Портал в прошлое
Закрытая школа в поселке Ляли стала бесхозным «музеем» советского детства
Ляли – бывший поселок лесозаготовителей в Княжпогостском районе. Школу в некогда процветавшем поселке торжественно открыли в 1956 году. Просуществовала она ровно полвека. Корреспондент «Региона» спустя почти 15 лет после ее закрытия заглянул в прошлое.
[ads_dropcap]В[/ads_dropcap] 1970-е поселок Ляли входил в Студенецкий лесопункт Кылтовского леспромхоза, позже, до 1990-х годов, здесь работал дорожно-строительный цех. Нынче никакого производства нет, в поселке прописаны 414 человек, но от силы наберется 120 жителей, многих пожилых ляличей на зиму дети забирают в города. Оживает поселок лишь летом, когда приезжают дачники. Девять младшеклассников и четверо дошкольников ходят в школу-сад в поселке. Семеро учеников ездят в школу в Серегово. А когда-то на улицах поселка шумела детвора, юные ляличи ходили в собственную просторную школу. Сегодня это здание в стиле сельского «сталинского ампира» в центре поселка пустует. Оказавшись в нем, словно перемещаешься в иной портал, проваливаешься в прошлое.
У правого крыла здания в кустах прячется странный памятник: на металлической карте республики, почти по центру, ржавые буквы – «Ляли». Со временем памятник потерял свои составные части, а посвящен он уроженцу села Андрею Васильевичу Каракчиеву, участнику первого в истории Страны Советов субботника. В ночь с 12 на 13 апреля 1919 года рабочие депо Москва-сортировочная отремонтировали три паровоза. Субботник тот назвали «Великим почином». В школе был и музей, посвященный земляку.
Ляльская школа, закрытая в 2007 году, стала жертвой оптимизации, волной прокатившейся по региону в начале двухтысячных. В школе готовились отметить 50-летний юбилей, радовались открытию компьютерного класса, когда пришла беда, откуда не ждали – из управления образования Княжпогостского района. Угроза потерять школу объединила родителей немногочисленных учеников – тогда их оставалось около сорока. Бывший завуч Ольга Долженкова сейчас работает продавцом в магазине напротив родной школы и день за днем наблюдает за медленным умиранием здания. Она вспоминает, что в 2006-м, когда стало известно о ее закрытии, родители стеной встали на пути техников, приехавших демонтировать компьютерный класс. Собрания, митинги, телеэфиры, встречи с депутатом Госдумы, статьи в газетах, даже признание прокуратурой решения о закрытии школы незаконным – ничего не помогло. Часть детей отправили в интернат в Емву, часть стали возить в объезд в расположенное на другом берегу реки Серёгово – сто километров в один конец. Зимой дети шлепали за знаниями через Вымь по льду и часто возвращались домой мокрыми по пояс. «Интернатские», особенно малыши, тосковали по родным, старшие стали покуривать, дичать вдали от дома. Успеваемость, естественно, упала, хотя чиновники уверяли, что реорганизуют учебное заведение как раз с обратной целью – повышения уровня образования.
– А сколько оскорблений мы выслушали, целая кампания против нас была развернута! – говорит Ольга Долженкова. – Мол, уровень учителей у нас низкий. А потом их же перевели работать за реку, в Сереговскую школу.
– Школа была нарядной, ее красили в ярко-голубой цвет, а ставни, двери и колонны – в белый, – вспоминает директор Дома культуры Людмила Конакова. – Я пришла в нее 1 сентября 1966 года, через десять лет после открытия. В нашем первом классе тогда учились 42 человека! Две смены было, кружки, художественная самодеятельность, мастерские.
Татьяне Ломановой до сих пор больно смотреть на свою бывшую школу…
[ads_dropcap]О[/ads_dropcap]бходим школу кругом, продираясь сквозь заросли акации и крапивы. Здание огромное: два крыла, галерея-переход, поодаль виднеется спортзал и полоса препятствий.
– Я тут с конца 80-х не была, даже проходить мимо мне больно, – говорит наша проводница, дочь местного старожила Татьяна Ломанова. – Школа у нас была замечательная, занимала третье место в Коми АССР по приусадебному школьному участку. Мы занимались им с нашей учительницей биологии и химии Марией Александровной Каракчиевой. Она и влюбила меня в предмет, и вот уже 25 лет я преподаю его в школе Пыёлдино.
Мария Александровна Каракчиева была настоящим патриотом своего дела. Когда в Коми АССР еще повсеместно не разводили помидоры на своих огородах, она выращивала их с учениками, разбивала цветники, ездила с детьми за саженцами в лес, собирала уникальные методические материалы и гербарии.
