Трагедия борта 65120

Катастрофа самолета Ту-134 в июле 1986 года под Сыктывкаром и сегодня, по прошествии 30 с лишним лет, оставляет много вопросов. То и дело в интернете встречаются запросы на информацию по этой трагедии, люди ищут хоть какие-то подробности. Нам удалось разыскать самую подробную, обстоятельную публикацию о тех событиях. В марте 1990 года журналист республиканской газеты «Молодежь Севера» Вадим Гетманенко провел собственное расследование катастрофы Ту-134. Его материал был опубликован в трех номерах «Молодежки». С некоторыми сокращениями мы предлагаем его вашему вниманию.

2 июля 1986 года в 10 часов 27 минут на удалении 75 километров от Сыктывкара при вынужденной посадке на лес потерпел катастрофу самолет ТУ-134. На борту находилось 92 человека, в том числе 19 детей. Погибли 51 пассажир и 2 члена экипажа.

Тогда о трагедии с самолетом сообщили республиканские и центральные средства массовой информации. Была назначена компетентная комиссия. Однако до сих пор результаты ее расследования не обнародованы…

Рейс 2306 Воркута – Сыктывкар – Москва ничем особенным не выделялся. Все было в норме, если не считать дождливой, холодной погоды, так не подходящей к июлю. У экипажа не было претензий к авиатехникам. У пассажиров не было жалоб на неудобства во время полета. В Сыктывкар прибыли по расписанию. Кратковременная стоянка. Дозаправка двигателя, небольшой техосмотр, бутерброды, кофе для экипажа – и в путь. Как обычно, у касс и диспетчера по транзиту куча мала – желающие улететь в Москву. А на «тушке» пять свободных мест. Два места уступили болгарским гражданам, ну а три остальных – счастливчикам из очереди.

Минут через пять после взлета бортпроводница Валентина Кучаева прошла по салонам. Кое-кто из пассажиров уже устраивался поудобнее поспать, кто-то читал газеты, дети, как обычно, липли к иллюминаторам. Стюардесса вернулась к себе, «за кухню» — так они с бортпроводником Женей Казаковым называли небольшой закуток со столиком и ящиками с минеральной и лимонадом.

Валя уже пересчитывала выручку за проданные пассажирам сувениры, когда из кабины экипажа вышел бортмеханик и направился в сторону заднего багажного отделения. Чтобы лучше видеть пассажиров, девушка распахнула шторки в салон…

Из магнитной записи радиообмена борта 65120 с диспетчерскими пунктами.

… — Я – 120. 140 километров удаление, разворачиваемся влево, посадку в Сыктывкаре.

— 120-й, причина? Разворот разрешаю, какую высоту будете занимать?

— Приступил к снижению. Пожар в заднем багажнике!

— 120-й! Понял! Снижайтесь!

— Я – 120-й. Пересекаю высоту 6.000 метров. Началось… Обеспечьте заход с прямой, 147 километров – удаление…

— 120-й, понял, заход обеспечим, снижайтесь!

— Зона свободна…

— Понял.

— 120-й, ваша высота?

— Две тысячи.

— До какой будете снижаться?

— До безопасной. В салоне полно дыма.

…- По локатору вас не наблюдаю. Последний раз виде на удалении 135 километров.

— У нас удаление 107. Дым в салоне, проникает в кабину! Садимся на лес…

… Бортмеханик вернулся через полторы минуты, в голосе тревога: «Дым в заднем багажнике, командир»… Дубровский передал управление второму пилоту: «Пошли». Пересекли с бортмехаником пассажирские салоны. Чуть приоткрыли дверь в багажник – там стоял густой, едкий, белый дым. Показалось, что мелькнуло пламя. Прикрыв дверь, командир стремительно вернулся в пилотскую: «Бортмеханик и второй пилот, быстро – с огнетушителями…» Скрывать от пассажиров было уже нечего. Только чуть приоткрыли дверь, как обдало горячим воздухом и едким дымом. Второй пилот встал на колени и направил струю из огнетушителя вкруговую по левому борту. Второй огнетушитель разряжал уже лежа на полу, голову невозможно было поднять из-за сильного жара. Уже не глядя друг на друга, бросили пустые баллоны. Доложили: «Пожар не потушен, необходима срочная посадка!»

