Капельмейстеру хочется взлететь…
О судьбе первого дирижера республиканского музыкального театра Владимира Михайловича Каплуна-Владимирского
65 лет назад, 26 августа 1958 года, на сцене драмтеатра в Сыктывкаре состоялось рождение республиканского музыкального театра, ныне Театра оперы и балета Республики Коми. Новый театр начал работу с премьеры оперы Чайковского «Евгений Онегин». После спектакля артисты и музыканты внимали аплодисментам, принимали поздравления. И только один человек, так много сделавший для того, чтобы премьера состоялась, в этот момент не испытывал радости – главный дирижер новорожденного театра Владимир Михайлович Каплун-Владимирский. О его судьбе – наш рассказ.
От консерватории до «Симфооперы»
В биографии Каплуна - Владимирского много непроясненного. Начиная с даты и места его рождения. По одним данным, он родился в семье бедного еврея-сапожника 3 ноября 1984 года в Перми. В других источниках местом рождения значится Тихвин Новгородской губернии. Год рождения тоже встречается иной – 1981-й, что более похоже на правду. Доподлинно известно, что Владимир Каплун поступил в Санкт-Петербургскую консерваторию, где учился по классу дирижирования. Однако окончил он консерваторию или нет – тоже неясно. В биографической справке, помещенной в 12-м томе мартиролога «Покаяние», сообщается, что курс обучения он не закончил. А в характеристике начала 1960-х годов, подписанной тогдашним министром культуры Коми АССР А.Терентьевым, утверждается: «В 1916 году окончил Петербургскую консерваторию». Хотя, наверное, такого уж большого значения эти несоответствия сегодня не имеют.
В фондах эжвинского Литературно-театрального музея им. Н.Дьяконова среди многих других документов, относящихся к биографии Каплуна-Владимирского, сохранилось письмо педагога Ленинградской консерватории В.М. Луконина в Министерство культуры Коми АССР. Вот что он писал о начале творческого пути музыканта: «В 1910 г. работа его в театре «Музыкальная драма» и учеба в консерватории сформировали из него зрелого музыканта. Первое выступление Владимира Михайловича за дирижерским пультом состоялось в 1911 году в студенческом симфоническом оркестре Технологического института. Затем значительным этапом его дирижерской деятельности была работа в Иркутске в 1919–1920 гг. в оперном коллективе, где выступали выдающиеся певцы-вокалисты: Максаков, Словцов, Луканин, Каржевин, Степанова-Шевченко, Матвеев и много, много других».
Все эти фамилии мало что говорят сегодняшним театралам. А вот на первую из названных – Максаков – стоит обратить внимание. Хотя бы потому, что Максимилиан Максаков (настоящее имя Макс Шварц) был учителем и первым мужем знаменитой оперной певицы Большого театра Марии Петровны Максаковой – матери киноактрисы Людмилы Максаковой и бабушки скандально известной ныне оперной примы и экс-депутата Госдумы Марии Максаковой-Игенбергс.
Но нам Максимилиан Максаков интересен тем, что еще до революции он организовал оперную труппу, которая гастролировала по городам и весям необъятной Российской империи от Киева до Владивостока. По одной из версий, в составе кооперативного товарищества «Русская опера» под управлением Максакова оказался и Владимир Каплун. Вероятно, в то время он и взял себе творческий псевдоним Владимирский, ставший частью его фамилии.
В годы революции и гражданской войны труппа Максакова оказалась в Иркутске, который в июле 1918 года заняли белые. Город, как писали советские историки, «на два года был отдан во власть разнузданной колчаковской военщины». Под защитой этой военщины, однако, оказались многие беженцы из центральной России, не принявшие власть большевиков. В том числе творческий люд. В Иркутске с его 80 тысячами жителей оживилась театральная жизнь, открывались кабаре и другие увеселительные заведения. Когда в 1920 году город отвоевали красные, театры национализировали, всю разношерстную театрально-эстрадную публику частью разогнали, а частью подчинили организационному и идейному руководству городской власти. Труппу Максакова объединили с симфоническим оркестром и в соответствии с советским новоязом назвали «Симфооперой». В этой «Симфоопере» Каплун-Владимирский и был дирижером. При его участии труппой было поставлено несколько опер классического репертуара. Правда, вскоре, уже в 1920 году, он оказался в Харбине.
