Шамил Расулов: «Наши добрые дела видит Всевышний»

«Регион» продолжает рубрику «Здесь наш дом», в которой мы знакомим читателей с национально-культурными автономиями в Республике Коми. Дагестанская автономия не самая многочисленная, но одна из самых сплоченных: кавказские народы традиционно славятся крепкими узами. Наш собеседник – руководитель автономии, член Общественной палаты РК Шамил Расулов.

– Шамил, Вы родились в одном районе с легендой Дагестана и всей России Расулом Гамзатовым, в Хунзахском районе. А как в Коми оказались?

– Родом я из села Харахи. Родители хотели, чтобы я закончил институт, но я, как это часто бывает, поступил с ребятами за компанию на машиниста-тракториста широкого профиля. После учебы направили меня на работу в Светлогорск (сейчас он называется Шамил-кала). Это был 1993 год, мне было 18 лет, и я получал зарплату 6-7 тысяч – огромные по тем временам деньги! Да еще и вахта у нас была: 15 дней работали, 15 отдыхали.

– Что за работа такая волшебная?

– Мы строили плотину на Ирганайской гидроэлектростанции, закрывали дамбу. Надо было реку под землей пропустить на другую сторону. Эта работа считалась очень опасной, а я на ней был самым молодым. Зарплата была высокой, а вокруг, тем не менее, бардак: 90-е годы. Я перебирался все севернее, стал заниматься строительством, но очень хотел уехать за границу, долго пытался оформить визу, ее не давали. Отправился на Мальту: оттуда хотел попасть в Европу. За два месяца, что я прожил там, я не чувствовал себя человеком. Стал мигрантом – без прав, без работы, без будущего. И теперь я очень хорошо понимаю мигрантов, как им тяжело тут. В общем, я вернулся в Россию и стал заниматься строительством в Санкт-Петербурге. Самый интересный проект был – реконструкция фасада Русского музея. И вот знакомый предложил два тендера – на Калининград и Сыктывкар. Наша фирма выиграла оба, но я выбрал Сыктывкар, о котором тогда ничего не знал. Я очень люблю зиму. Еще когда жил в Дагестане, снег всегда вызывал восторг. Я приехал сюда на 72 дня по контракту – и остался насовсем.

– Что же так понравилось, кроме зимы?

– Народ. Очень добрые люди – лучше, чем в других городах. Нет пробок, можно пешком обойти весь город, на работу доходишь за 15 минут. Ну, а что Питер? И в Питере, и в Москве нет у тебя личной жизни, одна работа и суета. В шесть встаешь, в полночь приходишь домой. Работать можно везде, а жить – нет. Теперь я знакомым говорю: «Если и есть где рай, то в Республике Коми».

– А как Вы стали общественным лидером?

– Я со школы был активным. Везде, где работаю, хорошо схожусь с людьми – любых возрастов. Нас дома учат уважительно относиться к старшим. Например, у нас была пожилая одинокая соседка. Мать меня приучила первым делом помогать ей, в семь утра я уже относил ей свежее молоко и хлеб. Активность стала решающей и тут: я возглавляю Дагестанское представительство в Сыктывкаре с 2009 года. Представительство Дагестана в Коми образовалось давно, и выходцы из Дагестана друг друга поддерживают всегда.

С московским хореографом Асланом Джагаевым.

– Вот Вы – аварец. А сколько национальностей проживают в Дагестане?

– Более тридцати. При этом у нас 14 государственных языков. В Коми два, в Дагестане – 14. На них выходят газеты, снимаются передачи. Это аварский, агульский, азербайджанский, даргинский, кумыкский, лакский, лезгинский, ногайский, русский, рутульский, табасаранский, татский, цахурский, чеченский.

– Как Вы реагируете, когда слышите: «Он по национальности дагестанец»?

– Такой национальности нет, но реагирую я спокойно. Просто не все знают об этом. Если это корректно, объясняю, кто я и кто мы, дагестанцы. Дагестан в переводе с тюркского – «страна гор». Просто дагестанец – это как «москвич» или «сыктывкарец».

– Среди выходцев из Дагестана много известных людей. Кто это?

