Николай Ульянов. Одиссея ХХ века

Кем был автор «Очерков истории народа коми-зырян»?

Эта книга вышла в 1932 году в ленинградском отделении Партиздата тиражом 5000 экземпляров и стала первым обобщающим трудом по истории Коми края – от древнейших времен до первых лет советской власти. Об авторе «Очерков истории народа коми-зырян» долгие годы ничего не было известно. Даже в профессиональной среде многие полагали, что «Н. И. Ульянов» – это какой-то малоизвестный историк или краевед, возможно, из местных, поскольку фамилия Ульянов часто встречается у коми. А, может, и вообще чей-то псевдоним. И лишь с начала 1990-х годов стали появляться публикации, проливающие свет на его судьбу. А судьба русского историка, писателя и публициста Николая Ивановича Ульянова была удивительной даже для бурного ХХ века и поныне таит в себе немало загадок.

Историк-большевик

При чтении пожелтевших страниц никогда не переиздававшихся «Очерков истории народа коми-зырян» замечаешь две особенности. С одной стороны – ясный, порой полемический язык профессионального историка, которым изложена история края с самых древних времен, с легендарной чуди и Биармии. Вкупе с обилием интереснейших сведений, почерпнутых автором из архивных источников в хранилищах Москвы и Ленинграда, это делает чтение книги интересным и даже захватывающим.

С другой же стороны – явная идеологическая окраска всей работы, постоянная полемика с «буржуазной историографией», «аристократической наукой», «великофинским шовинизмом», «буржуазным национализмом» и прочими «явлениями», идущими вразрез с «передовой марксистско-ленинской наукой». «Борьба с ними является настоятельной необходимостью для всякого историка-большевика», – провозглашает автор. Мишенями его полемических стрел становятся популярные в то время среди интеллигенции края финские ученые Шегрен, Вихман, Сеттеле… Коми ученые и краеведы «награждаются» идеологическими ярлыками как «ранние зырянские националисты». Каллистрат Жаков, например – «апостол буржуазного национализма коми». Особенно достается коми-пермяку, эмигранту Игнатию Мошегову, печатавшему свои статьи в коми периодике под псевдонимом Мосшег.

Современные исследователи оценивают «Очерки истории народа коми-зырян» двояко. Сыктывкарские историки И. Жеребцов и М. Таскаев называют эту книгу «классическим образцом работ советской исторической школы 1930-х гг., когда любая проблема рассматривалась с позиций большевистской партии». А питерский ученый А. Терюков отмечает, что «именно перу Н. И. Ульянова принадлежит первое полноценное историческое полотно истории народа коми, начиная от глубокой древности до современности… Но время, в котором жил и трудился автор, наложило на его работу свой отпечаток».

В феврале 1935 года в трех номерах газеты «За новый Север» появилась рецензия на книгу Н.Ульянова «Октябрьская революция и гражданская война в Коми области». Рецензент Е.Попвасева в качестве основной ошибки книги отмечает то, что «у автора выпала руководящая роль коммунистической партии».

В университете и Курмасцепе

Так кем же он был, автор «первого полотна истории народа коми»?

Николай Ульянов родился в Санкт-Петербурге 23 декабря 1904 года (5 января 1905 года по новому стилю).«Мои родители происходили из крестьян Петербургской губернии Гдовского уезда Осминской волости деревни Ганежи. Отец с 12-ти лет жил в Петербурге и хозяйства в деревне не вел. В городе он работал в качестве слесаря-водопроводчика при различных мастерских и конторах. Мать не работала. Еще до революции отец захворал психическим расстройством и был помещен в психиатрическую больницу… После болезни и смерти отца я остался на попечении матери, которая до революции работала прислугой у частных лиц, а после революции уборщицей в школах и клубах», – писал Николай Ульянов в автобиографии, которую в начале 1990-х годов нашел в его личном деле в Академии наук архангельский историк и журналист Ю. Дойков.

Согласно все той же автобиографии, Ульянов в 1816 году окончил начальную школу, затем 4-классное училище, «преобразованное после революции в 6-ю единую трудовую школу второй ступени». В 1922 году он поступил на факультет общественных наук Ленинградского государственного университета. В это время ему приходилось «нередко прирабатывать частными уроками, руководством драмкружками в рабочих клубах и прочими случайными заработками». Упоминание о драмкружках надо расширить. Еще в юности Николай Ульянов «заболел» театром и, мечтая стать актером или режиссером, ставил школьные спектакли, посещал созданные в 1918 году Всеволодом Мейерхольдом Курсы по обучению мастерству сценических постановок, сокращенно Курмасцеп. Много лет спустя Ульянов напишет воспоминания о своем юношеском увлечении, которые так и назовет – «Курмасцеп».