Дирижер и учитель пения
Строго говоря, эмиграцией это не было. Харбин, этот своего рода российский анклав на территории Китая, основали еще в конце ХIX века русские строители Китайско-Восточной железной дороги. В 1920 году город был уже развитым административным центром КВЖД, которая принадлежала России, управлялась и обслуживалась российскими специалистами. После того, как Красная армия «на Тихом океане свой закончила поход», в Харбин, до которого большевикам пока не было дела, из разоренной войной матушки-России выехала масса народу, спасавшегося от нового режима.
В харбинском столпотворении вперемешку с коренными харбинцами – служащими КВЖД и их семьями – оказались белые офицеры, дворяне, бывшие чиновники, предприниматели, творческая интеллигенция. При этом одна часть населения благосклонно и даже с надеждой относилась к новой российской власти, а другая – враждебно. О том, какую сторону принял тогда Каплун-Владимирский, мы не знаем. Доподлинно известно, что чуть позже, в 1924 году, когда по соглашению, заключенному между СССР и Китайской республикой, на КВЖД разрешили работать только советским и китайским гражданам, Каплун-Владимирский получил «серпастый и молоткастый» паспорт. А многие отказались.
О том, чем он был занят в Харбине, сам Каплун-Владимирский сообщал в заявлении, направленном в Министерство путей сообщения СССР в 1953 году: «Я работал на Китайско-Восточной железной дороге в качестве дирижера оперы, оперетты и симфонии в помещении Центрального клуба рабочих и служащих КВЖД советских граждан. Параллельно с работой дирижера, с 1930 года, я работал в 4-й школе II ступени для детей граждан Советского Союза в качестве преподавателя музыки и пения». Поскольку этим заявлением Каплун-Владимирский хлопотал о персональной пенсии, работа учителем пения была для МПС более важной, чем творческие успехи музыканта. А они были немалыми.
В Харбине он дирижировал многими оперными спектаклями: «Борис Годунов», «Фауст», «Кармен», «Риголетто», «Царская невеста», «Пиковая дама» и, конечно, «Евгений Онегин». Дирижировал он и во время гастролей маститых российских вокалистов, в том числе Сергея Лемешева, который какое-то время даже работал в Харбине. В книге «Белый Харбин» историк Георгий Мелихов отмечает, что в 1920-е годы спектакли музыкального театра – Харбинской оперы Железнодорожного собрания (оперы Желсоба) вызывали «особую гордость у харбинцев. Но еще более популярной была оперетта. Даже появился коллектив «Русская оперетта», где дирижером был молодой Каплун-Владимирский». Тут надо отметить, что жанр оперетты был, по всей вероятности, особенно близок его темпераменту и вкусам, что через много лет ярко проявится уже в Сыктывкаре…
Девятая симфония
Важной вехой в творческой биографии Каплуна-Владимирского стала его работа в качестве дирижера с Первым симфоническим оркестром Клуба КВЖД, более известным в музыкальном мире как Харбинский симфонический оркестр, на две трети состоявший в то время из российских музыкантов. Главным дирижером Каплун-Владимирский не был, но наряду с его руководителями тех лет Эммануилом Меттером, Александром Слуцким, Сергеем Швайковским вписал свое имя в историю этого ведущего в Азии музыкального коллектива. Например, когда в 1927 году отмечалось 100-летие кончины великого Людвига ван Бетховена, именно Каплуну-Владимирскому была оказана честь встать за дирижерский пульт оркестра.
«В 1927 году в Харбине произошло знаменательное событие, – пишет авторитетный российский музыковед Цзо Чжэнгуань в своей монографии «Русские музыканты в Китае». – На гастроли из Москвы приехали солисты и хор Большого театра. Совместно с Харбинским симфоническим оркестром была исполнена Девятая симфония Бетховена, за дирижерским пультом стоял В.М. Каплун-Владимирский. Событие привлекло широкое внимание общественности – бетховенский шедевр впервые исполнялся на китайской земле, а, возможно, и во всей Азии».
