Лариса Иванова: «Все наши спектакли – это разговор о человеке»
В конце 2020 года исполнилось 30 лет сыктывкарскому театру «Фантастическая реальность». За эти годы он стал особенным и уникальным явлением в культурном пространстве столицы республики. Юбилей театр встретил в новом статусе автономной некоммерческой организации и с премьерой – постановкой по пьесе Г.Ибсена «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». Круглая дата – хороший повод поговорить о прошлом, настоящем и будущем театра с его режиссером Ларисой Ивановой.
– Лариса, как появился театр «Фантастическая реальность», из чего возник?
– В 1986–1990 годах я училась в республиканском училище (ныне колледже) культуры, и при нем был учебный театр-студия «На четвертом этаже». Его организовал и им руководил Юрий Васильевич Клепиков, там в основном занимались студенты его курса. После выпуска я поступила в Пермский институт культуры учиться на режиссера, но продолжала заниматься в театре училища как актриса. Мы ставили «Красный уголок» Марка Розовского, Петрушевскую, еще каких-то авторов. Просуществовали почти три года, с 1987 по 1989 годы, а в 90-м нас оттуда «попросили» – посчитали, что мы слишком разрастаемся. Видимо, боялись чего-то. И мы «переехали» в Облсовпроф на Бабушкина, 4. По сути, театр училища стал предшественником и первоосновой «Фантреальности». Там уже была я, были Толик Федоренко и Дима Беляков – они дружили и работали на ЛПК. Были актрисы Люба Новик и Оля Макарова, музыкант Леня Панфиловский, художник Ирина Кузнецова (Дасюк), которая оформила все первые спектакли «Фантреальности».
Театр появился при двух организациях-учредителях: тогдашнего отдела культуры города под руководством Виктора Анатольевича Шевцова и республиканского Центра народного творчества, им руководила Валентина Ивановна Привалова. Было по ставке в том и другом учреждении, их объединили и создали этот театр, Клепиков как-то договорился с Шевцовым. Вообще, изначально была идея создать профессиональный альтернативный молодежный театр – на ставках. К сожалению, до этого не дошло, потому что, вспомни, в 1991-м стало все рушиться… Презентация театра-студии «Фантастическая реальность» и показ его первого спектакля состоялись 5 декабря 1990 года – этот день стал датой нашего рождения. Тогда мы показали «Шинель» по Гоголю.
После премьеры спектакля «Когда мы, мертвые, пробуждаемся». Ноябрь 2020 г.
– Откуда взялось название театра, кто его придумал?
– Его придумал Клепиков. Актриса Люба Новик его спросила: «Юрий Васильевич, ну что это за название, да еще такое длинное?». Он ответил: «А ты посмотри вокруг: разве все это – не фантастическая реальность?».
– Почему очень скоро после создания театра Юрий Клепиков ушел, а вы с хорошей большой сцены на Бабушкина, 4 переехали в подвал на Чернова, 20?
– В августе 1991-го Юрий Клепиков и Анатолий Федоренко поступили в ГИТИС и уехали в Москву. Федоренко через 20 лет, будучи ведущим актером Академического театра драмы им.Савина, первым воплотит образ Гамлета на этой сцене, а еще через несколько лет снова уедет из Сыктывкара в Москву и будет успешно работать в театре Джигарханяна… В тот же период Светлана Гениевна Горчакова создала театр фольклора – сегодня Национальный музыкально-драматический. Создала там же – на Бабушкина, 4. Идея фольклорного театра показалась руководству ЦНТ более интересной, чем идея нашего. Тем более что Клепиков уехал, а в меня – второкурсницу института культуры, которая заменила его как худрука и главрежа, но неизвестно, станет ли режиссером, – там особо не верили. Нам надо было освободить место, и в том же 1992 году мы с нашим барахлишком переехали в подвальчик на Чернова, 20, где работали 12 лет. В 2004-м пришлось переехать на Коммунистическую, в небольшое одноэтажное здание за гостиницей «Сыктывкар». В крещенские морозы 2008-го мы были вынуждены переезжать снова – так оказались в подвале на Ленина, 89, где пребывали еще 11 лет. А в феврале 2019 года перебрались в сыктывкарский Дом художника на улице Домны Каликовой. Там сейчас и располагаемся.
– В апреле 2019 года театр кардинально сменил статус: из муниципального учреждения культуры превратился в АНО, автономную некоммерческую организацию. Причиной стала окончательная потеря взаимопонимания с городским Управлением культуры?