Из опроса пассажиров комиссией.

В.Брызгалов, рабочий, Воркута:

— Дым стал появляться в первом салоне. Кто-то из пассажиров закричал «Надо сажать самолет, а то все задохнемся!». Стюардесса объявила, чтобы женщины с детьми прошли в ее помещение к кабине пилотов.

Ю.Рожков, рабочий, Воркута:

— Из-за дыма почти ничего не было видно. Я взял ребенка и пошел с ним вперед. Дышал через подголовники с сиденья.

Стюардесса, сдерживая дрожь в голосе, вышла в салон и в микрофон попросила пристегнуть ремни, не волноваться и оставаться на своих местах. Женя Казаков, бортпроводник, достал второму пилоту кислородный прибор с противогазом.

Дым распространялся очень быстро. Началась паника. Пассажиры, в основном женщины с детьми, кинулись вперед. Сбились впритык к кухне. Дети охрипли от крика. Женя на руках стал переносить их в передний багажник. Там дыма было меньше. Пассажиры, кто еще мог ориентироваться в дыму, из второго салона перебежали на свободные места в первый. Все задыхались, просили помощи, стремились пройти вперед. Вдруг раздался очень громкий мужской голос: «Всем сидеть! Без паники!ВЫ что, хотите, чтобы мы все упали?!» Это был один из пассажиров, позже погибший. Людской гул, крики, плач стали понемногу стихать. Слышался только надрывный кашель и хрип. От дыма слезились глаза. У многих изо рта и носа пошла кровь. Проводники смачивали полотенца и передавали их пассажирам.

Из опроса членов экипажа.

Бортпроводница В.Кучаева:

— Пассажир, по виду южанин, оказавшийся в нашей «кухне» одним из первых, все время требовал открыть дверь. Я как могла умоляла его отойти. Мы давно уже снизились, но дверь все-таки открывать не стали, понимали – достаточно немного кислорода, чтобы все вспыхнуло еще в полете. Как могла успокоила его, попросила помочь открывать бутылки с лимонадом. Больше до самой посадки я его не видела. Он куда-то исчез. Использовать переносные кислородные баллоны, которые находились сзади, во втором отсеке, не удалось – пройти туда было практически невозможно из-за дыма и лежавших в проходе людей. А дать пассажирам кислородную маску я не решилась – боялась, что начнется за нее драка. Что-то по внутренней связи говорил командир, но из-за крика детей я не разобрала. У меня изо рта и носа пошла кровь. Мне казалось, что еще несколько секунд, и мы все умрем. Самолет резко поворачивался на лес. При посадке сильно бросало. Я помню, как задевали деревья. Шум свалившихся деревьев отчетливо стоял в ушах…

В.Дубровский, командир экипажа:

— Снизившись до высоты 1.200 метров, вошли в сплошную облачность, да еще с проливным дождем. До Сыктывкара оставалось километров 100. Я убрал шасси. Краем глаза увидел, как механик готовил свою дымозащитную маску, моя лежала рядом на левом пульте. Спросив штурмана о безопасной высоте, стал снижать самолет до выхода на визуальный полет. В это время в кабину вошли второй пилот и бортмеханик, сказали, что в салоне обстановка критическая. Тогда решил взять курс на дорогу Визинга – Сыктывкар. Дима Кулешов, второй пилот, стал помогать в пилотировании. Где-то на высоте 150-200 метров открылась земля. Видимость из-за дождя была настолько ограничена, что включил «дворники». Спиной чувствовал за собой пассажиров. «Встал» на левый вираж и продолжал искать хоть какую-нибудь лужайку или болото. Слева промелькнула деревушка. Снова вошел механик, дотянулся до правой форточки и приоткрыл ее. Пилотская кабина сразу стала наполняться дымом. Приказал немедленно закрыть. Механик уже почти закричал, что пассажиры задыхаются. Я ответил: «Секундочку»… и увдел болотце. «Встал» в правый крен, чтобы попасть на него, но понял, что на этой высоте и при такой видимости этой бесполезно. Дал команду экипажу: «Садимся прямо перед собой». Снизился почти до макушек деревьев и выключил двигатели.

