно. Несмотря на то, что нахожусь на дистанции, я всегда себя связываю с Коми.

– Но Вы видите перспективы в Питере?

– Да. Но, наверное, я скромничаю. Я долго раскачиваюсь. Мы, коми, совершенно другие. У нас лес, таежные скрывища – и сами мы такие. А ведь у нас есть что показать – и много. Нужен продюсер. Все мы как-то в себе. В Питере живет не десять, и не двадцать, я думаю, тысяч сто выходцев из Коми.

– Почему Вы все-таки уехали?

– Выдавила меня из республики та ситуация, когда вся республика играет под фонограмму музыку Бурдина. А я сам не нужен. Можно все скачать из интернета, поставить спектакль, а меня в сторонку. Взять хотя бы ситуацию с национальным музыкально-драматическим театром. В авторах спектакля «Парма лов» я не указан, а между тем, это мое создание, и для меня это болезненно. Да, амбиции руководителя театра, которые не позволяют упомянуть меня, я тоже понимаю. Одно время были популярны рингтоны с моей музыкой – чистой воды пиратство. Но я не обижаюсь. Если жить с этими обидами, то, наверное, не выживешь как творческий человек.

Решение уехать в Питер было очень тяжелое. Многие собрались провожать меня, директор Центра Коми культуры Ольга Камаева говорила: «Как нам не хочется с вами расставаться!». Я ей предложил никогда не расставаться, а для этого присвоить Центру мое имя. «А сейчас мне надо уйти, оторваться от родной земли, дать себе прочувствовать, что это такое, кто я такой», – сказал я.

Плюс объективные причины: сын работает в Михайловском театре, ему нужна помощь. Мы помогли ему с жильем. Но кошки на душе скребли, решался я долго. Сейчас мне не хватает нашей ауры. В Питере я скучаю по Коми, а в Коми – уже по Питеру.

У Центра коми культуры есть амбициозные планы создать второй «Зарни ань» – это невозможно, конечно. Но если что-то удастся, мне придется приезжать почаще. Я надеюсь, что понадоблюсь тут. Никто не сможет помочь так, как человек, который прошел через это все. И я готов к наставничеству.

– Вы начинали в то время, когда народное было «немодным». Это было Ваше миссионерство. А профессионально Вы чем занимались?

– По образованию я «классик», в основном, фортепиано, балалайка и дирижирование. У меня в консерватории были хорошие педагоги, например, Феодосий Антонович Рубцов, выдающийся этномузыковед, композитор, тоже меня все направлял в фольклорные музыкальные традиции.

Вернувшись в Сыктывкар, я 11 лет работал музыкальным руководителем ансамбля «Асъя кыа». Очень жаль, что на юбилей ансамбля я не получил ни одного приглашения. Ни разу в филармонии не отметили это и не упомянули.

– Но прославились Вы благодаря ансамблю «Зарни ань» и народным инструментам, а не «Асъя кыа».

– Что такое ансамбль «Зарни ань»? Это прежде всего инструменты. Тут спасибо надо сказать Прометею Чисталеву за назидание. Я помню тот разговор. Рядом тогда сидел композитор Яков Перепелица, и он говорит мне: «Миш, ну, ты услышь его». «Я музыковед, – говорил Чисталев, – а ты практик, ты должен реализовать эти произведения». Я было сопротивляться: мол, я профессиональный музыкант с консерваторским образованием, что я буду делать с этими брунганом, сигудком, которые еще требуют какого-то дополнительного развития. Что я буду ими махаться? Чипсаны, п\ляны, ну, что это, в самом деле, несерьезно. И все-таки я его услышал. Причем это было то благодатное время – время двух столпов – Прометея и Перепелицы. Они защищали меня от нападок, в том числе, горкома, райкома, которые обвиняли меня в шовинизме, национализме, в том, что я начинаю организовывать сугубо национальный коллектив. А ведь у всех районов разное. Усть-куломцы, например, любят протяжные баллады, а у устьцилемов колоссальное богатство иных песен, камерных, которые они не исполняют. Может, им это и не надо, они ограничились своими хороводными песнями. Хорошо, что наша «Русь Печорская» это сохраняет.

Я был очень эмоциональным. Но это с рациональным сочеталось.

– Давайте вернемся к советам Чисталева и Перепелицы.

– Тот разговор в будущем развернулся в перспективе. Они говорили со мной только на коми языке. Представьте, Перепелица – выходец из Харькова, я всегда спрашивал его: «Почему вы со мной разговариваете на коми?». «Понимаешь, я люблю чистоту языка, мне приятно с тобой поговорить», – отвечал он.

– Кстати, насчет Вашего имиджа шамана. Вас даже иногда в шутку называют «заслуженный шаман Республики Коми». Как Вы к этому относитесь?

– Конечно, я никакой не шаман. Это мой сценический имидж, я пытаюсь проникнуть в языческие глубины не для того, чтобы шаманить. Это художественный вымысел, который есть у любого творческого человека – художника, писателя, музыканта. Я не в восторге от этого прозвища. Ну, кто такой шаман? Были какие-то вещи уникальные, когда мне говорили, что люди получали исцеление от моей музыки, но мне кажется, это когда человек сам очень хочет этого, и когда музыка созвучна ему, когда он с музыкой резонирует. Инструмент шамана – бубен, именно он вводит в резонанс. Вы заметили, что шамана без бубна не бывает? На самом деле, это ненормально. Это люди, отодвинутые немножко от «центрального мышления».