Среди университетских преподавателей Николая Ульянова были светила русской исторической школы. Особенное влияние на его формирование как историка оказал академик С. Ф. Платонов. В 1927 году Ульянов окончил университет и поступил в аспирантуру, в Институт истории РАНИОН в Москве, а затем в Институт истории Комакадемии. После окончания аспирантуры в 1930 году его направили в Архангельск, куда молодой ученый переехал вместе с женой Ниной Смородиной. Ульянов стал доцентом Северного краевого коммунистического вуза им. Молотова (предшественника Архангельского пединститута и Поморского государственного университета имени М. В. Ломоносова), а его супруга – директором Краевого музея революции. Преподавательскую работу Николай Ульянов совмещал с научными исследованиями. Здесь же, в Архангельске, стал кандидатом в члены ВКП(б).

Н.Ульянов. Касабланка, 1949 г.

Чей заказ?

Сегодня трудно сказать, по какой причине Ульянов взялся за книгу по истории Коми края, в котором, судя по всему, никогда не был.(Точнее, книги получились две: наряду с «Очерками истории народа коми-зырян» была издана еще и небольшая книжка «Октябрьская революция и гражданская война в Коми области», которая по сути представляла собой переработанную главу из тех же «Очерков»). Одно из объяснений приводит в своей книге «Петропольский Тацит в изгнании» санкт-петербургский историк П. Базанов: «Сам Н. И. Ульянов писал впоследствии, что заказ на обе книги поступил от правительства автономной области. Он также отмечал, что каждая страница его текстов была по советской традиции «отредактирована» и «прочищена» в духе тогдашних установок представителями данного правительства, с добавлением одиозных цитат из сочинений классиков марксизма-ленинизма и решений партийных органов всех рангов».

Возможно, однако, что создание истории Коми области, идеологически выдержанной в духе времени, было инициативой Северного крайкома ВКПБ(б). Надо помнить, что с 1929 года Коми автономная область входила в состав Северного края с центром в Архангельске, и именно здесь находилось вышестоящее начальство по отношению к областной власти. Лидеры Коми области, мечтавшие о реальной автономии, были далеко не в восторге от такого подчинения, между краевым и областным руководством шло скрытое и явное противостояние. Так что логичнее было бы предположить, что архангельские партийные идеологи были больше заинтересованы в появлении массового издания, научно аргументировавшего правильность решения о вхождении Коми области в Северный край. А именно такая аргументация и содержится в «Очерках» Николая Ульянова.

И.Одоевцева и Н.Ульянов. Париж, 1953 г.

Убеждения или компромисс?

Интересен и вопрос, шел ли автор «Очерков истории народа коми-зырян» на компромисс со своими истинными убеждениями. Ведь о том, что «ни одна страница такой книги не могла появиться на свет, не будучи прокорректирована в духе тогдашних установок», Николай Ульянов писал в 1961 году, и не где-нибудь, а в нью-йоркской эмигрантской газете «Новое русское слово». И было бы странно, если бы он писал там что-то другое. Конечно, была и редактура книги, и строжайшая цензура. Но не могли же редакторы так перелопатить рукопись книги, что авторский текст на каждой странице потерял свой первоначальный смысл? Скорее всего, будь рукопись «не в духе времени», ее просто бы завернули автору, а самого привлекли к ответственности. Как пишет А. Терюков, «насколько тщательно отцензурированные и отредактированные книги историка отражают его истинные взгляды, мы сможем узнать, только когда найдем рукописи и машинописи с авторской и издательской правкой».

Рискну, однако, предположить, что свои «Очерки» Николай Ульянов писал именно «в духе времени». В то время он был еще совсем молодым ученым и вполне мог разделять какие-то убеждения, господствовавшие в советском обществе. В противном случае мы имеем дело с обычным для советского времени конформизмом среди научно-творческой интеллигенции, зачастую писавшей и говорившей одно, а думавшей совсем другое. Во всяком случае, дневники многих представителей науки и культуры, историков в том числе, сохранившиеся и опубликованные в России только после падения коммунистического режима, говорят именно об этом.

