В Лунпоку по зову крови
водит туристов Анастасия Вологжанина
Среди жителей деревни Лунпока в Усть-Куломском районе многие имели самую редкую группу крови – четвертую отрицательную, такой вот местечковый медицинский феномен. Эта же группа крови у художницы и предпринимательницы Анастасии Вологжаниной. Прабабушка Насти – из Лунпоки. В последние три года зачастила в деревню и правнучка. «Видимо, зов крови», – полушутя говорит она. Только вот деревни Лунпока уже не существует ни на карте, ни в документах.
На вездеходе
Вездеход, сделанный своими руками, – это сила. Колеса от КрАЗа, двигатель от «Лифана», МАЗовская крестовина, кузов из профильных труб, коробка передач с приваренным дифференциалом от ВАЗ-12, смекалка и мастерство – от Виталия Лобанова из села Руч. «Витя чож», – то и дело по-коми окликает его Настя, когда каракат подминает под себя кочки, валежник и непролазную грязь. Настя объясняет: промышленные вездеходы не выдерживают наших условий, ломаются на раз, свои надежнее.
– Вот как-то Витя чож не смог с нами поехать, я попросила соседа Сашу со своим вездеходом, он как раз недавно купил его в мотосалоне. Перед этим он уже чинил на нем амортизатор и тормоза. Едем мы, едем – и вдруг руль в руках у Саши оказался. Оторвался просто руль, представляешь? – возмущается она плодами отечественного вездеходостроения. – Так мы уже пешком до Лунпоки дошли, и уху там сварили, и чай попили. Ну, думаем, не выбрался. Нет, смотрим, едет. Починил как-то.
«Чож» в переводе с коми – «дядя». Витя чож – родной дядя Анастасии Вологжаниной, один из семи братьев и сестер, урожденных Лобановых, которые помогают Насте принимать гостей в деревне Малый Аныб на знаменитой базе «Мишкин лес», о которой наш журнал рассказывал в 2017 году. Настя пригласила нас познакомиться с маршрутом до деревни с необычным названием в компании своих родных. Нас десять: пятеро взрослых и пятеро детей. Цель взрослых – проверить тамошние груздевые места, дети счастливы отправиться в интересное путешествие, ну, а мы, городские, тестируем маршрут и отдыхаем от столичного шума и суеты.
Начало
Усадьбе «Мишкин лес» почти двадцать лет, а маршруту от нее до Лунпоки всего два. Образовался он случайно, и причина – отнюдь не новая статья дохода, а тоска по детству.
– Лунпоки не стало, а сердце ведь рвется туда, где детство прошло. Некоторые уроженцы деревни уже пожилые, им тяжело самим добраться, кто-то и вовсе не сможет пойти, и вот лунпоковские сказали мне: «Настя, собери группу, организуй поход», – вспоминает Настя, как все начиналось. – Я написала объявление в группу Лунпоки и Аныба «ВКонтакте», и собрались земляки. Те, кто пойти не смог, попросили выложить фотографии. Очень душевный сложился поход, приезжали земляки из Ухты и Усинска, собрались 24 человека. Но у кого-то не совпал отпуск, и мы пошли во второй раз. А потом фотографиями «ВКонтакте» впечатлились и те, кто с Лунпокой не связан, образовался третий, смешанный поход. В этом году впервые пошли туристы. Поначалу мы и денег не брали никаких, но поскольку сопровождает группу вездеход, то мы скидываемся по 150-200 рублей на бензин да на уху.
Помогают нам Витя чож и муж сестры Рамзан.
О чеченце Рамзане Мууеве стоило бы написать отдельно. В конце прошлого века он с бригадой работал на строительстве ручевской школы. Строительство закончилось, а восхищение сына гор таежным краем – нет. Ну и любовь, как без нее? Рамзан женился на коми девушке. Теперь у них трое детей, старший из который служит в армии. Рамзан – заправский охотник и крепкий предприниматель. Его жена приняла ислам, а он освоил коми язык.
Рассказывая, Настя то и дело нагибается за грибами. Под ногами у нас – красноголовики, грузди да волнушки. Нападаем и на поляну лисичек. Две минуты – полведра.