Исполнение Девятой симфонии затем было включено и в харбинский бенефис дирижера, афиша которого сохранилась в эжвинском музее.
Чувствовал ли Каплун-Владимирский, дирижируя этой великой симфонией, где громовые раскаты сменяются мотивами радости и надежды, чередуются минорная и мажорная тональности, что и его жизнь будет состоять из той же чересполосицы трагического и светлого?…
На родину, в Большой
В Харбине произошла перемена в личной жизни Каплуна-Владимирского. Он женился на дочери Лавра Михайловича Гвоздева – харбинского предпринимателя и мецената. Александра Гвоздева была тогда начинающей актрисой. Возможно, пара так бы и оставалась в Харбине, но события середины 1930-х заставили их сделать другой выбор.
В 1932 году Япония оккупировала Маньчжурию вместе с Харбином, создав на этой китайской территории марионеточное государство Маньчжоу-Го, верховным правителем которого стал несчастный Пу И, многим нынешним россиянам известный по фильму Бертолуччи «Последний император». Содержание КВЖД на оккупированной территории для СССР стало крайне затруднительным, начались конфликты с японской и китайской сторонами. В конце концов 23 марта 1935 года СССР и Маньчжоу-Го подписали соглашение о продаже КВЖД. Начался массовый исход советских граждан из Харбина. Вернулись на родину, которая теперь называлась СССР, и Каплун-Владимирский с женой.
Долгим путем через всю страну, остановившись ненадолго в Иркутске, они прибыли в Москву. Надо отметить, что поначалу бывших харбинцев родина принимала доброжелательно, даже помогала в устройстве на работу. Каплуну-Владимирскому удалось устроиться в Большой театр, возможно – благодаря знакомству с этим коллективом.
Здесь мы сделаем паузу и обратим внимание на нестыковки в различных публикациях о Каплуне-Владимирском. В одних случаях его называют дирижером Большого театра, в других – капельмейстером, в третьих – суфлером. Мне не остается ничего иного, как сослаться на документ из того же эжвинского музея – справку Военной коллегии Верховного суда СССР от 18 марта 1957 года о реабилитации В.М. Каплуна-Владимирского. В ней четко указано, что до ареста он работал «суфлером в Большом театре СССР». В документах такого рода разночтения не допускались. Это обстоятельство ничуть не умаляет профессионального мастерства Владимира Михайловича. Вопреки расхожему мнению, что суфлер – это такой скромный подсказчик из маленькой будочки рядом со сценой, суфлер музыкального театра – большой профессионал, прекрасно знающий материал и в любой момент способный заменить ведущего дирижера. К сожалению, о работе Каплуна-Владимирского в Большом мы ничего не знаем. Да и продолжалась она недолго…
«Японский шпион»
Вообще-то массовые репрессии против бывших харбинцев начались в 1937 году по приказу наркома внутренних дел Ежова № 00593 о проведении широкой операции по ликвидации диверсионно-шпионских и террористических кадров харбинцев на транспорте и в промышленности. По некоторым данным, в ходе этой операции за два года было репрессировано более 30 тысяч человек, из них более 19 тысяч расстреляно. Но примечательно, что к началу этой карательной акции Каплун-Владимирский уже был в неволе. Его арестовали 16 сентября 1936 года.
Рассказ Каплуна-Владимирского об обстоятельствах ареста сохранил в памяти музыкант Владимир Николаевич Юркин, долгие годы работавший с дирижером в оркестре Коми республиканского музыкального театра. Однажды Каплун-Владимирскй, хоть и не любил вспоминать свое лагерное прошлое, поведал, что в день ареста он дирижировал оркестром в саду, в летнем театре. На концерт пошел прямо во фраке, благо театр находился рядом с домом, где он жил. После выступления вернулся домой переодеться. Едва успел снять фрак, как раздался стук в дверь. Открыл. На пороге двое…
Когда я услышал этот рассказ, в памяти почему-то ожила песня Окуджавы:
В городском саду
флейты да валторны.