Увы, потаенных дневников Николая Ульянова советского периода не сохранилось, а может, и не было вовсе. Поэтому лишь по косвенным свидетельствам мы можем, вслед за П. Базановым, говорить о том, что «исторические взгляды Н. И. Ульянова 1920-1930-х гг. сильно отличаются от его печатных работ советского времени и убедительно свидетельствуют о принадлежности к традиционной русской исторической науке».

И что уж совершенно точно, взгляды эти по прошествии лет и жизненных испытаний, стали у Николая Ульянова совершенно противоположными марксизму-ленинизму.

«Идя в ногу с российским пролетариатом в первый период социалистического строительства, успешно подрывая корни капитализма и внося немалую лепту в закладку фундамента социализма, трудящиеся зыряне, под руководством пролетариата, с таким же успехом пойдут по пути окончательного уничтожения остатков капитализма и вместе со всей страной вступят в бесклассовое общество», – завершает он свою книгу в 1932 году. «Никакого научного, неутопического социализма не было и нет. Всякий социализм – синоним утопии», – напишет он почти сорок лет спустя.

«Марксизм широко раскрывает двери в историю всякому, кто двигает историю вперед, кто не висит тормозом на ее колесах, а придает им усиленное поступательное движение»,– писал Ульянов в книге об истории народа коми. «Смешно подходить к этому маниакальному бреду с реальной исторической оценкой и критикой», – напишет он о марксизме в 1968 году, назвав свою работу «Замолчанный Маркс».

Н.Ульянов (крайний слева) на торжественном собрании в Нью-Йорке в 1962 году, посвященном 1100-летию Государства Российского.

Срок за статью

В 1935 году за «Очерки истории народа коми-зырян» Николаю Ульянову присудили ученую степень кандидата исторических наук – без защиты диссертации. В это время его уже не было в Архангельске. В 1933 году он вернулся в Ленинград. Будучи доцентом Ленинградского института истории, философии и лингвистики, Ульянов преподавал и в ряде других вузов, в том числе на историческом факультете ЛГУ. Одновременно работал в Историко-археографической комиссии АН СССР. Какое-то время в ЛИФЛИ он даже исполнял обязанности заведующего кафедрой истории СССР, и казалось, что молодого ученого и преподавателя ждет блестящая карьера. Но все повернулось иначе.

«К этому времени над ним сгустились тучи, причем подвела его, на первый взгляд, чистая случайность. Но это только на первый. В условиях инициированной властью «классовой борьбы на историческом фронте» это было вполне закономерное, можно даже сказать, запрограммированное развитие событий, – пишет В. Брачев в очерке «Дело профессора Н. И. Ульянова». – А началось все с того, что 7 ноября 1935 г. в юбилейном номере институтской многотиражки «За пролетарские кадры», посвященном очередной годовщине Октябрьской революции, появилась статья Н. И. Ульянова под весьма многозначительным названием «Советский исторический фронт». В этой статье молодой профессор допустил ряд «неосторожных» выводов: о том, что «наша советская историческая наука быстро шла к своему вырождению», о необходимости прекращения борьбы на «советском историческом фронте».

Статью Ульянова в многотиражке расценили как «антипартийную». Историка исключили из кандидатов в члены ВКП(б). И хотя комиссия партконтроля отменила решение об исключении, Ульянов оказался «под колпаком» НКВД. А там его дело раскрутили по обычному сценарию. 2 июня 1936 года он был арестован.

«На следствии Н. И. Ульянов вел себя очень достойно, виновным себя не признавал и никого не опорочил, – пишет П. Базанов. – Против него применялась пытка лишением сна, так, на третий месяц заключения следователь «держал в продолжение 5 суток днем и ночью без сна и отдыха, отпуская в камеру только для принятия пищи, да и то только после того, как она остывала».

15 октября Особое совещание коллегии НКВД СССР постановило «Ульянова Николая Ивановича за контрреволюционную троцкистскую деятельность заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет».

Н.Н. и Н.И.Ульяновы в Сен-Жермен-ан-Ле, сентябрь 1975 г. © Фото Р.Герра.

Из лагеря в лагерь

Сначала Ульянова этапировали на Соловки, где тогда располагалось одно из отделений Беломоро-Балтийского лагеря. В сборнике «Отклики» памяти Н. И. Ульянова, вышедшем в США в 1986 году, в связи с Соловками есть трагикомический эпизод. В одной из лекций по церковной архитектуре в Йельском университете историк упомянул, что он бывал в Соловецком монастыре, на что последовал вопрос американского слушателя: «В качестве туриста?». «Ну, как бы вам сказать – очень своеобразного туриста», – ответил Ульянов.