– То, что мы стали независимым театром – это вообще очень закономерная вещь именно для нас. Потому что мы развивались не как народный театр, а театр как таковой. И это отличие, по большому счету, нас и сформировало. И нашу якобы протестность, хотя я не думаю, что мы какие-то протестные. Мы просто не укладываемся в это четкое лекало, которое за последнее время обросло всякими требованиями и разнарядками. Нам в такой ситуации существовать было абсолютно невозможно. Поэтому мы и ушли в автономность. И оказались в ситуации свободы, когда ты волен делать то, что хочешь, но при этом должен убедить грантодателей в своем проекте – что эта история окажется интересной…
У нас в стране трудно всем, кто связан со словом «независимый». Самое сложное для независимого театра – зарабатывать. Это проблема, потому что надо платить за аренду, привлеченным людям и еще много за что. Конечно, мы будем писать заявки на разные гранты. Но не факт, что в этом году нам что-то дадут. Поэтому нужна площадка, где мы будем показывать спектакли, тем самым зарабатывая. И не время от времени по возможности, а с периодичностью – иначе не выжить. И параллельно думать про гастрольные выезды.
– А как вы перебрались в Дом художника?
– Несколько лет назад, когда я еще была председателем СТД Коми, естественно, много общалась с руководителями других творческих союзов. И как-то мы шли с мероприятия с Фаруком Бурангуловым – председателем Союза художников Коми, нам было по пути. Дошли до Ленина, 89, где располагался театр, я пригласила его в гости. А то помещение было, конечно, мало подходящим для театра: подвал, запах сырости и канализации… Фарук сказал: перебирайтесь к нам, в Дом художника!
Сейчас в ДХ оборудуют многофункциональный выставочный зал, чтобы можно было и концерты проводить, и спектакли, и выставки. Если все получится, как задумано, у нас, слава богу, появится подходящая площадка в центре города. Она сможет работать и приносить дивиденды. Но все равно, конечно, эту площадку в ДХ надо будет обживать, потому что спектакль – живая текстура.
Нашим основным принципом всегда было делать то, в чем был бы театр. Неважно, какой: народный, не народный, любительский, профессиональный. То есть оценивать любителя как любителя, профессионала как профессионала, конечно, можно. Может быть, даже нужно – кому-то, когда-то, зачем-то. Например, каким-нибудь критикам. Вот мне это было всегда абсолютно неважно. Хотя многие наши актеры с их сценическим опытом – уже давно профессионалы. А с другой стороны, если бы они все были крутые профи, – думаю, я не достигла бы того, что хотела достичь. Непрофессиональные актеры на сцене не играют – они в этом существуют! Любительский, народный театр в этом смысле уникален тем, что исполнители там не играют, а живут. То есть чем меньше «заезжен» артист, тем он больше наполнен эмоциями. Может, это выглядит не так отточено и безупречно, как у профессионала, но в этом есть своя привлекательность. И мне, в частности в постановке «Когда мы, мертвые, пробуждаемся», это было важно. Чтобы у зрителя было ощущение происходящего в реальности, здесь и сейчас, словно история, которую мы рассказываем, разворачивается прямо рядом с ним, на его глазах.
Вообще, я думала, что вот поставлю этот спектакль – и закрою шкатулку под названием «Фантастическая реальность». Потому что есть момент такой, знаешь… «О чем говорить?». Про что вообще говорить? Можно поговорить о вечном, о любви, взять какие-нибудь письма. Например, мне давно хотелось сделать спектакль по переписке Цветаевой и Рильке. Но на фоне всего, что происходит вокруг, хочется вообще взять паузу, отойти от всего – и от творчества в том числе. Не знаю – может, это просто усталость, может, жизнь надавила слишком сильно в каких-то обстоятельствах.. У меня 2020-й был по личным причинам запредельно тяжелый… И было ощущение, что нам, театру, уже не выбраться из этой колеи. Но как-то выбрались, и теперь думаю: может, тогда сделать что-то? Мы же не случайно оказались на этой площадке… У нас есть мысли двигаться вперед, подавать заявки на гранты. Имеются и конкретные задумки – как по восстановлению каких-то прежних наших спектаклей, так и по новым проектам.
