Тамара Хабарова: «Я всю жизнь учусь»

В Сыктывкаре назвали победителей крупнейшей республиканской выставки «Мастер года – 2021». Лучшим мастером признана вышивальщица Тамара Хабарова. Откуда у нее тяга к красоте и что умеет современная мастерица, лауреат премии рассказала «Региону».

– Тамара Александровна, когда Вы начали вышивать?
– Когда жила в Воркуте с 1981 по 1993 год. Зима там долгая, и для горожан проводили много курсов: по вышивке, кружевоплетению. А к рукоделию я была неравнодушна с самого детства. Сама я родом из деревни Слобода – как раз с нее началась современная Эжва. А лето я проводила в доме моей двоюродной бабушки в Койтыбоже – он стоял на высоком берегу Вычегды. Подруг было много – ходили друг к другу в гости, и всегда я рассматривала убранство домов. Некоторые из них напоминали музей народного творчества – все эти половики, подзоры, скатерти, лоскутное шитье, вышитые полотенца, половики, ришелье на окнах. Видимо, в душе копилось желание самой что-то делать. Мама моя в течение года собирала тряпочки и отвозила в деревню, чтобы тамошние мастерицы из них ткали половики – до сих пор храню их на даче. Там же впервые увидела ляпачиху.

– Что такое ляпачиха?
– Это когда на плотную ткань пришиваются на машинке или вручную оставшиеся лоскутки – получается коврик на пол или на табуретку. Это архангельская традиция, но и у нас в Коми прижилась.

– То есть ваше умение не наследственное?
– Моя мама только в молодости вязала подзоры удивительной красоты, вышивала крестиком, а потом некогда стало. Сохранилась и большая скатерть, связанная ею. Мама все хранила в большом сундуке, уже взрослой я выпросила у нее эти вещи и тем спасла их, потому что родные, которым достался бабушкин дом, не совсем понимали их ценность.

– А как Вы в Воркуту попали?
– Я геолог по образованию, училась в Ухтинском индустриальном институте и в первый же год попросилась в геологическую партию на Приполярный Урал. Работали мы на аметистовом месторождении Хасаварка и каждый день ходили в горы проводить магнитосъемку. Мы ходили недалеко, а ребята-прибалты в день крутили по семьдесят километров. Мы все с ними просились, и как-то раз нас взяли, через речушки перетаскивали, и такой красоты мы насмотрелись! Бывали на месте будущего месторождения Туманова на Кажиме, где вода настолько чистая, что мы рассматривали мельчайшие камушки на глубине 10 метров, смотрели, как рыба плещется, грибы собирали толщиной в обхват. Вдвоем с подругой ходили по руслу высохшего ручья до плато Маньпупунер. Там было такое ощущение, что ты один на земле среди всей этой красоты и безмолвия. Первая практика врезалась в память на всю жизнь. Кладовая камней и красоты – наш Урал. Турмалины, крупные гранаты, аметисты, кварц – все эти драгоценности под ногами лежали.
Потом по распределению я попала на работу в Вокутинскую нефтегазоразведочную экспедицию и 11 лет прожила в Воркуте. Вот там и начала ходить на курсы в Дом культуры шахтеров. Много их было, бабушки преподавали – может, из сосланных. Это и стало основой и началом моей творческой и в будущем педагогической деятельности. Вообще-то я очень хотела попасть на кружевоплетение на коклюшках, но пошла на машинную вышивку. Она хоть и машинная, но для меня сродни ручной. У нас на 15 человек была одна ручная машинка «Подольск», потом и она сломалась. Хорошо, что у меня дома была своя. Вот я детей спать уложу и по ночам делаю на ней домашнее задание – до часу-двух ночи. В узорах, которые мне нравились, я разбиралась уже сама. Это были мои первые курсы, но всю жизнь я учусь – сейчас для этого возможностей много.

– Что было Вашей первой вышитой вещью?
– Первое мое вышитое изделие – салфетка с разными мережками. Я тогда накупила салфеток про запас, надолго хватило. С мережек мы начинаем обучение и с детьми.