В 1939 году, с приближением советско-финской войны, часть заключенных с Соловецких островов перевели в Норильлаг. Там же, на общих работах, оказался и Николай Ульянов. О своей лагерной жизни он не оставил воспоминаний и на эту тему говорить не любил. Как-то одному из друзей в эмиграции признался: «Больше всего угнетала безнадежность, сознание своей бесполезности, потерянных лет, невозможность продолжать творческую работу». Приходили на ум и мрачные мысли, что если срок будет продлен – таковое нередко случалось, – то он покончит с собой.

Из Норильлага Николай Ульянов был освобожден по отбытию срока 2 июня 1941 года. До начала войны оставалось двадцать дней.

Война и плен

От Норильска до Ленинграда путь неблизкий, и освобожденный из лагеря Ульянов успел добраться только до города-тезки – Ульяновска. За неимением другой работы устроился ломовым извозчиком. А в сентябре 1941 года его мобилизовали на окопные работы под Вязьму. Там он попал в плен и вновь оказался в лагере – на этот раз немецком, в Дорогобуже Смоленской области. Видимо, в плане охраны это были не Соловки, и Ульянову удалось из лагеря бежать.

Пройдя более 600 километров по немецким тылам, он пробрался под осажденный Ленинград. В одном из пригородов, оккупированном немцами, разыскал свою жену Наталью Николаевну (первый его брак распался еще до ареста в 1935 году). Чета Ульяновых какое-то время скрывалась в глухой деревне – вероятно, это была та самая Ганежа, из которой происходили родители Николая Ивановича. Жили впроголодь, добывая продукты случайными заработками.

Осенью 1943 года оккупанты отправили Ульяновых на работы в Германию. Они попали в лагерь для остарбайтеров в Карлсфельде неподалеку от Мюнхена. Здесь до конца войны Николай Ульянов работал автогенным сварщиком на заводе BMW, а его жена, медик по образованию, врачом в прилагерной амбулатории.

Н.Ульянов на могиле И.Сургучева. Сен-Женевьев-де-Буа, конец 1970-х. © Фото Р.Герра.

Среди «дипийцев»

В 1945 году лагерь освободили американские войска. Оказавшись в зоне оккупации союзниками, Ульяновы получили статус перемещенных лиц – displaced persons. По первым буквам этого термина назывались и лагеря пребывания таких людей – DP camp. Таких лагерей только в Германии было создано около тысячи. В них оказались сотни тысяч советских граждан, угнанных в Германию, бывшие военнопленные, а также эмигранты, воевавшие на стороне немцев, коллаборационисты, украинские и прибалтийские националисты, беженцы и еще бог знает кто. Режим в этих лагерях был гораздо мягче, чем в концентрационных. Питанием «дипийцев» снабжали оккупационные власти, здесь были созданы элементарные бытовые условия. Открывались церкви, школы и гимназии, театральные студии, кружки по интересам, даже небольшие библиотеки. Издавались газеты, журналы, бюллетени. Кстати, именно в «дипийском» лагере Менхегоф было основано знаменитое издательство «Посев», выпускавшее одноименный журнал. Есть сведения, что и Николай Ульянов выступал перед «дипийцами» с лекциями на историческую тему, писал статьи.

Но это продолжалось недолго. По решению Ялтинской конференции февраля 1945 года всех, кто до войны имел советское гражданство, должны были репатриировать из Германии. Далеко не все «дипийцы» желали возвращаться в СССР. Николай Ульянов понимал, что скорее всего на родине его ждет не теплый прием, а холодный лагерный барак. И принял решение остаться на Западе. На тот случай, если отправлять на родину будут насильно, а такое практиковалось сплошь и рядом, Ульяновы вшили в одежду капсулы с ядом. Как пишет П. Базанов, насильственной репатриации Ульяновым удалось избежать благодаря помощи одного из служащих лагеря, вынувшего карточки с их фамилиями из списков подлежащих возвращению в СССР.

Марокко и Париж

Это сейчас Евросоюз принимает тысячи беженцев со всего света, нравится это кому-то или нет. А тогда, после Второй мировой, огромные массы эмигрантов, лишенных крова, заработка и родины, разоренным войной западноевропейским странам надо было куда-то девать. В 1947 году Ульянов с супругой по квоте Международной организации по делам беженцев ООН (International Refugee Organization) направились в Марокко и поселились в пригороде Касабланки. Специалисты по истории России в этой североафриканской стране были, конечно, не нужны, и Ульянов устроился на завод Shwartz Haumont по своей «второй специальности» – газосварщиком. Его супруга работала врачом-гинекологом.