По дороге Настя рассказывает историю деревни и своего рода. Давным-давно пришли в эти места два брата. Один решил поселиться севернее, другой южнее. Так родились две деревни: Лунпока и Войпока. Лун и вой – понятно даже тем, кто плохо знает коми язык: день и ночь. Слово «пока» Настя перевести не смогла, предположив, что оно связано с именем братьев. В источниках сказано, что первые жители Лунпоки зафиксированы в 1859 году: «Известна как выселок Южная Пока (Лун-Пока) с 6 дворами и 29 жителями». В 1892 году здесь было 47 жителей, в 1916-м уже 30 дворов и 163 жителя, а в 1926-м – 47 дворов и 228 человек». Спустя семьдесят лет, на исходе XX века официально тут числились 17 жителей. В Лунпоке родилась и выросла прабабушка Анастасии Вологжаниной Марина. Семья была небогатая, а посватали Марину в состоятельную семью из Аныба. До свадьбы прабабушка видела будущего мужа лишь один раз и очень расстроилась: жених оказался рыжим, конопатым и длинноносым. Однако согласно народной формуле «стерпится – слюбится» семья оказалась крепкой, родились четверо детей – и все выросли работящими, хорошими людьми.
– В моем детстве мы часто ходили в Лунпоку, иногда ездили на телеге или на тракторе. Это было событие и для нас, и для тамошних жителей. В основном бабушки там жили. Всегда приберегали для нас самое вкусненькое, а мы рассказывали им новости из Аныба, Руча. Телевизоров-то у них не было – радио в основном. Держали скотину, ходили в лес по грибы-ягоды, мужчины охотились и рыбачили, совхоз был крепкий, большая конюшня. Помню, что лошади тамошние казались мне очень красивыми. Они часто сбегали в Аныб, и мы ими любовались.
Дорога
Тихая жизнь деревни закончилась в 2001 году. То лето выдалось сухим и жарким. Откуда пришел огонь, сейчас уже не узнать, но говорят, рыбаки курили у стога, бросили окурок, а от стога пламя перекинулось на дома. В тот день был сильный ветер, и пожар «слизнул» полдеревни в мгновение ока. Какие пожарные, тут самим бы спастись да документы успеть вынести.
– Одна бабушка вынесла только икону и стояла с ней возле стога. Так огонь обошел и стог и ее. Чудеса! А ей говорят потом: «Что ж ты у дома-то не встала?». Не знаю, растерялась она, наверное. А так, глядишь, и дом бы уцелел, – рассказывает Настя.
Пожар бушевал в верхней деревне, нижняя уцелела полностью, но уже в следующем году жители покинули и ее. В год пожара бабушек разобрали по селам и городам дети, кто-то поумирал, и деревня стала угасать. Родовых домов не осталось, приезжать потомкам некуда.
Дорога в Лунпоку живописная. Идем то вдоль обрыва, под которым течет речка Аныб-ю, то по дремучему лесу, то по светлой роще. Ровных участков немного: дорога то ныряет вниз, то тянется вверх, петляет по лесу. На подходе к ручью Пöчö-ёль Настя рассказывает, что тридцать лет назад тут была буровая. Искали нефть. Нашли. Но сказали, что ее немного и залегает она слишком глубоко, чтобы затевать тут что-то серьезное.
Еще одна точка по дороге в Лунпоку – вöр керка, охотничья избушка. Не зная леса, найти ее непросто. С дороги вездеход Васи чож сворачивает на, казалось бы, непроезжую тропу и через пять минут останавливается у избушки посреди черничника. Ягоды в этом нетронутом лесе что твой виноград: крупные, упругие, сладкие. Через пять минут губы и руки у всех становятся синими, кое-кто еще успевает набирать чернику в комбайн и по дороге «клюет» ее оттуда.
Избушка почти новая. Василий Лобанов с другом-охотником обновили ее лет пятнадцать назад. Деревья для сруба брали отборные – такая изба сто лет простоит не покосившись. Перед избушкой, как водится, стол, очаг. Для нынешних путешественников это повседневность, а туристам Анастасия рассказывает тут об охотничьих традициях, старинных ловушках, лесном «этикете». Провожатые обычно скромно молчат, но на их счету сотни охотничьих трофеев, ходили Василий с Рамзаном и на медведя, так что теория подкрепляется примерами из практики. Кстати, роль проводника в этом походе не ограничивается вождением вездехода. В нем не только бензопила, чтобы пилить упавшие на дорогу деревья, но и ружье – на случай встречи с косолапым. Уж если рев вездехода его не напугал, то выстрел точно отвадит от людей. Большая часть группы обычно идет по дороге пешком, собирая грибы и ягоды, любуясь лесом. Вездеход – для вещей и уставших путников. Большинство туристов каракат видят впервые, ну а уж прокатиться на нем – отдельный аттракцион.
