Анатолий Журавлёв: «В оперный театр я попал из случайно остановившегося троллейбуса»
10 декабря заслуженный артист РК Анатолий Журавлёв отметит 30-летие творческой деятельности в Театре оперы и балета Республики Коми. Бенефис артиста приурочен к премьерному показу оперы П.Чайковского «Пиковая дама». Публика успела соскучиться по произведению, поставленному в 1993 году Ией Бобраковой, но в театре не стали восстанавливать прежнюю постановку, новую версию создал главный режиссер театра Илья Можайский.
На многие годы основным исполнителем партии Германа в первой постановке, шедшей в Сыктывкаре до 2014 года, был Анатолий Журавлёв. На её первом показе новой версии партию Германа исполнил москвич, солист музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Николай Ерохин, в партии Лизы выступила уроженка Сыктывкара, ныне солистка театра «Зазеркалье» в Санкт-Петербурге Ольга Георгиева Второй премьерный показ «отдан» артисту, который сам отдал сыктывкарскому зрителю уже три десятилетия, исполняя самые разные партии и роли в операх, опереттах, мюзиклах и детских спектаклях. Накануне юбилейного вечера «Регион» расспросил артиста о начале творческого пути – той части, что была до Коми и потому не известна нынешним зрителям, и о других моментах творческой и личной жизни.
— Как вы стали солистом оперы? Почему выбрали эту профессию, где и когда учились?
— Это целая история из серии «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Цепочка случайностей, которая привела паренька с баяном из рабочего посёлка к ведущим партиям в лучших мировых операх. Я окончил как солист-вокалист вечернее отделение Саратовской государственной консерватории, причем поступил туда только со второго раза и семь лет спустя после первой попытки.
Родился я в Рязани, но в год от роду переехал с родителями в Саратов, его и считаю родным. Мои родители были рабочими на электроламповом заводе: папа – наладчиком электронной аппаратуры, мама – испытателем электронных ламп. Правда, папа хорошо пел на свадьбах и юбилеях, у него был тенор, а мама была прекрасной артисткой по жизни: надо было видеть, как во времена дефицита, используя недюжинные актёрские способности, она «добывала» для семьи без очереди кур. Мы жили в заводском посёлке, и там постоянно звучали русские народные песни. Когда учился в пятом классе средней школы, к нам пришли педагоги из музыкальной и спросили, кто хочет у них учиться. И я пошел за компанию с другом! В заводской школе были лишь фортепиано и баян. Я выбрал баян. Родители купили мне недорогой инструмент, я начал заниматься.
Музыкальную школу окончил в 10-м классе, и передо мной встал выбор: идти в музыкальное училище или в политехнический институт на инженера – по математике и физике у меня были сплошные пятёрки. И я решил: в музучилище экзамены в июле, в политехе – в августе. Если не поступлю на «лирику», позже пойду на «физику». А меня в музыкальное училище взяли! Учился там 4 года, и нагрузки были бешеные! Играть надо было по 4-5 часов в день, потому что в училище основной упор делается на технику владения инструментом – чтобы потом поступить в консерваторию! И это не только народные песни, но и обработки самых разных композиторов, от Баха до Шостаковича. И я еще больше, нежели в музыкальной школе, соприкоснулся со всей этой музыкой – в основном, классической…
И в 1975 году, окончив училище как один из лучших учеников, я поступаю по специальности баян в консерваторию, но не добираю всего один балл! Было так обидно, что я три дня пластом лежал! Я ж тогда не понимал, что Господь приготовил мне подарок гораздо лучше, чем тот, что я искал, что таким «жестоким» образом судьба толкает меня на нужный путь. Бывает, что после причины сразу идёт следствие, а случается, что причина выливается в результат много позже. Результат этого одного недополученного балла у меня проявился лишь спустя семь лет…
В Саратове еще есть пединститут, в нем – музыкальный факультет и та же специальность «баян». Ну, я туда и поступил: баян, он и есть баян, какая разница, где играть. Причем, потом мне говорили в консерватории: зачем ты забрал документы! Подумаешь – один балл. Единственный абитуриент, опередивший тебя, скоро ушёл, место освободилось, и мы бы тебя взяли! Так что, не забери я тогда документы, сейчас был бы педагогом по баяну. Но, видимо, так было предопределено судьбой, и я поступил в пединститут.