Капельмейстеру
хочется взлететь…
Посмотрел, называется она «Счастливый жребий». Жребий, выпавший Каплуну-Владимирскому, счастливым не назовешь.
Согласно справке в мартирологе «Покаяние», В.М. Каплун-Владимирский 23 декабря 1936 года Особым совещанием при НКВД СССР был приговорен к 5 годам лишения свободы. Музыканту вменили статью 58-6 УК РСФСР – шпионаж. Этапом через Котласскую пересылку 21 января 1937 года он прибыл в центр Ухтпечлага – поселок Чибью, нынешнюю Ухту.
Была арестована и жена музыканта, по той же статье ее осудили на долгие 10 лет и отправили в печально известный Карлаг — Карагандинский исправительно-трудовой лагерь. На одном из форумов в интернете я нашел сообщение ее внучки Светланы. Она написала, что в лагере Александра Лавровна родила дочь Татьяну, а после Карлага жила в Кутаиси и умерла в 1988 году. Знал ли об этом Каплун-Владимирский? Неведомо… Во всяком случае, в 1936 году супруги разлучились навсегда.
Среди «артистантов»
В чрезвычайно содержательной книге «Гулаговский театр Ухты» историк-краевед Анна Канева упоминает, что «заключенный В.Каплун поступил в Ухтпечлаг из Бутырской тюрьмы. Поместили его сначала в общий барак в зоне ОЛП-1. Затем жил он в Рабочем городке». Автор книги утверждает, что Каплуна-Владимирского сразу же приметил начальник Ухтпечлага Яков Мороз.
«Узнав о прибытии этапом заключенного Каплуна-Владимирского, он вызвал того к себе, беседовал о его творческой биографии, – пишет А.Канева. – После этого разговора Мороз приказал подчиненным ускорить оборудование «Клуба им. Косолапкина» под профессиональный музыкальный театр. А Каплуну-Владимирскому заявил, что доверяет ему, его музыкальному вкусу и будет его поддерживать в вопросах комплектования труппы, в художественных, репертуарных и организационных делах. В.М. Каплуну-Владимирскому разрешили жить в Рабочем городке колонизованных. Дали пропуск».
Если такой разговор и был, то, скорее всего, начальник лагеря поручал Каплуну-Владимирскому комплектование не театральной труппы, а оркестра. К этому времени в Чибью по инициативе Якова Мороза уже было построено деревянное двухэтажное здание театра. На его фронтоне, правда, была вывеска «Клуб им. Косолапкина». Но при всем уважении к знаменитому буровику-передовику, чьим именем назвали клуб, Мороз распорядился, чтобы в здании размещался именно театр – хоть и лагерный, но профессиональный, с «настоящими» артистами и музыкантами. Таковых он приказал искать среди заключенных. Сделать это было несложно, и еще до прибытия Каплуна-Владимирского, в 1936 году, клуб реорганизовали в Городской театр имени тов. Косолапкина. Тогда же было решено организовать при театре симфонический оркестр, а сам театр сделать музыкально-драматическим.
Надо отметить, что ухтинский лагерный театр появился на 7 лет раньше знаменитого воркутинского и был не менее впечатляющим. В 1930-е
годы его труппа доходила до 140 человек! В ее составе были настоящие звезды: известный актер театра и кино Михаил Названов, режиссеры Константин Эггерт и Иосиф Гирняк, певица Сусанна Геликонская, в оркестре играли музыканты из Большого театра: виолончелист Борис Крейн, пианист Всеволод Томсон, скрипач Борис Шифферс… Все они были заключенными. Актриса театра Зоя Николаевна Жижимонтова вспоминала: «В театр и обратно водили под конвоем. После спектаклей, сменив сценичные костюмы на лагерную одежду, мы возвращались к бараку к скромному ужину – хлебу с кружкой кипятка. Случались и гастроли в Печорлаг, Севжелдорлаг, Инталаг. Как-то, помню, ехали с концертом на Водный промысел. На Пионергоре был пропускной пункт. Машину остановили, подошел проверяющий и спросил: «Кого везешь?» На что наш стрелок, не задумываясь, выпалил: «Артистантов». Так мы и значились в Ухте все: и вольнонаемные, и заключенные – бывшие артисты крупнейших театров страны – «артистантами».