Совершенно неожиданно перед нами оказывается распахнутая дверь. Направляемся к ней, раздвигая ветки и стебли.
– Может, не надо? Вчера вызывали полицию: подростки пытались что-то поджечь внутри, – пытается отговорить нас Татьяна.
По прогнившим замшелым балкам, стараясь не наступить на торчащие гвозди, забираемся внутрь. Гигантские окна изнутри закрыты учебными плакатами – призрачная защита от вторжения в мертвый храм знаний. Русский язык, история, физика. Кое-где плакаты порваны. Стекла разбиты; доски, которыми пытались забить окна, выломаны. Даже сквозь эту разруху видно, что школа была очень светлой. На полу обвалившаяся штукатурка, осколки стекла, тетради, детские рефераты, контрольные работы, портреты писателей, протоколы совещаний, репродукции, агитационные и наглядные плакаты, гербарии, карточки со словами, математические формулы – осколки прошлого века, маленького школьного счастья, побед и провалов. В кабинетах опрокинутые старые книжные шкафы, парты, столы для старшеклассников, наглядные пособия: реторты, мензурки, модели позвонков, клеток.
– Хламида монада, пятый класс, – грустно говорит Татьяна, поднимая с пола в кабинете биологии макет клетки.
Поздравительная открытка Вере Истратовой от бабушки и дедушки. На правом снимке – Вера с мамой Зинаидой Петровной, завучем школы. Вера погибла под колесами автомобиля,
когда училась в 10-м классе…
[ads_dropcap]Т[/ads_dropcap]атьяна показывает: вот тут была столовая, кухня, учительская, лаборантская, раздевалка, музей. Но предназначение кабинетов видно и без объяснений – по тому, что осталось на стенах и разбросано на полу. Повсюду лишь признаки запустения и детского вандализма. Скоро появились и они – дети. Разбирая завалы в школьной библиотеке, слышим голоса. Выхожу в коридор. Из дверей соседнего кабинета осторожно выглядывают три подростка. «Включаю» учительницу с пронзительным голосом:
– Так, ребятушки, полиции, значит, вчера было мало. Ну-ка, как ваши фамилии?
Мальчишек как ветром сдуло.
В школе мы уже час, но уйти отсюда сложно. Портал в прошлое, в детство, в пионерию. На нашу проводницу Татьяну жалко смотреть. Она читает имена однокашников на тетрадях, поднимает профсоюзные карточки с фотографиями любимых учителей, открывает учебники. Истории следуют одна за другой.
– Смотрите, вот этой девочки уже нет в живых, а ее реферат о Средней Азии сохранился. А вот это подпись нашего завуча Зинаиды Петровны Истратовой, она вела у нас математику, мы ее очень любили. Когда я училась в девятом, погибла ее дочь-десятиклассница. Машина ее сбила на трассе, прямо напротив автобусной остановки. Зинаида Петровна побежала в бывший ФАП – вот он рядом через дорогу – Верочка была еще жива. И все, – голос Татьяны срывается. – Потом Зинаида Петровна уехала отсюда, а куда, не знаю.
Вскоре в другом конце школы я поднимаю с вороха растерзанных книг открытку – поздравление с 7 ноября. «Дорогие наши детки Зина и Вера! – написано на ней. – Поздравляем вас… Бабушка и дедушка». В адресной строке – фамилия погибшей Веры – той самой. Мы ошеломленно смотрим друг на друга. «Это же она нам весточку подала», – шепчет наша спутница.
[ads_dropcap]П[/ads_dropcap]оследние полчаса ходим по школе с комом в горле. Кое-где прямо по книгам – будто по живым существам. Мы этого не хотим, но ступить больше некуда: в библиотеке книги лежат слоями, и, разбирая их, мы так и не смогли добраться до пола. Вопросы, которые пришли в голову в первые минуты, мы задали себе вслух уже несколько раз. Почему? Почему оптимизация, в результате которой закрылась школа и разрушается вполне еще крепкое здание, коснулась и нашей памяти? Почему в поселке помнят о вышедшем на субботник в 1919 году земляке, а в 2021-м не могут организовать его в старой школе? Почему вместо того, чтобы поднять с пола книги, показав пример детям, переживают, как бы они не сожгли их вместе со зданием? Почему бы не создать тут уголок памяти советской сельской школы и не спасти, пока это еще возможно, хотя бы малую часть следов прошлого? А может, и вовсе восстановить здание, дав ему вторую жизнь?
Полина РОМАНОВА
Фото автора и Ольги Орловой