Из магнитной записи радиообмена борта 65120 с диспетчерскими пунктами.

— 120-й на высоте 400 вышел в горизонтальный полет…

— Понял.

— 120-й выходит к дороге, высота 450, скорость 400.

— 120-й, говори координаты!

— Идет к дороге.

— Что за дорога?

— Удаление 70, курс 10, идет к дороге.

— 120! Азимут! Азимут, если можно, пожалуйста!

— РСБН у них не работает…

— Я его не наблюдаю…

— Борт не выходит на связь!

— 120-й садится на лес…

— Спросите удаление…

— 120-й не отвечает…

Самолет шел на вынужденную посадку не резко вниз, а плавно, по полметра срезая верхушки деревьев. Отваливались мелкие детали. После удара о землю оторвались шасси, они смягчили удар м не дали машине сразу же развалиться на части. Затем отвалились крылья, и фюзеляж продолжал двигаться самостоятельно, взрыхляя землю кабиной штурмана…

С новой силой огонь вспыхнул сразу после остановки. Самолет переломился в нескольких местах. Дождь шел не переставая. Огромные сосны, обступившие со всех сторон место трагедии, заслоняли и без того серое, тяжелое небо. Оставшиеся в живых после посадки люди метались по салону, ища выход в сумеречном дыму. Некоторые, нащупав двери запасных выходов, пытались открыть их, но тщетно: почти все после удара о землю заклинило. Те, кто находился рядом с разломом в первом салоне, бросились к нему.

Из опроса членов экипажа.

В.Кучаева, бортпроводница:

— Женя Казаков с большим трудом открыл дверь в багажнике, но не полностью. Пассажиры, стоявшие рядом, бросились к выходу. Помню, что первым выпрыгнул тот самый южанин. Женя помогал пассажирам выбираться наружу. Я спустилась на землю и принимала детей, которых без разбора кидали мне на руки. Последнюю женщину Женя еле вытащил, она не могла двигаться – у нее были переломы. Рядом, держась за нее, плакал ее сынишка лет четырех-пяти. После этого зайти в салон было практически невозможно – там полыхал огонь.

Из опроса пассажиров комиссией.

Ю.Рожков:

— Хотел выбить иллюминатор. Одно стекло вылетело от удара пустым огнетушителем, валявшимся тут же, второе – не смог. Пошел, задыхаясь, на ощупь вперед. Дыхания уже не хватало, когда почувствовал сильный жар и увидел полыхнувший рядом огонь. Казалось, что я здесь совсем один. Никого из пассажиров вокруг не было. Рванулся вперед и увидел небольшой просвет и землю. Там, внизу, стоял маленький мальчик и кричал.

Н.Махов:

— Выходили через правую дверь. Выскочившие первыми мужчина и женщина сразу же убежали в сторону леса. Я подхватил чью-то девочку и вынес ее из самолета. Потом женщину со сломанными ребрами, от боли она потеряла сознание.

Пассажир Александр Новиков, превозмогая боль, помогал спасать детей (позже он скончался от ожогов, у него было поражено 70 процентов кожи). Он взял из разлома на руки девочку, поставил на землю. За девочкой рванулась очень полная женщина, видимо, ее мать. Она наполовину втиснулась в разлом и застряла. Не могла двинуться ни назад, ни вперед. За ней слышались крики, стоны, плач. Огонь был уже рядом. Ее дочь стояла на земле и все видела… Никто ничего не мог сделать. Ни те, ужеживые, которые стояли внизу, ни те, еще живые, кто остался в горящем самолете. Эта женщина так и сгорела заживо в проеме.