«Чудо в Чибью»
Хотя Каплун-Владимирский и пользовался в лагере, судя по всему, некоторыми привилегиями, как дирижеру и постановщику спектаклей ему пришлось столкнуться с кучей проблем. Самой важной было то, что в театре напрочь отсутствовали нотная и репертуарная библиотеки. Как ставить оперы и оперетты? И тогда музыканты театра восстановили партитуры и клавиры, а вокалисты – тексты своих партий. Восстановили по памяти! Каплун-Владимирский написал партитуры к целому ряду музыкальных спектаклей. Так на сцене ожили оперетты «Сильва», «Роз-Мари», «Марица», «Баядера», «Коломбина», «Перикола», «Чанита», «Девушка из Барселоны» и оперы – «Риголетто», «Отелло», «Паяцы», «Кармен»…
Постановка оперы «Кармен» в 1937 году вообще была уникальна для лагерного театра. В ней была задействована почти вся труппа театра – более ста заключенных и вольнонаемных артистов. Дирижером-постановщиком выступил Каплун-Владимирский. Заключенные мастерицы пошивочного цеха шили костюмы из невесть откуда взявшегося материала вплоть до списанного лагерного обмундирования. Были выстроены шикарные декорации. Лагерная газета с говорящим названием «Вышка» назвала постановку «Кармен» «чудом в Чибью». Надо упомянуть, что доступ в зрительный зал был только для для вольнонаемных, а их в Чибью в то время было всего полторы тысячи. Так что спектакль, увы, показали всего несколько раз. Некоторые зрители ходили на него дважды, а то и трижды…
Медаль и ссылка
Помимо спектаклей, а их театр давал по два десятка в месяц, Каплун-Владимирский дирижировал на многочисленных концертах, которые оркестр давал в стационарном и летнем театрах Чибью, в клубах, которые были на всех лагерных пунктах. Иногда он, прекрасный скрипач, откладывал в сторону дирижерскую палочку и исполнял соло на скрипке.
Лагерное начальство неоднократно затевало реорганизацию театра. То делили на музыкальный и драматический, то вновь объединяли труппы. Было время, когда из театра удаляли заключенных артистов, потом опять возвращали. В разных вариантах профессиональный лагерный театр в Ухте просуществовал до начала 1950-х годов. Вместо отмеренных приговором пяти лет Каплун-Владимирский пробыл в заключении до 6 апреля 1944 года. Освободили его с прикреплением к Ухтижемлагу по вольному найму до окончания войны. А после войны, в 1945 году, даже наградили медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.». Но и карательные органы его не забыли. В 1951 году по постановлению Особого совещания при МГБ СССР за «принадлежность к японской разведке» (!) Каплуну-Владимирскому назначили ссылку – там же, в Ухте. И только в 1954 году он обрел свободу, а в 1957 году был реабилитирован.
После закрытия лагерного театра Каплун-Владимирский работал в Центральном доме культуры Ухты. «Когда ЦДК передали профсоюзу нефтяников, Каплун получил должность исполняющего обязанности музыкального руководителя, – пишет А.Канева. – А первого декабря 1954 года его и вовсе уволили. Выезд в Москву ему был запрещен. Выйдя на пенсию, он работал в народном театре на общественных началах. Особенно напряженно, энергично дирижер занимался оркестром ЦДК в 1956 и 1957 годах, когда велась интенсивная подготовка к проведению первого фестиваля молодежи Коми АССР». Вскоре после этого Владимира Михайловича пригласили на работу в Сыктывкар, где организовывался музыкальный театр.