– Академик Асхаб Магомедович Асхабов из Коми научного центра – он аварец, как и мэр Ухты Магомед Нурмагомедович Османов. Ислам Магомедович Астарханов – природоохранный прокурор – табасаранец, Рамазан Магомедович Абакаров, главврач Республиканской больницы – лакец. Роберт Наврузбекович Мирзабеков, замруководителя управления Росгвардии – табасаранец.

– Что является главными задачами представительства?

– Помощь другим. Мы проводим разные встречи, конференции, но главное, конечно, помощь детским домам, интернатам, о которой мы не отчитываемся. Это видит Всевышний.

– Я знаю, что Вы начали пропагандировать на Севере кавказские танцы.

– С осени мы сотрудничаем с московским хореографом Асланом Джагаевым, руководителем школы кавказских танцев. Мужчина в лезгинке олицетворяет орла, женщина – лебедя. Присмотритесь к движениям – они говорят сами за себя. Но лезгинка – это не просто танец, это еще и спорт. Дольше трех минут выдержать сложно. У кого спина кривая – пусть танцует лезгинку. На эти занятия у нас ходят дети разных национальностей. Мы показываем лезгинку на разных площадках, знакомим с нашей культурой. Так что приглашайте.

Как вы знаете, текст к знаменитой песне «Журавли» написал аварец Расул Гамзатов, и образ журавлей прочно ассоциируется с памятью о войне. Мы хотим, чтобы имя нашего прославленного поэта знали тут. Мы надеемся установить в Сыктывкаре, на месте, откуда ваши земляки уходили на войну, скульптуру «Журавли» в память о тех событиях. А осенью мы хотим отмечать день дагестанцев.

Мэр Ухты Магомед Османов, как и Шамил Расулов, аварец.

– Кавказские традиции для многих северян – настоящая экзотика. Какие из них живы сегодня?

– У нас очень много традиций, связанных со сватовством. Так, как происходит часто сейчас – переписывались по интернету, друг другу понравились, – такого у нас быть не может. Понравилась тебе девушка – надо попросить у родителей ее руки. Но сначала у своих отца и матери. Ответственность за правильный выбор пары лежит на родителях. Со стороны жениха идут посланцы, спрашивают о согласии, сговариваются – это если жених подходит. Но даже если это нежелательная партия, ему не отказывают прямо. Начинается «исследование» рода: кем является отец жениха, кто его предки, чем они занимались, не запятнали ли они себя в прошлом. Если родители сказали да, девушка считается засватанной и находится в официальном статусе невесты – хоть год, хоть пять. Но дольше двух лет обычно не затягивают. Отсрочка связана с учебой в институте обычно. Раньше старались брать в жены девушек из своего села.

Назначается дата обязательного обряда «никах» – венчания по-мусульмански. Без венчания никто не имеет права тронуть свою женщину. Строить семью без венчания – грех. Никах – очень сильная вещь: после него мужчина несет ответственность за нее перед Всевышним. Если женщина совершает грех – мужчина отвечает за это. Поэтому у нас и разводов нет.

– А невест у вас до сих пор похищают?

– Случается, но сейчас реже. Мой покойный старший брат похищал невесту. Обычно это происходит, когда родители против такого союза. Если такое происходит, то сразу сообщают родителям – тот же, кто похитил, и сообщает. Собираются старейшины рода и начинают думать, как выходить из ситуации. Бывает, что и похищение не помогает. Но чаще все-таки семьи договариваются. Так было и с моим братом: родители договорились, и свадьба состоялась.

– А если не примиряются?

– Тогда в дело вступает полиция, потому что это нарушение закона. Старинные обычаи иногда противоречат современному законодательству. Даже если страж порядка на Кавказе уважает обычаи, карать он должен по российским законам.

– Местные дагестанцы часто вступают в смешанные браки, отсюда разность традиций и иные ожидания. Вопрос простой: кавказские мужчины моют посуду, как часто просят жены?

– Давайте разберемся, кто такая женщина? Она главная по дому. Лучше нее никто не разбирается в домашних делах. Мужчина – добытчик. Он приносит домой все и в таком количестве, чтобы у женщины не было проблем и нужды ни в чем. А значит, посуду он дома может не мыть. Он купит жене посудомоечную машину.

– А как Вы прокомментируете кавказскую традицию многоженства?