Так что на 2021 год у нас в планах – «быть». А дальше ничего загадывать не хочу. Потому что, как показали события прошлого года, жизнь настолько непредсказуема! Вот на федеральном телеканале «Культура» выходит сюжет о независимых театрах, о том, как они в новых условиях выживают. И там показывают, как Леонид Трушкин после 30 лет существования закрыл свой театр антрепризы в Москве, потому что не тянут аренду… В этом же сюжете Николай Коляда говорит, что пойдет по квартирам Дедом Морозом, чтобы не дать своему театру погибнуть в пучине, а в финале показывают нас… И в конце сюжета председатель СТД России Александр Калягин говорит, что каждый город, в котором есть независимый театр, как-то должен помогать таким театрам, потому что это совершенно другая культурная история города. Мы столько лет существуем в этом культурном пространстве, и город мог бы каким-то образом принять участие в нашей судьбе. В этом году Управление культуры города возглавил Владимир Иванович Юрковский. Может быть, у него возникнет какой-то к нам интерес, появится заказ. Словом, будем надеяться, что город все-таки обратит внимание на нас.
– Сегодня у вашего театра какое мироощущение – скорее «живем» или скорее «выживаем»?
– Конечно, на данный момент скорее «выживаем». И рады, и будем рады любой поддержке. К счастью, находятся люди, которым интересно то, что мы делаем, и они готовы нам помогать.
– А тенденция к «жить» просматривается?
– Конечно! Надежда умирает последней. Вообще, 2020-й для многих стал катастрофой. А для нас он был очень хорошим – мы выиграли грант СТД. Благодаря ему смогли закрыть все имевшиеся долги, сохранить себя на нынешней базе и подумать о том, что будем делать дальше. У многих этого не случилось. И, конечно, в сложившихся реалиях мы выжили, но в ситуации, когда все так непредсказуемо, я не удивлюсь, если театр «Фантастическая реальность» перестанет существовать.
«Пиковая дама», 1998 г.
«В ожидании Годо», 2012 г.
«Елизавета Бам», 2000 г.
«Макбет», 2001 г.
– Как все эти годы формировалась актерская труппа?
– По-разному: кто-то приходил сам, кого-то я привлекала – сама или по рекомендациям. Но вообще, «Фантастическая реальность» – это театр проектов. У нас нет постоянной труппы. С самого начала работы театра у нас остались, пожалуй, только Евгений Буткин и Анна Гурьева. Собирается вернуться в Сыктывкар Ирина Кечаева, ждем ее к осени. А остальные актеры появляются в зависимости от ситуации. Я привлекаю либо своих бывших студентов по колледжу культуры, либо кого-то из актеров прежних постановок – например, Евгения Гаврилова, с которым мы сделали «Приставалу». В спектакле «В чаще» была задействована, по рекомендации ее педагога, Алена Доронина. Тогда она училась, а сейчас блистает на сцене Академического театра драмы…
Вообще, через «Фантреальность» всегда проходило много довольно талантливых людей. Кто-то задерживался надолго, кто-то был проходящим элементом, но всегда это были очень интересные, одаренные люди. Можно вспомнить Надю и Сашу Бушеневых. К «Пиковой даме» Надя пошила великолепные костюмы, а ее брат Саша играл в этом спектакле Сурина. Уже много лет они живут и работают в Москве – Саша работает в какой-то очень крутой фирме, а у Нади сейчас своя школа. Это и Витя Бастраков, который создал группу «Сумеречная тайна», а потом уехал в Питер и за несколько лет (увы, последних лет жизни) успел там поработать с рядом очень известных музыкантов, поиграть в группах «Кукрыниксы», «Пилот»… Это Владимир («Вилли») Молодцов – сегодня, наверное, самый известный волынщик в России, который тоже держит в Питере свою школу игры на волынке и выпускает книги… Словом, наш театр всегда был и остается объединением творческих людей на какой-то период времени, которые собираются, делают конкретные проекты. Потом они женятся,выходят замуж, уезжают, вместо них приходят другие…
Ключевых, много лет постоянно присутствующих в театре людей совсем немного – и десять человек не наберется. Но когда мы делаем какой-то проект, надо очень четко понимать, кто что делает, за что отвечает. Собираемся, готовим, показываем – и потом эта группа распадается.
– За три десятилетия в театре поставлено много спектаклей, и все они очень разные, и темы затрагивают разные. Как происходит выбор материала, что ставить, откуда приходят идеи для постановок?
– Как-то одна женщина мне сказала: «Всем ваш театр хорош, но пьесы все берете такие сложные… Поставьте что-нибудь попроще». Что значит попроще? Я не знаю. Смотрю, что мы ставили за все эти годы, – и мне все это нравится. Это все очень хорошая драматургия, качественный материал, интересные истории, и я думаю, что мы их довольно-таки интересно рассказывали. И сегодня есть о чем еще рассказать в задуманном новом проекте.
Идеи приходят по-разному: сама дохожу, студенты приносят, актеры подсказывают. Окончательное решение принимается мной – тут все очевидно, у нас монархия и диктатура одного человека. Я могу, конечно, принять чьи-то возражения, но таковых особо и не было.
