Каллистрат Жаков. Посмертная судьба
Возвращение на родину имени и произведений знаменитого философа было долгим и трудным
Сыктывкарский микрорайон Давпон растет стремительно, этаж за этажом, дом за домом. А еще десять лет назад здесь была деревня… Среди многоэтажек еще остались ее островки. Среди них – дом по Давпонской, 41: светло-коричневая «вагонка», один этаж, покосившийся сарай. Это родовой дом знаменитого философа, просветителя и писателя Каллистрата Жакова. Строительный мусор с соседних строек уже подкрадывается к калитке. А через дорогу стоит школа имени философа, с единственным музеем, посвященным уникальному человеку, о котором мы знаем слишком мало… Имя ученого на долгие десятилетия было забыто, но его научные труды, художественные произведения и непростая судьба всегда интересовали тех, кто неравнодушен к истории и культуре Коми края.
30 сентября исполнилось 155 лет со дня рождения Каллистрата Жакова. К юбилею мыслителя в издательстве «Эском» вышло первое в своем роде сочинение, наиболее полно раскрывающее его судьбу и творчество. «Регион» побеседовал с автором книги «Каллистрат Фалалеевич Жаков» доктором филологических наук Павлом Лимеровым.
– Павел Федорович, почему мы, земляки великого человека, практически не знакомы с его творчеством и судьбой?
– Тому есть веские причины. Многие годы имя Каллистрата Жакова было под запретом. С конца двадцатых – начала тридцатых по конец восьмидесятых годов о нем старались молчать, а в какой-то период и вовсе вычеркнули его имя из истории. В 1926 году Жаков умер в одной из больниц города Риги, но на родине его смерть не осталась незамеченной. При обкоме партии собрался круг людей: этнографы, работники партии, писатели, родственники, те, кто знал Жакова лично. Был проведен вечер памяти философа, на котором писатель Александр Забоев предложил поставить в Усть-Сысольске памятник Каллистрату Фалалеевичу. Но вскоре отношение властей к национальной теме резко изменилось. Вышла статья Иосифа Сталина о борьбе с национализмом, и Жакова определили как ярого националиста. Критик, руководитель Коми издательства Иван Оботуров написал ряд статей о буржуазном национализме в коми литературе и объявил Жакова лидером национал-шовинистов в Коми. Многие из тех, кто присутствовал на вечере памяти Каллистрата Фалалеевича, затем сгинули в лагерях. В том числе и Даниил Янович, написавший некролог в журнале «Коми му».
Позже, в тридцатые годы, вышли две книги по истории Коми – одна Николая Ульянова, вторая Василия Подорова – и там уже четко было обозначено, что Каллистрат Жаков является лидером зырянских национал-шовинистов, и изучение его творчества с точки зрения советского дискурса стало невозможным.
– Когда же о нем заговорили вновь?
– О Жакове вспомнили в 1960-е годы. Волна реабилитации, как ни странно, началась в Вологде. Трудами Жакова заинтересовался завкафедрой философии Вологодского пединститута Николай Михайлович Трифонов и начал искать факты биографии мыслителя, но столкнулся с тем, что их было слишком мало. Тогда он написал письмо Любови Вадимовне Жаковой, на тот момент только предполагаемой внучке, чтобы узнать, действительно ли она является потомком философа. Любовь Жакова с удивлением обнаружила, что ее дед был профессором. Отец – Вадим Жаков – был женат на матери Любови недолго – брак получился скоротечным. Сама Люба воспитывалась в семье деда – академика Захария Френкеля – известного врача-гигиениста, геронтолога. А когда Вадима Жакова репрессировали и расстреляли, семья приняла решение оберегать ее от этих сведений. Говорить о Жакове было опасно.
И вот она узнает о деде-философе и начинает собирать материалы по этой линии своей семьи. Любовь Вадимовна списывается с тогда еще живой вдовой Вадима Жакова, от которой узнает перипетии его трагической судьбы. Предположительно, он был одним из авторов знаменитого орудия «Катюша» и рассчитывал на орден Ленина, но был арестован и расстрелян.