– Каким мастерством, кроме машинной вышивки, Вы сейчас обладаете?
– Ручной вышивкой, вяжу крючком и спицами, реже занимаюсь кружевоплетением, куклами, лоскутным шитьем и авторским костюмом.

– В Коми и за ее пределами Вы все-таки больше известны как вышивальщица. Существует же множество видов вышивки?
– Ох, их море разливанное. Ну, вот лишь несколько: мережка, белая строчевая, строчевые гипюры, цветная перевить, двусторонняя «роспись» – в старину ее называли досюльной, орловский спис, стяги и множество других. Моя любимая сейчас – тамбурная: она самая щадящая для зрения, выполняется и иглой, и крючком. Люблю вышивку-роспись. Да вообще все люблю! Машинная вышивка прекрасна – до сих пор вышиваем на «Подольске» – эти машинки чугунные, долговечные, крепкие: чтобы запчасть сломать, надо постараться.

– Носите вещи, сделанные своими руками?
– На улице нет, а на фестивалях, праздниках, выставках – да. Но некоторые ученицы носят вышитую собственноручно одежду. Сейчас это снова входит в моду.

– Бывают дни, когда вы не вышиваете?
– Бывает, особенно когда внуки в гости приезжают. А обычно вышиваю каждый день. Платье, которое я выставляла на «Мастере года», я шила несколько месяцев вплоть до открытия выставки, а в последнее время до часу-двух ночи. Работа это кропотливая: надо считать каждую ниточку. Когда я все вышила, соединила, вставила вставки-салфетки – оказалось, что у моего выставочного платья огромный размер, под 60-й, наверное. Я расстроилась, думаю, что делать, собралась уже резать. Спас сын. Мама, говорит, ты что – столько тут труда, столько красоты! На первый взгляд, вышивки там и незаметно, но каждый стежок – огромная работа. Присоединения сделаны козликом, подгибка – мережкой. А большой размер я сократила складочкой.

– Как родилось платье, которое принесло Вам победу?
– На «Мастер года» я выставила не только платье, но и два полотенца, салфетки, лакомники (сумочка у мастериц – прим. «Региона»). А платье родилось, как часто бывает, благодаря случаю. Моя взрослая ученица собралась переезжать в Ярославскую область и принесла мне из деревни отрез домоткани. Я ахнула: сто лет этой домоткани как минимум. Сразу поняла, что из нее не полотенце, не скатерть – только одежду надо мастерить, чтобы сохранить как можно дольше. Для платья в пол ткани не хватило, подзор я довязала. Вот благодаря этой старине и родилось это «победное» платье. Конечно, я больше сосредотачиваюсь на вышивке, крой платья – самый простой, на основе народного костюма, из прямоугольников. Берешь ткань, кроишь и, не разрезая, на раскроенном платье вышиваешь на пяльцах рисунок, потом только сшиваешь. Это когда на машинке вышиваешь, вручную немного по-другому, но в любом случае – сначала вышивка, потом соединение деталей.

– Главный инструмент мастерицы – острый глаз. Как сохранить зрение вышивальщице?
– Вот говорят, в старину вышивали при лучине. Но одна из знатоков вышивки, исследовательница старинного рукоделия из Москвы уверяет, что рукодельничали по свету, не портили ночами глаза, и вышивала в основном молодежь. Замужняя женщина больше вязала, ткала, шила – занималась более насущной для большой семьи работой, а вышивать учила уже дочек: им приданое себе готовить. Я стараюсь ходить без очков, компьютером не злоупотреблять. Компьютер портит зрение гораздо больше, чем вышивка: напротив, когда разбираешь узор, переносишь его на ткань – тренируешь глаза. До 55 лет я вязала без очков. При необходимости разбираю вышивку с помощью лупы.

