Несущий крест свой

При рождении ему дали два имени – Виталис и Анатолис. На своей второй родине он стал Анатолием Антоновичем Смилингисом, человеком-эпохой для нашей республики

С Анатолием Антоновичем Смилингисом мы познакомились осенью двухтысячного года, когда он устанавливал очередной памятный знак на месте гулаговского захоронения. Потом я бывал у него в гостях, общался. Это без всякого преувеличения человек-легенда, человек-эпоха. 4 октября краевед и педагог, турист, исследователь истории ГУЛАГа, общественник отметил свое девяностолетие. Удивляет и восхищает вся его жизнь, отданная служению людям и нашей республике, куда он попал еще подростком в далеком
1941 году…

Навстречу «приключениям»

Родился Анатолий Смилингис в небольшом литовском городке Плунге, недалеко от курортной Паланги на Балтийском море. У мальчика было два имени – Виталис и Анатолис, одно церковное, другое светское. Дома его звали Толей или Толисом. Мать была учительницей, отец — директором школы. Была у Толиса еще младшая сестра Рита. Неудивительно, что в интеллигентной учительской семье собрали большую библиотеку. Толис с упоением читал приключенческие романы Джека Лондона, Фенимора Купера и Майн Рида. В школу он поступил сразу во второй класс, минуя первый. Учеба давалась легко, отметок ниже четверки не получал. Перейдя в гимназию, Толис изучал там французский и немецкий языки, кроме того хорошо знал польский. А любимым предметом была химия, он любил заниматься опытами.

Но опытами любят заниматься не только дети, но и взрослые. Результаты опытов бывают разные. 21 июля 1940 года была провозглашена Литовская Советская Социалистическая Республика, 3 августа 1940 года Литва стала частью Советского Союза. Тысячи литовцев были подвергнуты репрессиям. На учебу в гимназию после каникул Толис уже не вернулся, так и остался на всю жизнь с восьмиклассным образованием. Судьба уготовила ему другую школу жизни.

Накануне войны, в июне 1941 года пошла первая массовая депортация. Родителей Анатолия Смилингиса обвинили в буржуазном национализме и выслали из родной страны.
– Пришли двое военных и двое гражданских, – вспоминает Анатолий Антонович тот роковой день 14 июня 1941 года. – Сказали, что вся наша семья, четыре человека – подлежат вывозу, переселению в другие края. Отец и мать были дома, мать сразу расплакалась. Я по-русски не понимал, а мама и отец хорошо знали русский язык. Собрали нас сразу. Недалеко была железнодорожная станция, оцепление. Посадили в скотские вагоны. Отца сразу отделили в другой вагон. Больше его я не видел. Потом уже в Литве мне называли фамилии людей, которые сказали, что наш отец – враг народа. Их давно нет в живых. О том, что началась война, мы узнали, когда наш эшелон стоял в Минске. Куда везут – не говорили. Везли долго, до Котласа. Там пересадили на баржи – меня, мать и сестренку. Я начитался Джека Лондона, Майн Рида, было интересно даже, куда везут. Такое было приключенческое настроение.

Интернационал на Втором участке

Семьи литовцев массово отправляли в Коми АССР, Красноярский и Алтайский края. Отца Смилингиса отправили в Красноярский край, где он погиб в декабре того же года. А Толис с мамой и сестренкой больше месяца на поездах, на барже, на машинах добирались до Корткероса. Их поселили в бараках ликвидированного в 1940 году Локчимлага, в спецпоселке Второй участок, что в двенадцати километрах от Корткероса. Кругом стояли лагерные вышки, трехметровый забор-частокол и пять бараков. Маму определили работать истопником в бане, но в 1942 году ее посадили за две горсти овса, взятых на конюшне – для голодных детей. От голода мама и умерла в Нижнечовском лагере. Но об этом Анатолий узнал лишь после войны, с заключенными в лагерях в годы войны переписка запрещалась.

После ареста мамы младшую сестру Риту забрали в интернат. Пятнадцатилетнего Анатолия назначили маркировщиком при мастере по приему заготовленной древесины. К началу зимы мастера призвали на фронт, и вместо него принимать заготовленный лес поставили Анатолия.

– Валить лес было очень тяжело, особенно зимой: снег по пояс, а дерево лучковой пилой надо спилить так, чтобы пень был не выше двух-трех сантиметров от корня, – вспоминает он. – Затем его распиливали определенной длины, рубили сучья и сжигали, а ведь зимой они сырые, плохо горят. Выполнить норму, конечно же, было нереально, а не выполнишь – уменьшат пайку хлеба или вообще ее лишат. В первую зиму на Второй участок прибыло много китайцев, корейцев, финнов и иранцев, которых назвали персами. Их тоже определили на лесоповал. Начальник подвел ко мне четверых персов и сказал, чтобы я показал им, как валить деревья. Выдали им пилы и топоры. Мороз стоял под тридцать, а иранцы худые, одеты плохо, снега никогда не видели. Я показал, как нужно валить лес, свалил сухостой, отпилил несколько чурок, развел костер. Возвратившись вечером к иранцам, вижу – костер погас, а рядом все четверо уже замерзшие, застыли. Сидят все мертвые. Даже дров, которые я им оставил, в костер не подкинули.