Любовь Вадимовна положила жизнь на то, чтобы реабилитировать своего деда Каллистрата Жакова. Была запланирована и монография в соавторстве с Трифоновым, но этот проект не состоялся из-за скоропостижной кончины философа. В это время к «жаковской» теме подключаются другие люди. На Украине это историк Сергей Белоконь, а в Ленинграде – Андрей Викторович Шабунин, медик по образованию. Сергей Белоконь уже в 1960-е годы пишет о «великом зырянском мыслителе». Андрей Шабунин же искал материалы по Лесгафту и наткнулся на такую неоднозначную фигуру, как Жаков. Три человека списываются друг с другом и начинают собирать материал. Подключаются и наши ученые: Анатолий Константинович Микушев, Вера Алексеевна Латышева, Адольф Иванович Туркин. Первые статьи этих исследователей из Коми были написаны в те же шестидесятые годы. Впервые полноценная публикация о Жакове вышла в январском номере журнала «Войвыв кодзув» в 1972 году, это была статья Андрея Шабунина «Взлеты и падения К. Жакова» (в переводе на коми «К. Жаковлон вермомъяс да усьломъяс»), вызвавшая в республике немалый интерес. В 1974 году журнал «Север» публикует статью Николая Трифонова и Любови Жаковой «Сквозь строй жизни. К.Ф. Жаков (1866–1926), биографический очерк». Трифонова к этому времени уже не было в живых, и Любовь Вадимовна отправила статью в редакцию журнала самостоятельно.
После выхода этих двух материалов в 1976 году была создана комиссия по наследию Каллистрата Жакова, которая работала в течение года. Нетрудно догадаться, какой вердикт был вынесен: во-первых, в прозе Жакова комиссия находит «недопустимый общественный смысл и направление», во-вторых, его лирические стихотворения и поэма «Биармия» «стоят на абсолютно низком идейно-художественном уровне». Вывод: не допустить.
К.Ф.Жаков среди преподавателей. В центре в кителе В.Н.Бехтерев. Фото из мемориального музея В.Бехтерева.
– Чем была обусловлена вторая волна реабилитации?
– Нельзя сказать, что после этого решения Жаков снова канул в Лету. В том или ином контексте имя Жакова появлялось в публикациях Латышевой, Гагарина, Беляева, Демина, венгерского исследователя финно-угорских литератур Домокоша. Но до второй половины 1980-х годов в открытой печати упоминать о Жакове без употребления идеологических штампов решался только Белоконь. В 1982 году в Киеве выходит его статья «У свити прекрасного. Великий сын коми», а на родине Жакова «великим» назвать его, пожалуй, никто бы не рискнул. В 1980-е годы начался новый виток жаковедения. На волне перестройки стало возможным более открыто говорить о Жакове, подключились и новые исследователи. В марте вышла статья тогда еще молодого сыктывкарского историка Игоря Жеребцова в газете «Молодежь Севера», названная им «Каллистрат Жаков – зырянский Фауст», в том же году в журнале «Даугава» была опубликована статья Белоконя с таким же названием: «Зырянский Фауст». Не прекращала работу по реабилитации деда и Любовь Вадимовна. Ее стараниями было принято решение о перезахоронении Жакова, и прах его в конце 1990-го года был перевезен с Рижского Покровского кладбища в Коми.
– Повлияли ли на его наследие долгие годы запрета? Много ли утеряно?
– Участь архивов Жакова печальна. Документы петербургского периода его жизни, включая переписку, погибли во время блокадной зимы 1941 года, когда вторая супруга Каллистрата Жакова – Глафира Никаноровна – сожгла их, чтобы хоть как-то спастись. Материалы, принадлежавшие третьей жене Жакова Алиде Приеде, тоже не сохранились, есть предположение, что она спрятала этот архив в земле, но где – теперь неизвестно. Судьба документов, оказавшихся в руках жаковского сподвижника Эрнста Барона, тоже неясна. На его даче Каллистрат Фалалеевич написал книгу «Методология наук»; известно, что готова была книга по грамматике коми языка в трех томах, но судьбы этих книг тоже теряются. Есть Рижский архив, где сохранились многие документы прибалтийского периода, есть материалы в архиве города Тарту. Дело огромной важности совершил журналист Артур Артеев, который привез довольно много документов прибалтийского периода жизни Жакова. Это все касательно рукописей. Но Жаков при жизни много издавался: выходили отдельные книги, сборники рассказов, статьи в журналах, газетах. Он много ездил по городам России, буквально от Усть-Сысольска до Владивостока, с чтением лекций, и почти во всех газетах городов печатались и материалы о нем, и его новеллы. Конечно, следует все это собрать и издать собранием сочинений.
– Готовясь к интервью, столкнулась с тем, что найти структурированную, полную информацию о Жакове обывателю довольно сложно.