– Говорят, вышивальщицу проверяют по изнанке изделия.
– Да, это правда: в изнанке проверяется ее мастерство. Изнанка не должна отличаться от лицевой стороны: ни одного узелочка не должно торчать, ни одного хвостика. Я даже на «Мастере года» на изделиях всегда смотрю на изнанку. Иной раз смотришь – ой-ой – и узлы, и бардак. Это неправильно. Не все мастерицы обращают на это внимание, я вижу это даже по современным курсам. Не должно быть лишних ходов, а шаги все просчитываются. Например, чтобы вышить маленькую птичку, нужно сделать около трехсот ходов. Поэтому я просто восхищаюсь прежними мастерицами, которые без ошибок вышивали целые картины, полотенца, подзоры на домоткани. На канве, на которой мы вышиваем с детьми, легко сосчитать нити, а значит и шаги: ты видишь, куда идет вышивка, как выстроить шаг. А в старину мастерицы вышивали на сплошном полотне, где нити сосчитать сложно. Ошибся – распускай, даже если нашел ошибку в самом начале. А проверять надо по изнанке. Этому я учу детей.

– Вы согласны с тем, что не каждая женщина способна вышивать?
– Ну, может, просто еще не наступило ее время. Я по натуре сама шебутная, мне надо, чтобы все было быстро, но, видимо, есть запас терпения и усидчивости. Тем более я детей учу уже с 1993 года, как я могу быть нетерпеливой?

– Назовите три основных принципа вышивальщицы.
– Умение видеть красоту, желание постоянно учиться и усидчивость – это основное.

– Кто идет к вам в ученики?
– Дети, начиная с первого класса, и взрослые до глубоко пенсионного возраста. Многие приходят после выставок. Увидят – восхитятся – и захотят сами научиться создавать эту красоту. Даже моя студенческая подруга так стала моей ученицей. И она у меня отличница: все домашние задания выполняет, даже с запасом. Кто-то выбирает вязание, кто-то вышивку. Сейчас детей стало учиться больше. Девочки-подростки на занятиях в Доме народных ремесел «Зарань» откладывают свои гаджеты в сторону и вышивают, вяжут. Но им важно видеть практическую сторону своей работы: они с удовольствием вышивают на экосумках – и сами носят их, дарят родным и даже продают свои изделия. На машинную вышивку я набираю детей постарше – чтобы ученики ростиком уже побольше были, а малыши начинают вышивать вручную с простейших декоративных швов. Есть и взрослые ученицы – из 11 класса. С одной стороны у них подготовка к ЕГЭ, с другой – кропотливая работа рукодельницы. Возможно, это отдушина для них.

– Вы преподаете уже более тридцати лет. Дети изменились за это время?
– Пожалуй, раньше дети были более умелыми, теперь всего пара человек из класса умеет вышивать, остальные вдевают нитку в иголку далеко не с первого раза. Это неудивительно: на телефонах – кнопки, на обуви – липучки. То, чему их должны были научить в три года, приходится учить в семь-восемь лет. Сейчас мы начинаем именно с этого: как держать в руках иголку и ножницы. Я 11 лет преподавала в школе: учителя всегда зазывали меня в классы, потому что рукоделие напрямую связано с развитием мелкой моторики, а значит с деятельностью мозга. Такие классы действительно лучше учились.

– Может ли прокормить ремесло?
– Ремесло сейчас вряд ли прокормит. Дочка мне говорит: давай на продажу делай, мам. А я не хочу делать одинаковое. Или творчество – или на поток. Я выбираю творчество. Кроме того, мастеру сложно и творить, и продавать. Надо заниматься тем, что у тебя лучше получается.
Существует и вопрос цены. Многие считают, что это дорого, но кто понимает, что значит эксклюзивная ручная работа, знает, сколько это стоит на самом деле. За границей вышитый вручную мешочек стоит полтысячи долларов. А я салфетку продаю за 400 рублей, хотя цена ей полторы тысячи. Но я понимаю, что за полторы не возьмут, и занижаю стоимость своей работы. А может, зря?

Беседовала Полина РОМАНОВА

Фото Республиканского центра
народного творчества
и из личного архива
героини публикации