Хотя работа на заводе отнимала массу сил и времени, Николай Ульянов как-то умудрялся заниматься литературным творчеством. Его статьи на литературные, исторические и политические темы стали появляться в русскоязычных эмигрантских журналах и газетах. Сначала отдельными главами в парижском журнале «Возрождение», а в 1952 году одним томом в американском издательстве им. Чехова вышел его исторический роман «Атосса», который Ульянов начинал писать еще в СССР. Появилась возможность время от времени ездить в Париж, общаться с интеллектуальной элитой русской эмиграции – известным историком и политическим деятелем С. Мельгуновым, писателями Б. Зайцевым, Г. Ивановым, Н. Берберовой, И. Одоевцевой. «Очень доволен тем, что впервые за свою эмиграцию увидел настоящую культурную Россию. Это было глотком свежей воды. Буквально отдохнул душой», – писал он жене из Парижа.

В 1947 году Ульянов приобщился и к политической деятельности, вошел в возглавляемый Мельгуновым «Союз борьбы за свободу России» (СБСР). В этой организации, как писал инженер-экономист, писатель и художник П. Муравьев, прямого участия в политической работе Ульянов не принимал, это было не его стихией. Он «примкнул к Союзу скорей по причине духовной близости к участникам организации, культурный уровень которой в те времена, несомненно, выделялся среди эмигрантских политических организаций».

Американские горки

Участие в СБСР придало Николаю Ульянову известности в эмигрантских кругах. Не случайно в 1953 году, когда Американский комитет по освобождению от большевизма создал в Мюнхене радиостанцию «Освобождение» как русскую службу радиокомпании «Радио Свободная Европа/Радио Свобода», Ульянова пригласили возглавить редакцию русских программ. Однако роль пропагандиста его не устроила. Находившаяся под патронажем Конгресса США и ЦРУ радиостанция вещала с явным русофобским уклоном и в жестких цензурных рамках, что противоречило политическим взглядам Ульянова, убежденного в том, что бороться надо не с Россией и русскими, а с большевиками и большевизмом. Всего через три месяца он оставил свой пост.

Весной 1953 года Ульянов с женой уехал в Канаду. Он читал курс лекций по истории русской революции в Монреальском университете, собирал материалы для большой работы об украинском сепаратизме. Но жизнь в стране кленового листа и украинских эмигрантов у Николая Ульянова не заладилась, и осенью 1955 года он переехал в Нью-Йорк. Постоянной работы он там не нашел, читал лекции в Обществе друзей русской культуры, занимался в библиотеке, писал статьи для газет и журналов.

Чтобы Николай Ульянов вернулся к настоящей научной и преподавательской деятельности, должно было пройти двадцать лет – от его ареста в Ленинграде в 1936 году до поступления в Йельский университет в 1956-м. Здесь при содействии знаменитого историка-эмигранта Георгия Вернадского он устроился штатным преподавателем русской истории и литературы. Йельский университет в небольшом городе Нью-Хейвен (меньше Архангельска и даже Сыктывкара) в штате Коннектикут считался и считается одним из самых престижных в США.

В сборнике «Отклики» профессор, а в то время аспирант С. Крыжицкий вспоминал о лекциях Ульянова в Йельском университете: «Его курсы были настоящим наслаждением своего рода среди других обязательных предметов, порой сухих и скучноватых. Он был замечательным лектором. Ульянов всегда сам говорил, только изредка поглядывая на небольшого формата карточки, на которых были записаны цитаты и основные пункты полуторачасовых лекций. Его поразительно чистая русская речь лилась плавно и крепко врезалась в умы слушателей». Для американской аудитории Ульянов читал лекции с помощью переводчика, иллюстрируя их диапозитивами.

В Нью-Хейвене Николай Ульянов после многих лет скитаний и лишений наконец-то обрел налаженный быт и идеальные условия для научной работы. Появился и материальный достаток, позволявший жить безбедно и ежегодно путешествовать по Европе, знакомиться с библиотеками и музеями Франции, Испании, Италии, Австрии…

В Йельском университете профессор Ульянов преподавал до 1973 года, после чего вышел на пенсию.