– Думаю, что информацию о биографии Жакова найти все-таки можно. Работ о нем выходило довольно много. Перечислять все работы о Жакове займет много времени и места. Другое дело, что все это отдельные статьи, освещающие разные аспекты жизни и творчества Жакова. Моя книга в этом смысле – первое большое сочинение, в котором рассмотрена и его биография, и основные его произведения. В ней использовано много документов, малоизвестных и даже неизвестных широкой общественности. В целом я назвал бы эту книгу художественно-документальной повестью, потому что старался не загружать читателя излишней научностью, писать ясно. Хотя Жаков сам по себе сложен, как и его философия. Биографию свою Жаков изложил в романе «Сквозь строй жизни», и многие считают этот роман почти документальным. Но надо полагать, что это все же роман, литературное произведение, со своими задачами, со своей концепцией. Поэтому и герой романа не Каллистрат Жаков, а литературный персонаж Феофилакт Панюков. Вообще, в романе нет дат, изменены многие имена людей, окружавших Жакова, какие-то события опущены, или даже изменена их хронологическая последовательность. Все эти разночтения с романной биографией я старался прояснить в книге.
– Каким предстает Жаков в Вашей книге?
– Прежде всего, универсальным человеком. В каком-то некрологе его назвали ренессансным человеком, в том смысле, что он опоздал родиться на 500 лет. Это не просто формальное определение, Жаков действительно по человеческому типу схож с людьми Ренессанса. Он многомерен: философ и математик, этнолог и писатель, астроном, механик. Он находит красоту и гармонию в математических формулах, и его философская система имеет математическое обоснование. В философии он ищет законы мироздания. В поэзии он едва ли не первым в России применяет свободный стих – в «Песнях о Паме Бурморте». Его новеллы о людях Севера, особенно его так называемые сказки, можно считать началом жанра фэнтези. Что касается его этнографических работ и полевых исследований коми и других финно-угоров, то здесь, безусловно, он первый. Кроме того, он был прекрасным педагогом, умеющим увлечь учеников самыми сложным математическими выкладками, а его лекции о литературе нового времени слушала вся культурная Россия.
У нас не очень верное понимание об образовании, которое получил Каллистрат Жаков. После того, как отучился в Выльгорте, а затем в уездном училище в Усть-Сысольске, он четыре года получал образование в учительской семинарии в Тотьме. После он поступил в реальное училище Вологды. Мы сегодня как-то не очень понимаем, что такое реальное училище. В императорской России было два вида среднего образования: гимназическое и реальное. Гимназия предполагала гуманитарный дискурс. И для поступления в университет на гуманитарные направления, филологию или, скажем, юриспруденцию, нужно было именно гимназическое образование. Реальное же училище было ориентировано на естественные науки. Изучались математика, физика, биология, химия и технические специальности. Седьмой класс реального училища вообще специализировался на химии. И в Киевский университет Жаков поступил на естественное отделение (химико-биологическое) физико-математического факультета. То есть Жаков до какого-то времени совершенно не мыслил себя гуманитарием. Через полгода он перешел на математическое отделение и, только проучившись год, подал прошение о переводе на историко-филологический факультет. Дело в том, что в этот период жизни Жаков был увлечен поэзией и полагал, что поэзия и филология – одно и то же. В Петербург он перевелся, чтобы изучать этнографию и фольклор своих земляков, коми-зырян. И первая же его экспедиция была вполне успешной. По ее материалам он написал две статьи: «Языческое миросозерцание зырян» и «Этнологический очерк зырян», оцененные учеными довольно высоко. Под свою опеку его берет известный фольклорист академик Иван Николаевич Жданов. Каллистрат Жаков пишет кандидатскую (в нашем понимании – дипломную) работу «Зырянские сказки и русская народная словесность», заканчивает университет с дипломом первой степени, и его оставляют для подготовки на должность профессора. К сожалению, Жданов скоропостижно скончался, и карьера фольклориста у Жакова не состоялась. В дальнейшем он сотрудничал с крупнейшим лингвистом Бодуэном де Куртенэ, предложившим ему писать диссертацию по сравнительному языкознанию.
– А что известно о Жакове как о педагоге?