Когда вытащили последнего пассажира через дверь переднего багажника, Валентина Кучаева и Женя Казаков побежали к кабине экипажа. Снаружи, через разрушенную носовую часть увидели второго пилота, который освобождал заваленного бортмеханика. Тот был весь в крови, со следами множества ран, и сильно стонал. Они вытащили механика, прислонили спиной к дереву неподалеку. Потом помогли выбраться пилоту. Он, цепляясь за кусты и деревья, прошел метров десять и рухнул на землю. Как потом оказалось, у него был сломан позвоночник. Проводники бросились к командиру и через развороченную форточку помогли ему выбраться наружу. Штурмана нигде не было. Его нашли позже, с оторванной ногой. Он до самого последнего момента, до самого приземления, находился на своем месте, и при ударе его вышвырнуло из самолета.

Из опроса членов экипажа.

В.Кучаева:

— Пассажиры плакали, и было такое чувство, что все сошли с ума. Многие смотрели на нас пустыми глазами и никак не могли понять, что мы говорим. Только когда командир произнес: «Уводите людей, взрыв», шок понемногу стал проходить. Мы с Женей бегали, кричали, собирали людей в одно место. Очень кружилась голова. Все время поташнивало. Только отошли от самолета немного в лес, как раздался взрыв. Собрать сразу всех не удалось. Многие пассажиры лежали на земле – не могли двигаться. Поэтому разделились на две группы. Развели костер. Перетащили к нему ближе женщину и второго пилота. Я окончательно выдохлась, не могла поднять голову – так сильно она кружилась. Сюда же, к костру, минут через 20 подошел южанин, он был совершенно здоров, но помогать раненым отказался. Дождь лил все сильнее. Было очень холодно, костер затухал. Надо было что-то делать. Я попросила разорвать мою рубашку, из которой сделали полоски для навеса. Все сидели кучкой, прислонившись друг к другу, и сильно дрожали. Помню, что в тот момент был очень сильно обостен слух. Нам вдруг показалось, что где-то невдалеке проехал трактор. Его слышали все.

Люди ждали вертолета, помощи. Но время шло, а спасателей все не было. «А найдут ли нас?» — то и дело слышались вопросы. Бортпроводники старались говорить уверенно, убеждали, что все будет хорошо, что их обязательно найдут. Часа через три Евгений Казаков с одним из пассажиров решили пойти на поиски деревни. Но их отговорили. Прошло еще немного времени, и у многих женщин началась истерика. Они начали кричать, плакать. Раздались еще два глухих взрыва. Неподалеку догорали остатки самолета. Вдруг все напряглись. Был ясно слышен гул вертолета. Он кружил над лесом, над измученными людьми, не имея возможности тут же приземлиться и увезти их от этого кошмара.

В 10 часов 12 минут утра был объявлена тревога аварийно-спасательной команде аэропорта. Подготовлена поисково-спасательная группа. Подняты на ноги пожарные, милиция, скорая помощь. Как только было получено сообщение о посадке 120-го, на поиски вылетели вертолет МИ-2 и самолет АН-2. Но обнаружить место катастрофы они не смогли. И только после 13.00, после анализа всех данных о самолете, в район возможной посадки был направлен МИ-8 с поисково-спасательной группой. И где-то через полчаса им удалось выйти на место катастрофы. Неподалеку был высажен десант для вырубки леса и подготовки площадки для посадки спасательных машин.