Голод, холод, смерть…

Мама Анатолия в годы Первой мировой войны служила сестрой милосердия, в Воронеже помогала бороться с эпидемией холеры. Она владела русским языком, а сын не понимал ни слова. И получилось так, что первый язык, который он выучил в Коми, стал китайский. Просто ему довелось работать с бригадой ссыльных китайцев, не понимавших по-русски. У китайцев, в отличие от тех же иранцев и других спецпереселенцев, быстро появился опыт выживания в суровом климате. Кто-то один из их бригады уходил на промыслы в Корткерос или Додзь. Отлавливал там собак, кошек, а потом, уже когда их не стало, китайцы начали отлавливать в поселке крыс.

– Как-то я зашел к ним, а они угощают мясом. Ем, очень вкусно. Спрашиваю: «Это что за мясо?» Сказали: «Это клыса, Толя». Букву «р» они почему-то не выговаривали. Голод и холод был самым тяжелым испытанием того времени. Я голодал в 1941, 1942, 1943 годах, в 1944-м легче стало. Считайте, три года на голоде жить, мечтал только о хлебе. Когда голодный, постоянно думаешь о еде, другое не идет в голову, как ни странно, только еда день и ночь. Особенно голодно было в начале 1942 года, когда каждый день люди умирали десятками. В столовой варили пшено, но это был даже не суп. Еда отдавала керосином. Давали шестьсот граммов черного, как мыло, хлеба. Однажды от голода стали пухнуть ноги, и я не смог выходить на работу. А тем, кто не работал, хлеба вообще не выдавали. Но начальник лесопункта Шаманов Тимофей Николаевич не стал лишать меня хлебной карточки. Это и спасло от смерти, а еще сердобольная коми женщина, которая приносила мне бруснику.

Анатолий Антонович считает, что секрет его активного долголетия – голод.

– Это великая школа жизни, – говорит он. – Голод заставляет съедать то, что досталось, сразу. Этого принципа придерживаюсь по сей день. В человеческой природе стрессовые ситуации – обычное явление. Они требуют определенной разрядки. Этому помогают интересные дела, которыми я живу. Помогает мне и владение внутренним «душевным равновесием», которому научила меня жизнь.

Приобщение к русскому

Как-то литовский паренек срубил сосну, отодрал кору и, обнаружив внутреннюю мягкую оболочку камбий, съел почти всю. После этого он две недели не ходил в туалет, мучился болями в животе, уже не надеялся выжить. Потом заболел сыпным тифом и пролежал несколько месяцев в больнице в Корткеросе. В больнице работал «власовец», военный хирург Иван Андреевич Кружилин. До этого он пилил газогенераторные чурки в спецпоселке Собино. Анатолий его поддерживал, приписывая выработку. Когда молодой пациент встал на ноги, доктор Кружилин устроил его на должность завхоза в больницу. Анатолий оказался способным, и его вскоре пригласили бухгалтером в райздрав, после чего в школу, тоже бухгалтером.

– Первыми моими русскими словами, которые я выучил, был мат, – рассказывает Анатолий Антонович. – Позже русский язык осваивал, читая книги. Перечитал всю библиотеку и, когда стало нечего читать, взялся за сочинения Маркса, Ленина и Сталина, прочел «Войну и мир» Толстого, речи Вышинского. Хорошо знаю и коми язык. Первой книгой, прочитанной на коми языке, стала «Алая лента» Василия Юхнина.

Незадолго до окончания войны, в марте 1944-го, когда стали налаживаться отношения с «восточным соседом», китайцам разрешили вернуться на родину. Тогда один из них – Ви Чан Сиан решил усыновить молодого литовца и вывезти его в Китай. Но Анатолий отказался и остался в Коми. Его сестра Рита в эти же годы вернулась в Литву. Уехала вместе с сиротами, польскими детьми. Это считалось побегом, и в Литве ей пришлось скрываться.