Каждый раз, выбирая тему, отталкиваешься от своих ощущений… Какое-то напряжение витает в воздухе, которое передается иногда даже через мистические посылы. Помню, в 2001 году мы поставили «Макбета» Ионеско, а буквально через несколько месяцев эту же пьесу ставит «Сатирикон», потом его стали ставить все больше. Что это было, я не знаю. То же самое с «Бурей» Шекспира: мы поставили ее в 2010-м, а в 2011-м ее ставит у себя в «Et cetera» Калягин, потом кто-то где-то еще… Видимо, в обществе назревает какая-то тема – и она таким образом реализуется.
Иногда что-то в мире, стране, обществе что-то происходит – и ассоциации с какими-то уже написанными историями приходят сами собой. К примеру, после событий 2014 года на Украине, которая для меня не чужая (у меня мама украинка, родом с Полтавской области), мне сразу вспомнилась «Антигона» Софокла. Это было как слайд, вспышка! И я еще тогда захотела это поставить. Правда, потом начались сложности, и мы взяли другой материал для постановок. Но «Антигону», если будет возможность, я бы все-таки хотела сделать. Какая бы древняя ни была история, это будет диалог о жизни здесь и сейчас. И не надо бояться: «Ооо, Софокл!». История эта про нас настолько, что становится не по себе, просто мурашки по коже, и думаешь: Господи, когда-нибудь что-то изменится на этой планете?!
Вообще, все наши спектакли – это всегда разговор о человеке, его жизни и душе. И часто это истории людей, оказавшихся в серьезных, пограничных жизненных обстоятельствах. Мне интересны такие истории. И всегда хочется сделать то, чего еще не делали. Или кто-то сделал, но мы не видели.
Конечно, при выборе пьесы смотрим на расклад по актерам. Потому что какой смысл что-то ставить, если это некому будет сыграть. С Ибсеном, например, я ничего специально не придумывала. Пьесу принес мой студент-дипломник Дима Межевикин – и она мне просто запала. И все появилось, сыгралось и сделалось само собой, будто из воздуха. Просто волшебным образом само сложилось.
– 30 лет – возраст даже для человека солидный, а уж для театра… Помню праздник 10-летия «Фантастической реальности» – будто вчера было, а уж 20 лет миновало. У тебя самой нет ощущения, что 30 – это много?
– Как-то директор Театра оперы и балета Республики Коми Валентина Судакова пригласила меня поставить там мюзикл Ирины Блинниковой «Голубая роза». Я тогда была депутатом Госсовета Коми от СПС и немножечко истосковалась по театру. Решила, что в свой отпуск никуда не поеду, а могу поставить спектакль, и согласилась. И вот как-то я шла по театру оперы и балета и на лестнице встретила главного режиссера Ию Петровну Бобракову. «Лариса, хочу с вами поговорить!» – сказала она. Пригласила в свой кабинетик на 4-м этаже. И вот мы сидим, разговариваем в кабинете, где на стенах – афиши 50-летней давности, старые перья, искусственные цветы, еще какие-то раритеты и артефакты, и все такое… запыленное и неживое. Мы о чем-то беседуем, и вдруг она говорит: «Знаете, Лариса, вот так живешь, живешь, а потом вжжжик! – и 70 лет как не бывало!». Ты знаешь, я тогда очень мощный инсайт «словила»! Можно, оказывается, не заметить, как прошло 70 лет.
Вообще, люди, постоянно занятые творчеством, глубоко несчастны. Они могут что угодно говорить – что они счастливы, что это их призвание и так далее. Но я уверена в обратном. Конечно, я испытываю определенное счастье, наслаждение, когда смотрю спектакль. Бывали моменты, когда мы что-то ставили, и накануне премьеры, на прогоне, актеры играли его для меня одной. Помню, так посмотрела «Пиковую даму» и подумала: как же здорово, какой клевый спектакль! Понятно, что его сделала не одна я, а целая группа людей, но все равно есть ощущение большой радости и где-то даже счастья. Другой человек скажет, что он вообще такого никогда в жизни не испытывал. Но должно быть понимание, что театр – это театр, а жизнь – это жизнь. И из людей, занятых в театре, очень мало кто попадает в жизнь… У них не хватает времени на свою жизнь, своих детей, на себя, понимание себя. Профессиональные театры вообще загоняют человека в определенный ритм и не дают возможности расслабиться, посмотреть по сторонам, подумать. А если еще учесть, что артисты в массе своей люди подневольные, и у них нет никакого выбора в том, что играть, и никто не спросит, как ты себя чувствуешь… Все это очень далеко от изначальной мечты. Но момент аплодисментов, цветов, благодарностей зрителей – этой эйфории на какое-то время хватает. Вообще, с точки зрения режиссера все это кажется немножечко другим. Мне иногда жаль артистов – вот этого отсутствия выбора в их жизни.
