Желанный гость с Лазурного берега

Чем покорили Себастьяна Каньоли коми культура и язык?

Каких-то двенадцать лет понадобилось инженеру-айтишнику Себастьяну Каньоли, чтобы понять: в Париже он занимается не своим делом. Сына преподавателя английского языка и дизайнера-архитектора угораздило стать технарем. Однако лирик в душе Себастьяна все-таки победил физика. Он увлекся сначала финской литературой, а потом и коми. В ноябре 2018-го Каньоли приехал в Коми уже в двенадцатый раз. Причем коми язык Себастьян знает практически в совершенстве, а вот на русском заучил всего несколько фраз. Поэтому беседовать с французским исследователем нам пришлось с помощью его друга и переводчика Леонида Даньщикова.

Таких сосулек в Ницце не увидишь!

– Себастьян, когда ты впервые попал в Россию?

– В 2004 году, в Петербург. Там я нашел несколько книг на карельском и вепском языках – они похожи на финский, переводами с которого я занимался. Затем решил переключиться на другой язык этой же группы.

Мое внимание привлекла карта Коми, я вообще люблю всевозможные карты (даже на визитке Себастьяна Каньоли – карта побережья, где расположена Ницца). Коми расположена на той же широте, что и Финляндия, занимает огромную территорию. Мне стало интересно, и в 2006 году в интернете я нашел произведения Михаила Лебедева. Перевел с коми на французский его «К\рт Айку», затем «Яг Морт». Коми язык показался мне очень музыкальным, понравилось работать с его ритмом. Это доставило мне огромное удовольствие, и я захотел поделиться этим с французским читателем, потому что тех, кто читает на языке Расина и Мольера, больше тех, кто читает на языке Савина и Лебедева. Работа с переводом позволила выучить язык и при переводе соблюсти правильную композицию, чтобы и на французском это так же хорошо звучало.

Себастьян на уроке коми литературы в школе села Ыб.

– Но чтобы переводить с коми на французский, необходимо знать и русский язык.

– Русского я не знаю до сих пор, понимаю только простые фразы. Действительно, работу усложняло отсутствие прямых коми-французских словарей. И тогда во мне проснулся азарт. Невозможно было ничего тогда найти в интернете о коми языке, включая произведения. Я скачивал словари, справочники. Нашел русско-коми словарь. И пользовался двумя – сначала переводил с коми на русский, а потом с русского на французский. Грамматику изучал самостоятельно с помощью текстов.

Говорят, что коми язык похож на удмуртский. Да, это так. Мне пришлось самому в этом убедиться и даже поговорить с удмуртами. Но существует между коми и удмуртами огромная культурная разница. Они ментально сильно отличаются. Удмурты, скорее, похожи на южан. Коми – лесной край, а в Удмуртии больше полей и лугов. Это влияет на менталитет. Плюс смешение с татарами, которые, несомненно, повлияли на него. А коми больше взаимодействовали с сибиряками, и всегда оставались «лесными людьми». У коми больше чувствуется независимость и то, что они исторически никогда не были под какими бы то ни было хозяевами.

– Себастьян, а что такого особенного в коми литературе и театре?

– Может, и нет в театре коми каких-то выдающихся мировых штук. Шекспира я тут не нашел. Но, во-первых, я вообще очень люблю театр. Я люблю работать над литературой, над поэзией. Джон Коутс в 60-е годы переводил на английский сонеты Альберта Ванеева, почему бы мне не продолжить подобную работу? И я хотел учить язык. Когда ты занимаешься расшифровкой пьес, ты как раз и изучаешь язык. Стоит начать – остановиться невозможно: интересно, что там дальше происходит. Это здорово мотивирует. Да еще и перспектива поставить новую пьесу на сцене. А вот с точки зрения науки интересно сопоставлять характеры, взаимоотношения в контексте всей истории литературы: и дореволюционной, и советской, и современной. Мы рассматриваем их отношения в обществе, а связей много на самом деле. Публика и зритель находятся в постоянном диалоге, и от времени меняется отношение – к персонажам, декорациям. Коми пьесы отличаются от классических русских пьес. Интересно наблюдать за персонажами, говорящими на русском языке, в пьесах, написанных на коми: они своеобразные «иностранцы» в ранних пьесах. Также можно понаблюдать за характером использования языка в разное время.