Могила Н.Ульянова в Нью-Хейвене.

Главная книга

Плодовитости Ульянова-историка и литератора в «йельский» период просто поражаешься. Сборники эссе «Диптих», «Свиток», «Спуск флага», «Скрипты», сборник рассказов «Под каменным небом», роман «Сириус» – далеко не полный перечень его произведений.

Но главное место в этом ряду занимает, пожалуй, самый известный труд историка – «Происхождение украинского сепаратизма», над которым он размышлял и работал долгие годы. Книга была подготовлена к изданию в Нью-Йорке и почему-то отпечатана в Мадриде на средства автора в 1966 году. Рискну предположить, что именно эта книга, только тридцать лет спустя изданная в России, пробудила интерес к Николаю Ульянову в нашей стране. После распада СССР и возобладания националистических и антироссийских тенденций в суверенной Украине, эта книга безусловно получила громкое политическое звучание. Особенно – в наши дни. Тем более что написана она со скрупулезной пытливостью историка и страстью публициста.

Сторонники «самостийности» и доктрины развития украинского народа как особой нации относятся к труду Ульянова крайне отрицательно. Еще в 1960-е годы, сразу после выхода в свет первого издания книги, украинские националисты-эмигранты постарались скупить и уничтожить большую часть ее тиража.

Большинство же российских историков и политологов считают книгу Ульянова самым объективным и основательным научным трудом, доказывающим ложность теорий украинских самостийников.«Н. И. Ульянов убедительно доказывает, что главной чертой украинского самостийного мифотворчества является совершенно беззастенчивая фальсификация – лингвистическая, этнографическая, историческая, антропологическая, экономическая и даже филологическая», – пишет П. Базанов.

Книга «Происхождение украинского сепаратизма» выдержала уже несколько переизданий в России. Были опубликованы романы «Атосса» и «Сириус», многие рассказы, статьи и эссе историка-публициста.

Николай Ульянов совсем немного не дожил до падения коммунистического режима в России, которому вольно или невольно служил в молодые годы и с которым по мере возможности боролся в эмиграции. Его не стало 7 марта 1985 года. Похоронен Николай Иванович Ульянов на кладбище Йельского университета в Нью-Хейвене.

Евгений ХЛЫБОВ

В публикации использованы фото из сборников «Отклики» (Нью-Хейвен, 1986 г.), «Скрипты» (Анн-Арбор, 1981) и личного архива .Герра. Благодарим Ренэ Герра (Франция) за предоставленные снимки.

Проиллюстрировать сегодняшнюю публикацию нам помог известный французский профессор-славист и собиратель русского культурного наследия Ренэ Герра. Уроженец Ниццы, он еще в юности увлекся русской культурой в эмиграции, познакомился и подружился с известным писателем Борисом Зайцевым, в совершенстве выучил русский язык. Ренэ Герра – автор множества статей и книг о представителях русской культуры в эмиграции, основатель и президент Ассоциации по сохранению русского культурного наследия во Франции, почетный член Российской Академии художеств и лауреат нескольких российских премий, кавалер ордена Дружбы.
Долгие годы Ренэ Герра собирает произведения искусства, книги, рукописи, письма, документы и фотографии деятелей культуры русского зарубежья, со многими из которых он лично знаком. «Моя коллекция – это не забава богатого человека, а дело всей жизни. Одновременно я исполняю долг перед теми близкими по духу русскими людьми, которые доверили мне самое главное», – сказал как-то Ренэ Герра в интервью «Российской газете». Сегодня его уникальная коллекция насчитывает тысячи раритетов. Есть в этом собрании и архив Николая Ивановича Ульянова.
«Рад был узнать, что в вашем журнале «Регион» Республики Коми скоро появится публикация о моем покойном друге, писателе и историке Н. И. Ульянове. Я с ним познакомился в США (Нью-Хейвен) летом 1975 г. Потом встречались много раз в Париже и я даже повез его и супругу по замкам Луары. Горжусь тем, что в газете «Новое русское слово» (Нью-Йорк, 5 октября 1975) он опубликовал статью «Профессор Герра». Я также не раз гостил у гостеприимных Ульяновых. Они мне завещали всю библиотеку и весь архив, а также все авторские права», – написал нам Ренэ Герра в ответе на просьбу предоставить из своего архива фотографии Николая Ульянова.

Н.Ульянов в гостях у Р.Герра. Медон, 1975 г. © Р.Герра