Я же тогда не знал, что музыкальный факультет готовит учителей пения! И там пошло пение, хоровое дирижирование… В результате мне сказали: «Анатолий, у вас хороший голос (некоторые добавляли: похожий на Лемешева!), вам надо учиться на вокалиста». На третьем курсе стал брать частные уроки по вокалу, и мне стало особенно тяжело доучиваться, хотел вообще бросать институт… Тем более что меня, шедшего на красный диплом, на последнем IV курсе сильно расстроил преподаватель по научному коммунизму, поставивший жирный «трояк»! Сейчас смеюсь, что уже тогда был «идеологическим диссидентом», а тогда было страшно жаль потраченных сил, времени, энергии, которые я оторвал от учебы по специальности, посвятил научному коммунизму, материализму и прочей диалектике, а красный диплом мне всё равно срезали… В итоге получил образование дирижера-хоровика, учителя музыки, но по этой специальности не работал ни дня. Меня по распределению направили в город Энгельс – 35 минут от Саратова на электричке. Я подумал: буду ездить туда на работу, а сам учиться в Саратове вокалу частным образом.
Приехал, а мне говорят: «Вы нам не нужны». И направили в другое место, на край Саратовской области – туда надо было уже часа два на автобусе ехать. Я возмутился, пошел в гороно и заявил: «Вы меня обманули, я туда не поеду!». Там тоже возмутились: как это не поедешь?! Тогда, дескать, придется выплатить все деньги, потраченные государством на мое обучение. Но я упёрся, и мне сказали приехать завтра. А на следующее утро…. ну, это судьба! Еду в гороно, и на одной остановке мой троллейбус надолго остановился. То ли электричество закончилось, то ли в пробке встал…. И вот он стоит, двери открыты, а через дорогу – оперный театр. Я смотрю на него и говорю себе: «Анатолий, а ты же в пединституте в хоре на все партии первым номером стоял! Сходи в театр оперы и балета – может, тебя в хор возьмут?».
Вышел из транспорта и пошёл в театр. Прямиком к главному хормейстеру: я такой-то. Хормейстер Анна Андреевна радуется: «Ой, нам так нужны тенора!». А потом узнаёт, что я только что окончил пединститут, и сразу расстраивается: «Вы нам не подходите, у вас же распределение». Но решила сходить с моей «проблемой» к директору. А тот засмеялся: «Никаких проблем, идите прямо сейчас на репетицию!». Оказалось, он просто решил ходатайствовать о разрешении мне отработать в учреждении не Министерства просвещения, а Министерства культуры. В конце концов, если молодой специалист нужен в другом месте, не все ли равно, куда он пойдёт! И три года после пединститута я отработал в театре оперы и балета! А уже там стал поступать в консерваторию. В первый раз меня не отпустили, а во второй я заявил: «Если не отпустите, уйду из хора!». В театре был дефицит теноров, так что там дали мне направление, и я спокойно поступил на вечернее отделение. Проучился с 1982 по 1987 годы.
— У кого вы учились в консерватории?
— Мне опять повезло. Я уже знал там всех педагогов. И когда меня распределили к одной преподавательнице, о которой я был невысокого мнения, я заупрямился: не буду у нее учиться – не хочу! Ректор мне: «Вы останетесь без педагога!». А я ему: «Хочу только к вам!» — он был еще и доцентом, профессором. Но он не мог меня взять – у него класс был битком. Думали, что со мной делать, весь сентябрь. А потом подходит ко мне этот профессор и говорит, что к нему в аспирантуру поступил его же ученик. Согласен ли я работать с этим аспирантом, а сам профессор будет иногда контролировать?
Мне деваться некуда, тем более что этого аспиранта я знал по театру – это Сергей Николаевич Алексашкин. Сегодня он известнейший бас, солист Мариинского театра, заслуженный артист РСФСР и народный – России. А тогда был ведущим солистом Саратовского театра оперы и балета, мы с ним там встречались. Он всего на три года старше меня, но по вокальному развитию превосходил меня лет на 20 – безумно талантливый человек! Мы с ним начали заниматься. Конечно, никакого контроля со стороны профессора практически не было – у него и без меня студентов хватало. Но Алексашкину надо было доказать, что он педагог, а мне надо было научиться пению. Так что я его первый выпуск, он на мне заработал «отлично», ну и я с ним тоже получал пятёрки.