В Ницце. Себастьян Каньоли на улице Каньоли с коми драматургом Алексеем Поповым.

– Что представляет собой научный труд, который ты презентовал в Сыктывкаре?

– В первой части книги Lever de rideau sur le pays komi (Un theatre finno-ougrien de Russie boreale en dialogue avec le monde) («Поднятие занавеса над землей Коми. Финно-угорский театр севера России в диалоге с миром») я говорю о географическом положении региона, потом о коми литературе, об особенностях темы в целом. Затем идет история театра эпохи Савина и до времени Владимира Тимина и Светланы Горчаковой. Есть часть – мои размышления о взаимоотношениях зрителя и актера, о времени и эпохе: например, в коми театре есть даже политическая сатира на Гитлера. Я рассматриваю и вклад коми в кинематограф – это знаменитый фильм «Свадьба с приданым» по пьесе Дьяконова. Далее наступает черед эпохи современного национального театра в Коми, начавшаяся в 1992 году с открытия Национального музыкально-драматического театра. Ну, и я ищу параллели с французским и ниццийским языком. В книге обобщено все, что я делал за последние 10 лет: статьи, презентации, публикации.

Над переводом книги на русский, я надеюсь, будут работать в Коми научном центре.

– Ты перевел Лебедева и с переводами подмышкой приехал в Коми?

– Ну, практически. Только до этого я абсолютно наивно написал письмо в Министерство культуры Коми и Союз писателей. Это звучало примерно так: «Я француз, но люблю коми литературу. Я перевел произведения Михаила Лебедева и хочу отправить их вам». Довольно быстро пришел ответ. Минкульт благодарил меня за внимание к литературе, об этом стали писать в вашей прессе. А вот из Союза писателей пришло уже приглашение приехать в республику на день рождения Лебедева. Это было в октябре 2007 года. Так я попал на родину драматурга в Корткерос.

В детстве. На стене Адриана в Великобритании.

– У тебя не было ощущения, что ты попал в прошлый век?

– Города и деревни сильно отличаются во всем мире, не только в России. В городах – цивилизация, в деревнях все проще. Эта разница похожа на Францию. Моя бабушка из юго-западного региона Франции. Он был здорово изолирован от дорог и крупных центров, там много пещер, ведутся раскопки. За тысячи лет немногое там изменилось. Сейчас поцивилизованнее, но еще несколько десятилетий назад туалеты представляли собой просто дырку в полу – такие, как и в коми деревнях. Типичная сельская местность, жители которой ничего не хотят менять.

– И все-таки что в Коми больше всего поразило?

– Удивил Сизябск, где хозяйства до сих пор называют колхозами. Я много фотографировал там оленей, чумы. Там со мной был забавный эпизод. По дороге двигалась лошадь, запряженная в сани. Я ее фотографировал. И возница неподдельно удивился. «Ты чего это, – говорит, – лошадь снимаешь? У тебя что, лошади нету?!»

В самый первый свой приезд я был в Пезмоге. Тогда чувствовал себя потерянным: впервые один в таком далеком краю. Языковой барьер, холод, к которому я не привык. Пили, беседовали, ели, снова пили. И вдруг мне говорят: ты здесь переночуешь. И ушли. Закрыли двери. Вот представь. Темно, тихо, я закрыт, я один. И я понял, что это испытание для меня. Выдержу – значит, любовь настоящая. И она оказалась настоящей. Когда я уезжал, я точно знал, что вернусь сюда. Я ожидал, что буду удивлен, и не ошибся, но все впечатления были позитивные. Всем коми и русским людям свойственно «экстремальное» гостеприимство – принимать тебя на высшем уровне, делать все, чтобы гостю было хорошо. У нас такого нет.