Я читал американского исследователя, который изучал северных шаманов. Когда приближается шаман к больному, он создает резонансное явление, человек начинает вибрировать, и иногда – иногда, подчеркиваю, – эти волны начинают воздействовать благотворно. Горловое пение – то же самое. Это вибрация волн. У меня горловое пение не такое, как у тувинцев. У них оно от того, что на связках вот такие вот узлы, за счет чего они издают эти звуки. Сжимая эти узлы, они как бы воспроизводят эту пленочную межузловую вибрацию. Благодаря этому они могут петь терцией, квинтой и даже аккордами. Я этого делать не могу. Мое горловое – не совсем горловое. Оно трахеально-лицевое. Я пою как классические певцы. Глубокая диафрагма – и все дела. Петь связками – бесполезно. Это физика пения, которую я хорошо изучил. Если я буду петь, как тувинцы, у меня будут проблемы с камерной музыкой. То есть надо выбирать – или горловое пение, или классическое. Поэтому я выбираю свои коми песни.

– А как Вы вообще нашли этот образ шамана?

– Вот когда наш известный археолог Элеонора Савельева с коллегами нашли в пещере этот амулет с шаманом, скачущим на одной ноге, я понял, что это не басни, что это было. Я представил эту пещеру, этот огонь, на улице дождь. И вот шаман, этот Пам, выходит на берег обрыва, а там Печора, и он обращается к небу – и у меня все сложилось. Еще помог режиссер Игорь Скляр. Надо было удивить гостей Конгресса финно-угорских народов в 1991 году, приехали иностранцы, скандинавы, эстонцы, гости из России. Он пришел ко мне 16 августа ночью: «Миш, нужно такое, чтобы небеса разверзлись, чтобы дождя не было, чтобы поняли, что у Коми есть лидер. Что они, иностранцы, хороводов не видели?» И уже на следующий день я это сделал, собрал ансамбль «Парма» – и вечером жахнули. Идет дождь, стадион, мы вышли на подиум – и выглянуло солнце. Я «отшаманил» – и праздник пошел. Потом снова пошел дождь, вызвали нас, – снова солнце. И до конца концерта уже не было дождя. Вот как это все начиналось.

Михаил Бурдин в родной деревне Зулэб Корткеросского района открывает музей имени себя. Август 2017 г. Фото Центра Коми культуры Сыктывкара.

– Ну, а по жизни Вы себя кем ощущаете – язычником, как древние коми, или христианином?

– Я верю в Бога, я верю в чудеса. Лишь по одной причине – что они со мной случались. Причем не один раз. Было несколько моментов, которые позволили поверить мне в Господа Бога по­-настоящему. Но в то же время и языческое во мне остается – как и у многих коми людей. В Господа верю, потому что Он несколько раз вытаскивал меня из такой ситуации, из которой я сам бы не выбрался. Явил Он себя в тот момент, когда меня, собственно, уже и не было. Это было на праздник Вознесения, который у нас в Зулýбе всегда особо отмечается, мне было 9 лет. Я купался с ребятами и утонул. И меня уже не было. Я шел по дну реки и машинально пытался за что-то уцепиться. Как уцепился – уже не помню. Очнулся я уже на берегу, когда меня вытащили и откачали.

Второе явление было при еще более ужасных обстоятельствах. Говорить не буду. Но это может случиться абсолютно с каждым. Но для чего-то Он меня вытаскивал. «Подожди, мол, ты еще нужен для чего-то».

– Свой 70-летний юбилей Вы отметили на родине – в деревне Зулэб. Почему это было важно?

– В 2018-м мы сразу два события отметили на родине: юбилей нашей семьи и мой. 9 августа, в день Святого Пантелеймона, впервые по средам стали регистрировать браки, и мы с Любой первыми в 1978 году зарегистрировали брак в этот день. А день рождения у меня 18 августа. Да, в 2018 году мне исполнилось уже 70 лет… Я не верю, хочется себя ущипнуть. Или вернуться на десять лет назад. В тот день рождения дал концерт в Зулэбе.

Весь юбилейный концерт мои односельчане приветствовали меня стоя. И я, наконец, понял, что мне надо было не с тем интеллектуальным, заумным, языческим, шаманским, ходить, а с более простым, тем, что ближе им. Язык общения, язык знакомых мелодий, но – на языке народных инструментов. Творческие поиски хороши в столице, а там надо проще. Даже двоюродная сестра после моего «сложного» концерта мне как-то сказала, что устала: хотела за что­-то зацепиться, а не за что было. А на моем концерте в Зулэбе она мне призналась, что ей так хорошо было, что она даже плакала. Общение более домашнее нужно. Теперь я это понял, надо это исправлять.

В этом году Зулэбу исполняется 210 лет, и я обязательно приеду поздравить его. Кстати, в Питере я коми музыки написал больше, чем за последние годы в Сыктывкаре. Я написал гимн своей деревни. Он будет под гармошку, с ударными…

Беседовала Полина РОМАНОВА

Фото Дмитрия НАПАЛКОВА (архивные).

Михаил Бурдин – основатель и руководитель оркестра народных инструментов при Государственном ансамбле песни и танца Коми АССР «Асъя кыа» (с 1974 года). В 1991 году стал художественным руководителем и директором Коми Республиканского театра фольклора. В 1995 году руководил творческой лабораторией при Государственном Центре народного творчества РК «Шондiбан». С 1996 года – руководитель профессионального фольклорно-этнографического ансамбля «Зарни ань». М. Бурдин – лауреат многих республиканских, межрегиональных и международных конкурсов народной песни. С 2017 года живет в Санкт-Петербурге.