– Многоженство у мусульман не оттого, что мужчине надо много женщин. Народы Кавказа всегда воевали: тут арабы, тут татары – мужчины гибли. Но каждая женщина хочет замуж, хочет ребенка, она не виновата в том, что мужчин не хватает. Поэтому каждый мусульманин по возможности должен взять в жены хотя бы еще одну женщину. Это гуманистическая традиция. Женщина должна быть счастлива, она не должна быть одинокой. Кроме того, это уберегает народ от разврата, чтобы не было проституции, измен, обмана. Если ты взял вторую жену, они обе равны. Есть и другая традиция: если пара много лет бездетна, но живет в любви и согласии, то кто-то из родственников рожает ребенка и отдает им – чтобы сохранить семью, чтобы был наследник и продолжатель рода.

– Что или кто регулирует эти традиции?

– Коран. Традиции народов Кавказа, описанные в Коране, очень практичны. Например, взять то же понятие греха, «харам». Харам – на первый взгляд, это «нельзя». Сигареты – харам, алкоголь – харам. Но и стоя пить воду – тоже харам. Почему нельзя? А оказывается, это значит не «нельзя», а «вредно». Врачи говорят, что вода, выпитая в таком положении, попадает сразу в двенадцатиперстную кишку. А когда ты пьешь сидя, она попадает в желудок, а оттуда уже распределяется. Харам, то есть вредно пить воду жадно, залпом, а надо маленькими глотками – это для здоровья не вредно. Там все прописано, ничего выдумывать не надо. А в советское время мечети разрушали так же, как и церкви. Почему? Чтобы было легче грешить. Говорят: как бороться с алкоголизмом? Мне смешно слышать этот вопрос и тем более ответы на него. Никак. Выход один: только патриотическое и духовное воспитание. В каждой деревне должна быть церковь, должен быть старший. Тогда алкоголизма будет меньше, как и разрушенных семей. Пока не вернемся к духовности, будет и пьянство, и разврат.

– Говорят, дело в безработице на селе…

– Работа на селе всегда есть. В каждой деревне. Просто желания нет. Сколько приходится слышать об обидах на «нерусских». «Нерусский» приехал в село – увидел возможности: есть земля, есть рабочие руки – и начал работать. Через три-четыре года он купил машину, построил дом. И тут местные жители начинают возмущаться, а проще – завидовать. Были ситуации: из тюрьмы возвращается местный житель и начинает возмущаться: что это он делает на нашей земле? Это не наша и не ваша, это общая земля. Так возникают конфликты, которые многие принимают за межэтнические. Это не так. Дело в умении и желании работать и в элементарной зависти, которая не зависит от национальности.

На параде в честь Дня Победы.

– Какие национальные праздники вы отмечаете тут?

– К сожалению, тут проблематично отмечать праздник первой борозды. В Дагестане в этот день в поле собирается все село, варят мясо, готовят угощения, в плуг впрягают бычков, перед ними идет сеятель. Самые зрелищные и любимые у детей – скачки на ишаках. Они упрямые, идти не хотят, надо их уговорить, это очень весело.

А тут наши мусульмане отмечают религиозные праздники. Например, Курбам Байрам. Покупается баран, варится, одна часть остается себе, остальное раздается.

– Шамил, на каком языке Вы думаете?

– Когда в 1989 году я закончил 8 классов и уехал учиться в город, тогда ни слова не знал по-русски. Раньше переводил себе с русского на аварский, потом обратно на русский – все это мгновенно, в уме, конечно. Но поскольку живу за пределами Дагестана уже более 20 лет, то думаю уже часто на русском. Но сны и сейчас снятся на аварском.

– Как вы общаетесь с другими диаспорами в Доме дружбы народов?

– В сравнении со многими другими регионами наш Дом дружбы абсолютно соответствует своему названию. Все мы тут живем очень дружно, ходим друг к другу в гости, все концерты и вечера открыты для всех. Не случайно же украинские стихи читают на арабском, лезгинку танцуют русские, а в еврейскую воскресную школу ходят коми дети. В Коми нет межнациональной напряженности даже на бытовом уровне. Ушло в прошлое слово «чурка». Кстати, «чурка» значит человек, который знает только один язык. А мы знаем свой родной язык, русский, английский, а некоторые еще и коми.

Беседовала Полина РОМАНОВА

Фото Дома Дружбы народов и из архива Шамила Расулова