В Турье, на родине Питирима Сорокина, я переосмыслил его труд «Сила любви». Я тогда более широко посмотрел на его труд и ответил для себя на многие вопросы, на которые не мог ответить до этого. Любовь вообще заставляет нас делать какие-то сумасшедшие вещи. Апостол Павел говорил: «Любовь двигает горы». Это же правда. Когда есть желание, вера и любовь, все становится возможным. Я влюблен в людей, которых я встретил тут. Они все прекрасные и разные.

Себастьян с родителями, сестрой, бабушкой и дедушками после первого Причастия.

– Удалось ли заразить интересом к коми языку французов?

– Конечно, и я очень рад этому. От самых моих первых экспериментов с коми языком мы пришли к дням коми языка во Франции, затем к гастролям Коми национального музыкально-драматического театра в Ницце, к приезду театра из Ниццы в Сыктывкар – и в итоге – к научному труду, посвященному коми театру, который в ноябре я презентовал в Москве и Сыктывкаре. Это монография тиражом 110 экземпляров с возможностью допечатывать. Книгу можно заказать в интернете, и она в доступе для ученых. Около тридцати экземпляров привез в Коми. Издание оплатил французский научный фонд, курирующий изучение финно-угорских языков. Монография вошла в серию подобных трудов, которая выходит во Франции с 80-х годов.

– Расскажи о своей семье.

– Мой папа – Жан-Мишель Каньоли – архитектор. В доме много книг, рисунков: папа немного художник. Архитектором был и мой дед. Кстати, в моей фамилии правильно ставить ударение на средний слог – КаньОли. Дед родился в Ницце, когда она еще была отдельным государством. Когда-то это была рыбацкая деревня, и лишь в XIX веке стала походить на курорт. Мама, которую тоже зовут Мишель, – преподаватель английского языка. Сестра Сандрин пошла по ее стопам.

Мой родной язык – ниццийский, из подгруппы окситанского языка. Он ближе к итальянскому и испанскому, чем к французскому. Даже к каталонскому. В Ницце его изучают в школе, и с детства все там владеют двумя языками, как, кстати, многие в Коми. Но политически во Франции один государственный язык – французский, хотя в реальности языков у нас гораздо больше. Это и французский, окситанский, различные диалекты, ниццийский, итальянский и другие. Есть регионы, где вообще не говорят на французском. В метро в Тулузе, например, французы не всегда могут понять объявления.

Меня увлекает история Ниццы, войны с французами, когда была захвачена территория до Италии и Тюрингии. Сейчас я пишу ее историю. До революции была тут военная база русских, и ниццийские офицеры перешли к русским. В 1814 году они были рекрутированы русскими и сражались против французов на стороне России. Известен флигель-адъютант Александра I Александр Мишо. В своем исследовании я буду рассматривать и русские, и французские источники. Пока никто не делал этого.

На презентации книги «Поднятие занавеса над землей Коми. Финно-угорский театр севера России в диалоге с миром» с сотрудниками Национальной библиотеки Коми Татьяной Марценюк и Ольгой Демиденко.

– Опиши свой круг чтения.

– Поскольку я зарабатываю переводами с финского на французский, то много читаю финских романов. А впрочем, я всегда читаю одновременно несколько книг – и на английском, и на французском. У меня и мама очень любит читать. Также много читаю о театре.

– А не по работе?

– Театральные пьесы. В голове у меня сидит режиссер. В детстве был уверен, что стану режиссером. Теперь я понимаю, что переводчиком быть намного круче. Режиссер – это еще и менеджер, а я гуманитарий. Мое предназначение в другом: в том, что заводит меня больше всего на свете, когда я беру с одного языка и перевожу на другой, подав так, чтобы это было интересно.

Когда я вижу энтузиазм у тех, кому я показываю свои переводы, я готов работать дальше и дальше. Главное – удивлять. Это самая сильная мотивация.

Полина РОМАНОВА