В поисках музыкантов
К концу 1950-х годов в Сыктывкаре осело много артистов и музыкантов, освободившихся из лагерей и ссылки. Кто-то находил работу в концертных коллективах, кто-то оставался без дела. Театр в городе был только драматический. Принято считать, что идею создания в столице республики музыкального театра предложил знаменитый бас, бывший солист воркутинского лагерного театра Борис Дейнека, который в Сыктывкаре работал в республиканской филармонии. Идею поддержал председатель Совета Министров Коми АССР Зосима Панев. Он стал добиваться в Совете Министров РСФСР согласия на открытие музтеатра. Вопрос долгое время не решался, так что постановление Совета Министров Коми АССР «Об организации музыкального театра в городе Сыктывкаре» 28 сентября 1957 года Панев подписал без официального согласия Москвы, на свой страх и риск.
Почти год ушел на создание коллектива и подготовку премьерного спектакля. Под руководством Дейнеки подбирались артисты оперы и балета. Создать оркестр поручили назначенному главным дирижером театра Каплуну-Владимирскому.
О том, как это было, хорошо помнит уже знакомый нам Владимир Николаевич Юркин – фаготист того самого первого оркестра музыкального театра.
– Я играл в то время в кинотеатре «Октябрь», был там у нас маленький симфонический оркестр, 25 человек, почти все ссыльные, из местных только тромбон, флейта и я, фагот, – рассказывает он. – И вот как-то во время репетиции заходит старичок. Зашел, поздоровался, сел, послушал немножко. Потом подошел к нашему руководителю, был такой Эдмунд Карлович Талу, эстонец, он много хорошего сделал для республики, долго жил в Сыктывкаре. Они поговорили. «Вы знаете, у нас скоро театр открывается», – говорит этот старичок. А Талу сразу отрубил: «Отсюда никто не пойдет!». Ну, поговорили, и гость ушел. Это и был Каплун-Владимирский.
Вскоре после этого оркестры в городских кинотеатрах «Октябрь» и «Родина» сократили. Большинство музыкантов разъехались кто куда. Местные остались. Владимира Юркина и еще двоих музыкантов взяли в оркестр будущего театра. А Каплуну-Владимирскому пришлось вплотную заняться знакомым делом – искать для оркестра музыкантов. На этот раз – вольных.
– Каплун поехал в Ленинград, привез оттуда, знаете, таких «бродячих музыкантов», которые без работы болтались, хорошими исполнителями они не были, – вспоминает В.Юркин. – И вот этот оркестр, человек пятнадцать, начал репетировать. Кстати, репетировали мы в здании, где сейчас детская библиотека имени Маршака, там на втором этаже в зале была великолепная акустика. Вот там и начинали «Евгения Онегина».
Потом уже Каплун-Владимирский в поисках настоящих профессионалов ездил в Ленинград на выпускные экзамены в консерватории, в другие города. «Много ездил, нам даже жалко его было, в возрасте уже был человек», – вспоминает В.Юркин. Скрипачи, виолончелисты, кларнетисты, трубач…Перечисляя тех, кого дирижер пригласил в оркестр, Владимир Николаевич отмечает, что каждый музыкант был на вес золота. Одни, побыв в городе, оставались, другие уезжали – все-таки Сыктывкар был далеким провинциальным городом, к которому даже железной дороги не было. И все же к премьере оркестр удалось собрать. По официальным данным, состоял он из 26 человек.
Отлучение от премьеры
Ставить премьерный спектакль – оперу Чайковского «Евгений Онегин» – приехали из Ленинграда режиссер Малого оперного театра Алексей Николаевич Киреев и театральный художник, лауреат Сталинской премии Татьяна Георгиевна Бруни. Опытных, маститых исполнителей главных партий было немного, в первую очередь – Борис Дейнека и Валентина Ищенко. Для многих артистов это вообще был дебют на большой сцене.
