Валерия Осташова: «Я не люблю условности»
Колготки яркого цвета, ультракороткая стрижка и манера громко говорить давно уже стали частью ее образа. И это отнюдь не связано с желанием эпатировать. Сама художница признается: внешность – всего лишь отражение внутреннего состояния. Как и ее персонажи, Валерия Осташова никогда не пыталась быть похожей на других. Сегодня она расскажет читателям журнала «Регион», каким сама была ребенком и сложно ли ей работать в детском издании.
«Облака и коровы»
Справка. Осташова (Бруниес) Валерия Гансовна родилась в 1970 году в Минске (Беларусь). Когда ей было 15 лет, семья переехала в Коми. В 1991 г. художница окончила Республиканское училище искусств, с 2006 по 2009 гг. училась в Национальном институте моды в Москве. Сейчас она живет в Сыктывкаре. Работает в школе-интернате №4 (для глухих и слабослышащих). Несколько лет подряд вместе со своими учениками реализует проект «Чудь чуть-чуть» – выставка художественных работ «особенных» детей.
«Натюрморт с яблоком»
В 2016 году Валерия Осташова занялась оформлением детской книги для слабовидящих. Произведение Елены Афанасьевой «Дуда Платтьӧа» с ее иллюстрациями было признано лучшей детской книгой года. А уже в 2017 году Валерия Гансовна становится художественным редактором детского журнала «Радуга».
«Козы и лошади в больничке»
Занимается живописью, графикой, скульптурой, декоративно-прикладным искусством (ткачество, батик), создает арт-объекты. В своих работах использует, наряду с традиционными, современные художественные техники.
«Заяц линяет»
«Заяц включил рябину»
– Лера, по роду своей деятельности ты много времени проводишь с детьми, учишь их рисовать, оформляешь сказки, рассказы. А каким ты сама была ребенком?
– Я часто болела в детстве. Тогда за мной присматривала Анна Андреевна, наша пожилая соседка. Помню, как она не разрешала мне лазать по деревьям. А возле нашего дома рос высокий каштан. Моим любимым занятием было сидеть целый день на этом каштане и смотреть, что происходит вокруг. Тогда Анна Андреевна ставила под деревом стульчик и начинала вязать (всю нашу семью «обвязывала»). Она ждала, пока я спущусь, а рядом лежал букетик из крапивы. Мы идеально подходили друг другу (смеется – авт.).
«Жилище»
«Жилище»
– А желание рисовать появилось уже тогда?
– Ну, бывают в классе или садике удачные люди, а я любила просто сидеть, о чем-то думать, наблюдать. Как помню, всегда была маленькая, толстая, неуклюжая и хотела только одного – чтобы меня никто не трогал. А в обществе, как уже тогда поняла, существует стереотип: «он не такой как все – он же художник». Если ты просто не похож на других, то ты ненормальный, а если художник, то все в порядке. Это было прекрасным прикрытием. И мне пришлось как-то работать над своим имиджем. Но рисовать нравилось всегда, это правда. Есть детские фотографии, где я с шести лет уже сижу с серьезной акварелью, папками.
«Борщевик»
– Ты можешь оценить свои тогдашние работы? В них уже прослеживался будущий художник?
– Ну, по ним можно проследить только мои увлечения. В одно время мне нравились индейцы, чуть позже появился любимый друг – моя кошка, которая вечно была или беременная, или кормящая, и по-другому никак. Есть и сюжетные, и романтические работы. По рисункам можно проследить развитие интересов. А задатки… Я бы не сказала. Рисунки как рисунки.
«Башня»
– Когда выросла, желание рисовать не пропало? Как ты пришла в профессию?
– В Минске я училась в художественной школе. Делала это с большим удовольствием. Здесь я впервые встретила друзей, близких по духу. Мы ездили на пленэр, гуляли после занятий, много времени проводили вместе.
В 15 лет мы переехали в Коми. Мои родители – архитекторы, и их сюда пригласили по работе. В это время ко мне пришло понимание, что мало просто рисовать, надо состояться профессионально. Я поступила в республиканское училище искусств. И то, что раньше делала от души, в училище начали заставлять. Наверное, поэтому я училась не очень-то хорошо. На каждую сессию шла с мыслью о том, что если висит приказ об отчислении, то развернусь и уйду. Если нет, пойду сдавать просмотр. Я была конфликтным подростком. С шестого класса и пока свои дети не появились, постоянно находила себе приключения на голову.
«Ася Ма»
– В этот переломный период для тебя существовали авторитеты в профессиональном плане? В творчестве, в жизни?
– К маме часто приходили в гости друзья-художники. Я тянулась к ним. Хотела общаться, а мне в ответ: «Уйди, малая. У нас здесь взрослый разговор». Тогда не складывалось. А сейчас… Вот Романова (Ирина Романова, художник, близкая подруга Леры – авт.), она зачитывается поэтом Бродским, а у меня другой Бродский – архитектор.
– Именно в юношеском периоде у тебя формируется собственный стиль?
– Мне кажется, что в подростковом возрасте не существует ничего, кроме гормонального разрушительства. В поступках нет никакой логики, ни здравого смысла, ничего: «весь мир разрушим, а затем видно будет».