Порой езда превращается в настоящее родео – и тут главное приземлиться на то же место, откуда тебя подбросило на препятствии.
Еще одна еле заметная тропа ведет к излюбленному детьми месту купания. Гöрд слуда – высокий берег над излучиной Аныб-ю из известняка вперемешку с красной глиной, отсюда и название. Наплескавшись, продолжаем путь. Еще немного леса – и внезапно выходим на широкие луга с хороводом молодых елочек.
– Да, все зарастает, потому что не косят, – вздыхает проводница.
В деревне
Елки, пригорки, повороты дороги – и за очередным открывается живописный вид на деревню. Издалека редкие дома не кажутся заброшенными. Чем ближе подъезжаем, тем печальнее картина. Разбросанные по деревне уцелевшие избы потеряли кто заднюю половину, кто крышу и окна. Лишь два дома еще держат связь с человеком: один подремонтировали для себя охотники и рыбаки, второй – наиболее крепкий – принимает туристов. На очаг ставим чайник, выносим из дома стол. Дети лезут на сеновал. Вероятно, это сено заготовили лет двадцать назад, но вряд ли кто-нибудь будет использовать его иначе, чем зарывшиеся в него дети. На чердаке – пара десятков березовых веников, побуревших от времени, несколько пар лыж, детали ткацкого станка, калоши, люлька без дна, какие-то тряпки. Дома в заброшенной деревне однотипные: крыльцо с резными балясинами, хранящими следы голубой краски, ведет в коридор, с обеих сторон из которого двери в летнюю и зимнюю половины дома. В них полуразвалившиеся печи, подпол, полати, красный угол, лавки вдоль окон, полки для посуды и длинные посудные шкафы. Сейчас их содержимое – редкие алюминиевые миски и кружки да пустые бутылки от спиртного еще советских времен. В обеих половинах уцелевшего дома, у которого останавливаются туристы, – иконы: одна старинная – хранительница дома, вторая новая, принесенная с той же целью.
Прямо из коридора – вход на сеновал, выход на чердак и ступени в хлев.
Пока закипает чайник, осматриваем дома нижней деревни. На руинах сараев и бань находим сундуки с одеждой, мешки с овечьей шерстью – хоть сейчас пряди, старые чемоданы, обувь. Несколько пар белых туфель в разных домах и сараях – одинаковые: вероятно, в сельмаге тогда был завоз на радость деревенским модницам. Одну пару некогда стильных кожаных туфель с металлическими узорными пряжками забираем для домашнего музея в Малом Аныбе. Туда же отправятся бидоны, эмалированная кружка с зайчиком и медвежонком и найденные в Верхней деревне молотило, ножовка, старые письма, книга Геннадия Юшкова на коми языке и «дембельский» альбом с фотографиями солдата Советской армии.
В верхней деревне – лишь один дом, в который еще можно зайти без опасения быть погребенными под потолочными бревнами. Именно тут гулял пожар. Сохранились изгороди, еще крепкая баня, построенная, видимо, незадолго до пожара, и руины пары изб.
– Точка невозврата еще не пройдена, – говорит Анастасия Вологжанина. – Еще есть дорога, остались дома. Моя цель – чтобы как можно больше людей знали о Лунпоке. С каждым походом туда мы получаем все больше отзывов и заявок на новые путешествия. Но я хочу, чтобы туристы не просто ходили по лесу. Вместе с возрождением интереса к деревне я надеюсь возродить ее саму: восстановили для начала один дом, может, открыть там какое-нибудь производство. Важно, чтобы Лунпока не исчезла. И кто знает, может, со временем кто-то вернется в нее и начнет там новую жизнь.
Полина РОМАНОВА
Фото автора и группы «Лунпока» «ВКонтакте»