Без сомнения, открытие музыкального театра было очень важным событием для всей республики. О том же, каким он был, первый «Евгений Онегин» на сыктывкарской сцене, сегодня судить трудно. Разве что по довольно подробным публикациям в республиканских газетах, вышедших после премьеры. Помимо того, что открытие театра состоялось «благодаря мудрому руководству коммунистической партии», в тех публикациях была дана в целом объективная оценка первому спектаклю. Отмечалась прекрасная постановка, очень удачные декорации, завораживавшие зрителя; удостаивались похвалы Ищенко и Дейнека; наряду с осторожной критикой выдавались авансы молодым исполнителям, среди которых была и будущая Народная артистка России Ия Бобракова. Но вот оркестр…
«Наименее удачно в спектакле оркестровое сопровождение. Чувствуется, что дирижер В.М. Каплун-Владимирский не успел еще добиться ансамблевости звучания. Правда, этому препятствует и отсутствие в оркестре необходимых инструментов. Основа симфонического оркестра – струнный квинтет (первая и вторая скрипка, альт, виолончель и контрабас) не заполнен. Не хватает голосов и в духовой группе. Это очень невыгодно сказывается на звучании».
Можно представить, с какой обидой и негодованием читал эту рецензию в «Красном знамени» Каплун-Владимирский: ну почему, почему газета даже не упомянула, не обмолвилась, что премьерным спектаклем дирижировал вовсе не он, а совсем другой человек?!
Дело в том, что накануне премьеры в Сыктывкар приехал Чайковский. Нет, не потомок великого композитора, а дирижер Владимир Александрович Чайковский. С конца 1950-х он был директором Московского государственного музыкального театра им. К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко и по совместительству консультантом по вопросам музыкальных театров в Министерстве культуры РСФСР.
– Приехал Чайковский и говорит: «Чтобы вам разрешили открыть театр, дирижировать буду я», – рассказывает В.Юркин. – Одну репетицию с ним провели, и «Евгения Онегина» на премьере дирижировал он. После премьеры сказал: «Ладно, открывайтесь». И уехал. Каплуна, конечно, это обидело страшно…
Когда Каплуну-Владимирскому сказали, что дирижировать не премьере он не будет, Владимир Михайлович заплакал. Как же так, он столько лет шел к этой премьере на вольной сцене, он собирал оркестр, он репетировал с ним буквально днем и ночью, он ждал своего звездного часа…
На премьеру он все-таки пришел. Посмотрел первый акт и ушел к себе за кулисы. После премьеры для всей труппы театра был устроен банкет. Каплун-Владимирский на него не пошел. Из солидарности с ним не явились и музыканты.
– Мы пошли провожать Каплуна до дома, он жил тогда в деревянном двухэтажном доме возле перевоза через Сысолу в Заречье, примерно там, где сейчас «Югор», – вспоминает В.Юркин. – Просидели мы у него до двух часов ночи, пока он хоть как-то успокоился. Пили чай. Он тогда много про Харбин вспоминал…
Письма с гастролей
В 1958 году Каплуну-Влади-мирскому было уже далеко за 70. И на следующий год на посту главного дирижера театра его сменил Николай Порфирьевич Клаус – музыкант с не менее сложной и трагической судьбой, бывший заключенный особлага в Инте. А Каплун-Владимирский остался дирижером театра, постепенно переключившись на оперетты и детские спектакли. Хотя привлекался и к оперным спектаклям. Несмотря на возраст, постоянно ездил с театром на гастроли. Было это, кстати, совсем не просто. Гастролировали в основном по северным городам и районам, гостиниц не было, жили в вагонах, в лютые морозы порой добирались на спектакли на машинах.
В Литературно-театральном музее им. Н.Дьяконова сохранились почтовые открытки, которые Каплун-Владимирский отсылал из гастрольной поездки 1966 года своей второй жене Вере Павловне Гладкой, которая жила в Москве, время от времени приезжая к мужу в Сыктывкар. Вот, например, из Ухты: «Дорогая моя Верочка! Вот уже я в гастрольной поездке. Вчера я открывал спектакль «Девушка с голубыми глазами» в ЦДК. Как ни странно, публика меня в начале и в конце спектакля вызывала и молодежь преподнесла цветы». Кажется, он спешил на почту в каждом городе, где останавливалась труппа.