– Базовое образование, которое ему дала Тотемская семинария, Жаков реализовал в полной мере, начиная с Вологды, где был одним из лучших репетиторов. В Петербурге Жаков также занимался репетиторством, работал в гимназиях. Преподавал и на курсах Александра Сергеевича Черняева – также выходца из Вологодской губернии. После сдачи магистерских экзаменов в 1905 году Жаков преподавал в Санкт-Петербургском университете зырянский язык, а с 1908 года – логику и историю философии в Психоневрологическом институте. Здесь он получил звание профессора и занимал должность заведующего делами студентов, сейчас бы сказали – проректора по учебной работе. Вообще, работа в этом институте – самая яркая страница в биографии Жакова. В 1903 году состоялось его памятное выступление с докладом «Материализм с точки зрения теории познания» в Философском обществе, после которого произошло его фактическое размежевание с философами-неокантианцами. Тогда же его пригласил академик Бехтерев в «Русское общество нормальной и паталогической психологии». С этого времени и начинается сотрудничество Жакова с Бехтеревым, продолжавшееся до самой смерти Жакова. Даже после смерти Жакова в 1926 году Владимир Михайлович Бехтерев давал обещание помочь усть-сысольским землякам Жакова с изданием собрания его сочинений, коль скоро они начнут его собирать. Жакова очень уважали студенты, было даже такое понятие – «жаковщина», один из бывших студентов Жакова позднее писал, что жаковщиной «болели» все студенты Психоневрологического института. Кроме того, Жаков проводил собрания студентов у себя дома на протяжении многих лет. Среди тех, кто приходил на эти квартирники, были Александр Грин, Виктор Шкловский, Янка Купала, Питирим Сорокин и многие другие.
– Вы сказали, что Жаков считал себя математиком и философом. Признавало ли его философское сообщество?
– Отношения с Философским обществом были сложными. В ту пору в фаворе у философов было неокантианство, и отрицать философию Канта считалось предосудительным. Жаков же, увлекавшийся этой философией на протяжении многих лет, считал, что перерос ее, и к 1901 году уже выработал свои представления о гносеологии, а также подступил к созданию своей «эволюционной философии», как он ее позже назовет — лимитизму. Соответственно, критика Канта не сошла ему с рук, и путь в философию ему фактически был закрыт. Глава Философского общества Введенский выразил это довольно определенно. Жаков опубликовал много своих работ по гносеологии и лимитизму, но философским сообществом они признаны не были.
– В то же время Каллистрат Жаков признан как писатель…
– Более того, он был признан и как литературный критик. Жаков публиковался в журнале «Ясная поляна», основанном Львом Толстым. Для этого журнала он написал большое исследование по «Братьям Карамазовым» Достоевского, статьи о произведениях Леонида Андреева, Кнута Гамсуна, Платона. Есть у него статьи о Чехове, Альфонсе Доде и так далее. Что касается его литературных произведений, то они выходили в виде отдельных книг и распространялись по всей России. Роман «Сквозь строй жизни» читали многие, им восхищался и Максим Горький.
– Его учение, лимитизм, было распространено большей частью в Прибалтике?
– Лимитизм не был признан философами, но Жаков читал лекции по лимитизму в Психоневрологическом институте, и студенты это приветствовали. Все-таки это не вычитанный где-то курс, а эксклюзивный, выношенный самим автором. Это всегда приветствуется студентами. В Прибалтике Жаков нашел многих последователей лимитизма, именно как учения, религиозно-философской системы, которая призвана спасти человечество и которая пришла на смену политической идеологии. Лимитизм Жакова не отрицал христианство, он как бы вбирал его в себя, так же, как науки и философские системы. Кроме того, в лимитизме есть очень сильная этическая составляющая, что немаловажно, так называемые принципы жизни по лимитизму. Все это привлекало к нему представителей интеллигенции, да и не только. Люди на лекции Жакова ходили. Кстати, свою последнюю лекцию он прочитал за месяц до кончины.
Потомки Каллистрата Жакова – Захар Львович Жаков и его брат Михаил на могиле прадеда в Сыктывкаре. Май 2016 г. Фото Артура Артеева.
– Не утихают разговоры о родовом доме Жакова. Он может быть снесен уже в ближайшее время. Есть сомнения, тот ли это дом…
– Дом по Давпонской, 41 – это действительно тот самый дом, который построил его отец, Фалалей Жаков, и где родился сам Каллистрат Фалалеевич. Дом наследовал его брат, Василий, вот по линии Василия и живут до сих пор в этом доме родственники Каллистрата Фалалеевича. Конечно, этот дом надо отнести к самым значительным в Коми памятникам культуры. Этот дом – культурное достояние, и если в нем организовать музей Жакова, то это будет визитной карточкой республики. Жаков достоин и памятника в родном городе.
Беседовала
Мария ИГУШЕВА