Правда, после моего второго курса Сергей Николаевич на семь месяцев уехал на стажировку в «Ла Скала». Остался я без педагога, и на экзамене по специальности мне профессор-ректор заявил, что они с коллегами хотели поставить мне два балла как профнепригодному. Но решили пожалеть, поставить тройку и посмотреть, как «запою» по возвращении преподавателя и что со мной потом делать. Все-таки мне повезло, что Алексашкин был его учеником! Вся кафедра, конечно, молчала. Когда Алексашкин вернулся из Италии, к нему в класс набивалось по 10-15 человек – все приходили послушать человека, который учился на родине оперы! Конечно, с его приездом у меня снова пошли сплошные пятерки – до самого выпуска. В 1987 году, после диплома, меня взяли в Саратовский театр уже солистом как «русского тенора» (то есть на лирические партии в русских операх), а в 1989-м Сергей Алексашкин уехал в Кировский, ныне Мариинский театр…
— Как же в сентябре 1991-го попали в Сыктывкар?
— В Саратове проходила ярмарка вокалистов. Там меня увидел Юрий Леопольдович Главацкий – ведущий солист и на тот момент директор сыктывкарского театра. Он и пригласил меня на работу лирическим тенором – на партии Ленского, Лыкова в «Царской невесте» и так далее. Это уже потом главный режиссёр Ия Петровна Бобракова решила поставить «Пиковую даму» и выбрать Германом именно меня. Я решил, что попробую, но если голосовой аппарат начнёт отказывать, потом откажусь от этой партии. Однако голос выдержал, и после Германа пошли другие подобные роли: Каварадосси («Тоска»), Отелло, Хозе в «Кармен»… Сегодня это мои самые любимые партии. Так я и переквалифицировался из лирического тенора в драматические. Или лирико-драматические, потому что и Ленский, Лыков, Князь в «Русалке», другие лирические герои оставались в моём репертуаре.
А Герман стал моей самой любимой партией. Поэтому я был просто счастлив, что новая постановка «Пиковой дамы» выпала на год 30-летия моего приезда в Коми, и руководство предложило мне отметить юбилей на премьере этой оперы.
Правда, первое знакомство с театром в Коми у меня было гораздо раньше. Когда я учился на 4-м курсе консерватории, я написал письмо в сыктывкарский театр, что хочу приехать на прослушивание. Мне ответили: «Приезжайте!». Дело в том, что я ходил в вокальный кружок саратовского Дворца культуры просвещения, а затем учился в консерватории с Владимиром Ивановичем Гусевым – родным братом тогдашнего главного режиссёра театра Сергея Ивановича Гусева. Владимир мне и рассказал про театр в Коми, и меня туда пригласили. А я что-то подумал: далеко, тяжко… И не поехал. Через год опять написал, и мне снова сказали: «Приезжайте!». Но тогда я уехал в Чебоксары – пусть всего на два месяца, а затем вернулся в Саратов, но и тогда с Сыктывкаром не сложилось. И лишь на третий раз Юрий Главацкий уже всё-таки «вытащил» меня сюда.
На этой сцене мне довелось исполнить более 60 самых разных партий в спектаклях всех жанров, что тут идут. Считаю, что мне очень повезло, что художественным руководителем здесь была Ия Бобракова. Её приоритетами были опера и классическая оперетта, у неё было во многом авантюрное стремление даже при скромных возможностях ставить лучшие произведения и авторитет, чтобы «пробить» такие постановки у начальства. И получалось! Сама по первому образованию певица, она любила певцов и заботилась о них. С её подачи музыкальный театр стал театром оперы и балета. Жаль, чуть-чуть не успела довести его до статуса Академического… Это не только другой уровень, но и больший штат, выше зарплаты.
Здесь, действительно, и театр замечательный, и зритель – прекрасный, душевный, радушный, который тебя любит, заранее тебе рад и готов простить любые недочёты и ошибки. Единственная проблема – далеко от родных, двое суток на поезде, навещать их я мог только раз в год в отпуске, позже – летом и в новогодние каникулы. Когда-то у меня оставались в Саратове родители и брат, сейчас – только брат…
— Тем не менее, сейчас две ваши взрослые дочери живут в Питере. Насколько им передался талант родителей-артистов театра, музыка присутствует в их жизни?
— Старшая, Дженальдина с детства занималась музыкой, и сейчас она музыкант-педагог, в музыкальной школе учит детей играть на скрипке и альте. А младшая, Кристина, стала веб-дизайнером.
— Кстати, почему у Дженальдины такое необычное имя?
— Назвали в честь тёщи. Её родители в своё время смотрели какой-то итальянский фильм с героиней ДжеРальдиной. Но свою дочку назвали ДжеНальдиной, а она так же назвала свою внучку. Причём, в повседневной жизни тёщу обычно называли Диной, а дочку по-домашнему называем Дженни.
Беседовала Ирина САМАР
Фото предоставлены Театром оперы и балета РК