Иногда в его коротких посланиях встречаются забавные подробности из жизни горожанина-сыктывкарца. Пишет, например, что получил сарай возле дома по улице Карла Маркса, где ему выделили однокомнатную квартиру, скоро привезут дрова. «Я их всех положу в сарай, чтоб они высохли». Дрова нужны были для топки ванной. «Еще у меня здесь 6 килограмм белой муки, я ее получил к 1 мая. Купил 5 банок варенья, клубника и земляника, это варенье редко бывает в магазине».
Конфеты в карманах
1966 год хорошо запомнился балерине и педагогу Галине Юрьевне Ширяевой. В тот год были ее, юной артистки балета республиканского музтеатра, первые гастроли. Много лет спустя она напишет книгу воспоминаний, где одна из глав будет посвящена Каплуну-Владимирскому.
«Среди тех, с кем я работала, особо выделялся невысокий седой человек с усами, лысоватый, с темными умными глазами, – описывает внешность дирижера Г.Ширяева. – Он сразу обращал на себя внимание – сдержанный и быстрый одновременно, очень доброжелательный и внимательный ко всем. При встрече непременно приподнимал шляпу и целовал дамам ручку, и было это не актерством, а естественным поведением, врожденным качеством, присущим воспитанному и интеллигентному человеку, которое годы, проведенные в тюрьме, не смогли уничтожить».
Галина Юрьевна вспоминает, как во время оркестровых репетиций Каплун-Владимирский «сначала принимал живейшее участие в творческих обсуждениях, которые проходили в зрительном зале, а затем легко, по-мальчишески, перемахивал через край оркестровой ямы и начинал дирижировать. А ему уже было за восемьдесят! Он обладал феноменальной памятью, знал наизусть партитуры всех спектаклей, которыми дирижировал. Так и стоит он перед глазами – за дирижерским пультом, размахивающий дирижерской палочкой, лишь изредка машинально перелистывая страницы партитуры, даже не заглядывая в нее, весь в музыке, в действии спектакля».
А еще все, кто знал Каплуна-Владимирского, вспоминают о его страсти к конфетам, которые дирижер всегда носил в карманах. Наверное, как многие бывшие лагерники, он любил сладкое, но конфеты были нужны, чтобы угощать коллег, «милых дам», детей.
– Каплун был добрейшим человеком. Никогда и ни с кем не ругался, – вспоминает В.Юркин. – Я к тому времени уже женатый был, дети пошли. Садика не было, приходилось их на репетиции брать. А у Каплуна в каждом кармане было полно конфет. Так он их детям раздавал. Мои уже знали это и подходили к нему: «Владимир Михайлович…». И получали конфету.
Ноты на память
Многолетний труд Каплуна-Владимирского на благо театрально-му-зыкального искусства республики был оценен в 1962 году званием «Заслуженный деятель искусств Коми АССР». Официально он вышел на пенсию и перестал дирижировать в 1973 году. Но из театра не ушел – на общественных началах работал заведующим нотной библиотекой. Говоря словами его характеристики, «оказывал повседневную помощь в формировании репертуара театра, в подборе исполнительских кадров, в работе с молодежью театра над совершенствованием вокального и сценического мастерства».
В последние годы жизни Каплун-Владимирский уже с трудом открывал тяжелую дверь служебного входа в театр, но все равно приходил на свое рабочее место. 18 января 1979 года его не стало.
– У Каплуна было очень много нот, около тонны, наверное, – рассказывает В.Юркин. – Когда он умирал, вызвал меня и дал список всех этих партитур и клавиров: «Володечка, это тебе на память». Подарил мне. Потом я эти ноты в музучилище отнес, какие-то в театр взяли.
Среди нот, которые Каплун-Владимирский хранил до конца жизни, были и те, лагерные, на коричневой упаковочной бумаге, расчерченные и исписанные от руки…
Евгений ХЛЫБОВ
Благодарю за помощь в подготовке публикации Г.Ю.Ширяеву, В.Н.Юркина,
а также сотрудников Литературно-театрального музея им. Н. Дьяконова, любезно предоставивших документы и фотографии из фондов музея.