Ну и моя жизнь вне театра крайне незамысловата. В ней вообще ничего нет, даже семьи. Потому что я для себя четко поняла: если чему-то отдаюсь, я этому отдаюсь целиком и полностью. У меня был очень четкий момент выбора: или я театром занимаюсь, или буду заниматься жизнью. И так сложились обстоятельства, что театр на тот момент меня привлекал гораздо сильнее. И так, наверное, осталось до сих пор – мне иногда нравится моя позиция наблюдателя, я как бы не влезаю ни во что. Я могу быть на чьей-то стороне, но не буду об этом говорить, за кого я. В любых ситуациях – жизненных, политических и так далее. Но вообще, я в подобных ситуациях всегда на стороне жертвы – слабого. Или сильного, но все равно жертвы. Человека, поставившего что-то выше себя, ценнее своей жизни. Такие моменты меня привлекают – это как драматургия, как читать хорошую книгу.
«Психоз 4:48», 2006 г.
«Человеческий голос», 2009 г.
«Когда мы, мертвые, пробуждаемся», 2020 г.
«Приставала». 2017 г.
«Буря», 2010 г.
– Может случиться, что ты скажешь: все, я устала, я ухожу – и на твое место придет другой режиссер?
– Да ради бога! Конечно, может. Только кто этот человек, откуда он придет, чего захочет и захотят ли с ним нынешние люди «Фантреальности» продолжать эту историю, или он со своими придет? Трудно представить такую ситуацию…У каждого «свое кино», свой театр, своя реализация. Поэтому пользуйтесь моментом, пока мы есть. Помогайте нам, пока мы живые. Пока мы еще находимся в силах и в этом интересе. Потому что не станет меня, Жени Буткина, Миши Таткина, Леши Краева, Лени Панфиловского – ничего не будет. Потому что есть люди, их определенная энергетика и посыл. Когда нас не станет – кто это возьмет и как это будет дальше? Эта история, если и продолжится, будет совсем другой. Авторский театр тем и интересен, что он живет здесь и сейчас. Не стало Петра Фоменко – и даже если ты придешь в его театр и посмотришь его постановку, это уже будет не он.
– Какие из спектаклей «Фантреальности» за всю его историю для тебя самые дорогие и памятные?
– «Буря» Шекспира запомнилась по тому, как она легко и радостно рождалась. Вообще, я все свои спектакли люблю, мне трудно выделить – каждый прекрасен по-своему, на мой взгляд. А в самой новой постановке по Ибсену я нащупала для себя, как мне кажется, новый театральный язык. Его я хочу развивать. Вообще, мне интересно находиться в поиске. Все равно камерный театр довольно ограничен в своих возможностях. И искать именно в камерном пространстве новые способы выражения – это всегда очень интересно.
– А какие годы из этих тридцати были самые ударные – что называется, золотой век?
– Каждый раз, когда мы удачно выезжали куда-то на гастроли. Очень знаковый 2004 год, когда с постановкой «Елизавета Бам» мы стали победителем на V Всероссийском фестивале любительских театральных коллективов «Успех» в Щелыково – доме-музее А.Островского под Костромой, потом показывали этот спектакль в Доме актера на Арбате и возили на гастроли в Латвию… 2006 год, когда со спектаклем «Психоз 4:48» мы оказались в афише международного фестиваля «Новая драма» в Москве и показывали его на сцене «Театра.doc», тогда же познакомились с Иваном Вырыпаевым, Эдуардом Баяковым… Конечно, приятны воспоминания и 2015 года, когда с постановкой «В чаще» на международном фестивале народных театров «Авангард и традиции» в Гатчине мы взяли призы за лучшую мужскую роль и лучшую режиссуру. И 2017 года, когда поехали туда же с «Приставалой» – и снова приз за высокий профессиональный уровень режиссуры и исполнительского мастерства…
Любому творческому человеку хочется признания. В такие моменты думаешь: может быть, ты не зря страдал, все было не напрасным. Это самое ценное. Если спросить, какова цель того, что мы делаем, самого существования театра «Фантреальность», я отвечу: вообще цели никакой нет. Каждый раз на спектакле ты соприкасаешься с людьми – и происходит эмоциональный обмен. Может быть, он и есть цель.
Беседовала Ирина САМАР
Фото из архива театра «Фантастическая реальность»