Туристскими тропами

Анатолий Смилингис свой первый паспорт получил в 29 лет, в 1956 году. Сначала он был без права выезда из Коми АССР. Но еще работая мастером на лесозаготовках, в поисках хорошего леса Анатолий поневоле стал путешествовать. А когда пришел работать в районный Дом пионеров, сначала педагогом, а затем руководителем, со школьниками исходил Северный и Приполярный Урал, Северный и Южный Тиман. Проплыл на плотах, потом на байдарках и надувных резиновых лодках все крупные реки Коми. Его школьники первыми из сверстников после войны покорили известную вершину Приполярного Урала – Саблю. В районном Доме пионеров Смилингис организовал первый в Коми АССР клуб юных путешественников. Клуб «Белка» неоднократно представлял наш регион на всесоюзных и всероссийских соревнованиях по туризму, где становился победителем. Первый в Коми АССР ботанический кедровый заказник «Сусъёль Локчимский» появился благодаря тому, что там Смилингис с участниками клуба «Белка» обнаружили кедры. По материалам их туристско-поисковых походов также были образованы ландшафтные заказники «Пианько» и «Лымва».

– Я учил ребят практическим навыкам организации ночлега, добычи и приготовления еды в тайге, – рассказывает Анатолий Антонович. – Как составлять схему местности, предсказывать погоду, вести дневник наблюдений, наматывать портянки, фотографировать.

Действительно, каждый поход был школой выживания в тайге. Набравшись опыта, ребята становились руководителями-стажерами походов с младшими и, конечно же, краеведами. Из похода всегда что-то приносили. Поэтому не случайно первый музей в Корткеросе появился в Доме пионеров. Тогда были собраны коллекции полезных ископаемых, материалы по истории и природе, о людях Корткеросского района и Республики Коми. Записаны воспоминания участников Гражданской и Великой Отечественной войн. Жалко, многое из этого уничтожил пожар.

Чтобы помнили

Помимо этого Анатолий Смилингис нашел места древних поселений людей, сообщил о находках ученым-археологам. Вместе с супругой Людмилой Королевой он много лет изучает историю и традиционную культуру коми. За четверть века совместной работы супруги собрали уникальную коллекцию родовых знаков-пасов. Собрали образцы символики, сохранившейся на прялках поселений Вишеры и Верхней Вычегды. Обследовали деревню Троицк как музей под открытым небом.

И сейчас Антолий Смилингис и Людмила Королева продолжают свои походы по заброшенным «зонам» и спецпоселкам Локчимлага, которых множество в районе, тесно сотрудничают с республиканским фондом «Покаяние». Благодаря им установлен памятный камень возле Аджерома всем тем, кто погиб в лесных лагерях, отбывал ссылку в районе. А на кладбищах бывших лагерных участков и спецпоселений они установили двадцать памятных крестов.

– На местах обнаруженных нами захоронений ставим кресты, чтобы люди помнили заключенных и спецпереселенцев, сосланных в Коми и погибших в годы сталинских репрессий. За годы мы обнаружили более пятидесяти заброшенных лагерных участков и спецпоселений, более двадцати массовых захоронений. Считаю, что должен закончить эту работу, – уверен Анатолий Антонович.

Обратного пути нет

Уже много лет назад литовское правительство предоставило Смилингису квартиру в городе Укмерге. Но переезжать в Прибалтику он не намерен.

– В Коми я вырос, большая часть жизни, деятельности связана с этим краем. Здесь мои познания, опыт нужны людям, – уверен он. – Я хорошо знаю, что многим из того, что я делаю в последние десятилетия, никто и уже никогда заниматься не будет. Я стал заложником самим начатого, и ничуть не жалею об этом. На «наших плечах» с Людмилой Королевой три музея. Музейные предметы мы уже не собираем. Они сами «находят» нас, образуя коллекции. Коллекция требует определенного места, описания, представления. Музейная экспозиция создается на годы, нужны большие затраты. Музейные предметы, не включенные в экспозицию, на десятки лет исключаются из научного оборота. Коллекционные предметы, отдельно от экспонатов музея, требуют обеспечения постоянного доступа для реализации новых проектов. При наличии помещений к ним будет свободный доступ, что позволит открыть новые, неизведанные страницы истории, культуры, природы района, республики. Нам предлагают разместить их в музее или в архиве. К сожалению, там годами нет места для имеющихся своих экспонатов, находящихся под угрозой исчезновения.

Для уникальных архива и коллекции в районе не находится помещения. Но Анатолий Антонович, закаленный еще в годы ГУЛАГа, продолжает работать и не сдается. Кстати, в свои девяносто лет он освоил компьютер и легко общается в интернете. Анатолий Смилингис хорошо известен не только в Коми. Фильмы и передачи о нем регулярно снимает федеральное телевидение, а журналисты благодаря ему – частые гости в Корткеросе. Более тридцати лет он был директором районного Дома пионеров. Да и сейчас продолжает работать – руководителем отдела гражданско-патриотического воспитания районного центра дополнительного образования. Между тем, его небольшая квартирка в Корткеросе уже явно требует капитального ремонта, жить там уже, наверное, нельзя. И зимовать придется в баньке.

Артур АРТЕЕВ
Фото Дмитрия НАПАЛКОВА
и из архива А.А.Смилингиса

Вы также можете просмотреть полную версию публикации в формате PDF

(С) «Регион» 11/2017