Н.Борзыкин, фельдшер Сыктывкарской городской скорой помощи, рассказывает:

— Долго сидели в аэропорту. Ждали. Наконец, сели в вертолет и полетели. Кружили над лесом. Видимость была отвратительная: низкая облачность, дождь. Заметили дымок. Спустились почти до верхушек деревьев. Вроде бы, разбившаяся «тушка». Выбрали поляну для посадки. Но сесть вертолетчик не решался. Опасно. Снизился до земли насколько мог. «Прыгайте». Спасатели спрыгнули. Их начальник повернулся к нам и сказал: «Ну а вам, наерное, делать здесь уже нечего…» Сейчас я с ужасом думаю: а если бы мы послушали его и не выпрыгнули? Ведь там лежали обожженные, раненые люди, ждущие от нас помощи…

Люди четыре часа ждали, когда их найдут. А когда наши, то не могли ни напоить, ни обогреть, ни накормить. У спасателей не было даже рации, чтобы держать связь с внешним миром. Пользовались рацией пожарных, пока она не села. Мы отдали людям все теплое белье, которое было на нас. Приходилось отпаивать людей спиртом, чтобы хоть как-то согреть их. А пострадавшие с ожогами? Ведь для их спасения дороги буквально минуты. Но не было даже носилок. Пришлось нести больных и раненых через лес на себе. Слава богу, что хоть в городе нас встретили нормально. Были перекрыты дороги, и раненых без помех доставили в республиканскую больницу, где для них были выделены отдельные палаты.

Когда спасатели вышли к самолету, вернее, к тому, что от него осталось, им открылось ужасающее зрелище. Весь покореженный, с оплавленными бортами, он лежал как огромная обгоревшая лодка. А в ней в страшных позах обугленные черные трупы.

При судебно-медицинском исследовании останков погибших было обнаружено, что в 14 случаях причиной смерти послужило отравление угарным газом, а в 37 случаях причина не установлена «ввиду обугливания трупов», как было сказано в документах. В катастрофе погибло семеро детей. Александр Новиков скончался в больнице. В самолете погиб гражданин Болгарии. Останки погибших были кремированы и развезены родственникам. Были выплачены денежные компенсации.

Могло ли все закончиться иначе для экипажа самолета и его пассажиров? Я слышал самые противоречивые мнения специалистов. Одни говорили, что командир мог повести машину на аэродром в Котлас, будто бы туда было ближе, чем до Сыктывкара, и вообще Дубровский выбрал не лучший вариант – посадку на лес. Другие восхищаются мужеством и выдержкой командира и его экипажа. Посадить такую технику, в таких условиях (пожар, дождь, низкая облачность), да еще спасти часть пассажиров – на это способен не всякий профессионал.

Конечно, прикидывать варианты сегодня несложно. Значительно труднее это сделать, когда у тебя за спиной 86 перепуганных насмерть людей, дым, пожар, и в любую секунду может произойти все что угодно – от взрыва на борту до страшной паники, когда обезумевшие люди сметают все на своем пути. Поэтому, мне кажется, пусть все досужие разговоры останутся на совести тех, кто думает, что у командира были время и возможность принять другое, более верное решение.

Так отчего же загорелся борт 65120? Над этим вопросом не один месяц ломали головы московские эксперты. Ведь от самолета мало что осталось, определить причину возгорания было очень сложно. Так и не придя к общему мнению, специалисты оставили в материалах расследования несколько версий.

Первая. Короткое замыкание проводов в подполье заднего багажника с последующим возгоранием электропроводки.

Вторая. Возгорание самовоспламеняющегося вещества, возможно какой-либо жидкости, провозимой одним из пассажиров – досмотр вещей, сданных в багаж, не предусмотрен. Возможно, бутыль с такой жидкостью при встряске разбилась, и содержимое пролилось через щели в пространство под полом, где от высокой температуры воспламенилось.

Была еще и третья. Среди сгоревших вещей пассажиров была обнаружена бензопила, вернее, то, что от нее осталось. Выяснили, что она принадлежала гражданину Болгарии. Стали выяснять, была ли она заправлена, но оказалось, что пилой ни разу не пользовались, бензобак был пустой.

Со стороны членов комиссии были и претензии к экипажу. Спору нет, все замечания комиссии были, что называется, по делу. Но ни одно из них, даже будь оно выполнено, не могло помешать катастрофе…

В.ГЕТМАНЕНКО

Газета «Молодежь Севера», 25,28,30 марта 1990 г.