А какого-то определенного своего стиля нет, как мне кажется, и сейчас. Я выбираю идею, а потом уже подбираю к ней технику, прием. Даже в «Радуге» (детский журнал, издаваемый в Коми – авт.) стараюсь уйти от какой-то одной определенной стилистики. Просто не могу пока адаптироваться к особенностям типографской печати. Спрогнозировать, какой в итоге получится цвет, фактура.
– В прошлом году ты решилась на эксперимент – иллюстрацию детской книжки для слабовидящих. Были сомнения перед началом работы?
– Редакция журнала «Арт» долго искала художника для этого проекта, и времени оставалось совсем мало. Я посмотрела, что за короткий срок такое количество изображений можно выполнить только в графическом решении. И просто подобрала стилистику, которая сработает.
– Многие пытались изобразить главного мифологического персонажа этой книги Дуду. Но прототипов его не существовало. Как тебе это удалось?
– Так изображение и не существует до тех пор, пока его кто-то не нарисует. А вот образ появляется гораздо позже. Когда выходит книга, когда ее читают и запоминают отдельных героев, привыкают к ним. Тогда появляется образ.
– Часто ли тебе приходится браться за новые, совсем незнакомые задачи?
– Да практически всегда! Раньше я не умела обращаться со столярным станком. Но если нужно запиливать рамки, то я не могу постоянно об этом кого-то просить. Поэтому пришлось научиться самой. Когда работала с железом, начала пользоваться сварочным аппаратом. Практически все, что я умею, приходилось осваивать по факту появления проблемы.
– С «Радугой» была такая же история? Ведь для журнала необходимо было разработать новый стиль, сквозного персонажа…
– Я бы не говорила о формировании журнала в прошедшем времени. Этот процесс еще не завершен. Чтобы читатель принял «Радугу», нужно время. Поэтому я сразу поняла: абсолютно не важно, с чего начать. Для себя решила, что слово «радуга» должно читаться, как знак. А нюансы мы дорабатываем до сих пор.
– Журнал все воспринимают по-разному, особенно это ощущалось на первых порах. Чье мнение было важным для тебя? И как ты сегодня воспринимаешь критику по поводу иллюстраций?
– Любую критику я воспринимаю с трудом. Со временем могу согласиться, но первая реакция однозначно – протест. Все вокруг дураки, я одна права (смеется – авт.). Если же говорить про журнал, то изначально можно было равняться лишь на издательский опыт советского времени. Но тогда мы с самого начала стали бы пенсионерами. Другой путь – искать что-то новое. И споры были неизбежны, потому что нет сформированной привычки. У каждого есть свои знакомые образы. У меня Бибигон, у кого-то Барби. Разные. Но если потихоньку внедрять новый файл, то к нему привыкнут. Поэтому нам, естественно, нужен был свой логотип и свой герой.
– Сквозным персонажем «Радуги» стал необычный мальчик с разноцветными крыльями КнигаЖень. И каждый, будь то читатель, редакция или учредитель, наделяет его какими-то своими особыми качествами. А для тебя КнигаЖень – кто это? Какой он?
– Для меня это друг детей, который помогает им войти в мир игры, чтения, который позанимается с ними, пока родители на работе. А по характеру он похож на героя из моего детства – Бибигона. С одной стороны он проказник, но с другой – добрый и хороший, всегда готов прийти на помощь.
– Я знаю, что у некоторых героев журнала есть прототипы в реальной жизни. Этот прием помогает тебе найти нужный образ?
– Когда я не хочу делать иллюстрацию к тому или иному материалу, единственный выход – пошутить. Так было, например, с распорядком дня для школьников. Я всегда считала, что любое расписание – это социальное насилие. Но хочешь или не хочешь, а работу делать надо. В интернете по этой теме можно было найти одних и тех же круглолицых мальчиков с беленькими волосиками и большими глазками, все они были однотипные. Тогда я вспомнила одну знакомую с ее веснушками и рыжими волосами. Получается, что конфликт провоцирует найти образ из жизни. И все становится понятно и просто.
– Как ты думаешь, каким может стать журнал «Радуга» через лет 10, или каким бы ты хотела, чтоб он стал?
– Я хочу, чтобы ему нашлось место в каждом доме. У всего есть своя ниша: у компьютера, телевизора… И у журнала она тоже должна быть. Для детей это пока единственное русскоязычное издание в Коми, поэтому мы стараемся, чтобы картинки были нарисованы вручную, чтобы они были разные, не штампованные, не типовые. Даже в простой линии, в простом изображении, я считаю, должен быть характер – веселый, грустный или, может, немного сумасшедший, но характер должен быть.
– Один из номеров «Радуги» был посвящен теме чуда и веры в него. А в твоей жизни есть место удивительным случайностям?
– Вообще-то я скептик. В том плане, что не верю, будто чудо само собой случается. Это когда Зинка (любимая кошка художницы – авт.) под столом сидит и ей еда на пол падает, она думает, что это чудо, а на самом деле – нет. С другой стороны, хоть скептик, но иногда интуитивно, чисто из интереса начинаю новое дело. И когда вдруг проект получается, то кажется: действительно произошло что-то нереальное! Поэтому стараюсь чаще доверять интуиции.
Беседовала Нина НОВИКОВА
На баннере использовано фото Юрия Листьева
