Из Усть-Кулома в Большой театр

Иван Сорокин: «Я чувствую огромную ответственность!»

Уроженец села Усть-Кулом, выпускник Гимназии искусств при Главе Республики Коми, 19-летний Иван Сорокин в этом году пополнил балетную труппу главного театра страны. Каким был путь мальчика из коми села в Большой театр, Иван рассказал в интервью «Региону».

– Иван, когда ты впервые услышал про балет?
– Лет в шесть-семь на своей родине, в Усть-Куломе. Я занимался в кружке «Фантазия» в местном Доме культуры. Мама отдала меня на эстрадные танцы, потому что я был очень активным ребенком. Именно там нам сказали, что у меня есть данные и мне надо в балет. И мама прислушалась. За год до приема на хореографическое отделение гимназии искусств она привезла меня на экзамен – просто попробовать. И ей сказали, что через год будут ждать меня.

– А ты хотел учиться балету?
– Не особо, я был домашним ребенком и не хотел расставаться с родителями. Первые полгода в гимназии было очень тяжело, я звонил домой, плакал, просил забрать меня. Представляю, каково было это все выслушивать маме, но она выдержала.
Видимо, у меня была совокупность всех нужных для балета данных: подъем, гибкость, растяжка, музыкальность. Другим детям иногда бывало больно на растяжке, а мне никогда, потому что это от природы. В гимназии мне постоянно говорили: «Ваня, у тебя способности!». Пытались таким образом влиять на мою ответственность. Но какая ответственность у ребенка? С одной стороны, я гордился этим, с другой – воспринимал как ограничение моей свободы. При этом меня чаще ругали, чем хвалили, в том числе за характер.

– А что не так с характером?
– Ну, я мог капризничать, обижаться, ответить педагогу, не подчиниться. В младших классах мы боялись педагогов как огня, подростками – уже меньше. За дерзость меня часто выгоняли из класса, и приходилось учиться «за дверью».

– Тем не менее считается, что в гимназии педагоги часто заменяют одаренным детям из глубинки родителей…
– Да, особенно Светлана Анатольевна Фролова. Первые годы мы с ней особо не контактировали: она же заведующая отделением и организационной работы у нее очень много. Но при этом она всегда интересовалась нашими делами, участвовала в подготовке концертов. Потом мы здорово сдружились, стали очень близкими людьми. А вот отношение к профессии у меня от Вероники Геннадьевны Ковыляевой. Года два я ее страшно боялся: она была строгой. Без строгости в балете никак. Если реагировать на любую слезу ученика, толку не будет, да и слезы бывают разные. Бывают от боли, а бывают от упрямства, от обиды, от того, что ты не принимаешь то, что требуют педагоги. Но это ведь ради роста, мотивации. Педагоги гимназии были отличными психологами.

– Ты любил балет, а тут математика, физика, русский язык…
– Разумеется, учеба мешала: «Я хочу танцевать, а не учить эту математику!». Потом, когда подрос, появились профессиональные уроки: история балета, актерское мастерство, история театра, народно-характерный и дуэтно-классический танец, педагогика балета – мне стало интересно. Увлекла литература, которая не нравилась раньше, я полюбил и читать, и ходить на эти уроки. Хотя Вероника Геннадьевна говорила, что и в младших классах часто видела меня с книгой.

– Когда ты оказался в Москве?
– Когда я еще учился в Сыктывкаре, были гастроли в Китае, целый месяц. Я там общался с московскими солистами. Один из них сказал, что мне надо получать серьезное образование и не тянуть с этим. Я и сам об этом думал, но приглядывался к Питеру, хотел переезжать туда еще в 14 лет. Но тогда меня остановили педагоги, сказали, что большой город может меня испортить. Я не сильно расстроился тогда. После Китая все сомнения и искания начались по новой. И я решился. Но тут восстала мама: мол, не хочу тебя отпускать, рано еще. К тому времени она ради меня переехала из Усть-Кулома в Сыктывкар, чтобы я жил дома. Трижды я с ней говорил, как в сказке, и только на третий раз она со слезами, но согласилась. Мы поехали в Москву, не сказав об этом никому в гимназии. Я думаю, что педагоги понимали уже, что меня не удержать. Как только я уехал, мне написала Светлана Анатольевна: «Иван, ты в Москве?» – «Да». Потом об этом узнала и Вероника Геннадьевна. На самом деле, это очень сложный этический вопрос: с одной стороны, я нарушил планы своих педагогов, не оправдал их ожидания, а с другой – ну, остался бы я в Сыктывкаре и не вырос бы, упустил свои возможности. В чем больше ответственность – отпустить ученика «лететь вверх» или держать при себе?
На просмотр пришла ректор Московской государственной академии хореографии и, несмотря на то, что набор уже прошел, сказала: «Берем безоговорочно». Это первый случай в истории этого учебного заведения, когда студента взяли на курс в середине года.

– Когда стало понятно, что и там ты первый ученик?
– После весеннего концерта, посвященного 8 Марта. Вся академия шумела. Слухи ходили и до этого, все хотели узнать, кто этот мальчик, которого взяли в середине года. Ну, а после концерта все стало понятно.

– Два с половиной года учебы – и ты в Большом театре. Так просто?

– Госэкзамены в академии проходят в конце апреля. Еще в марте к нам приходили руководители театров: Большого, Кремлевского – и уже присматривались к нам. Я очень переживал с самого начала последнего курса. Да, у меня есть данные, но я отдавал себе отчет, что мне не хватает роста. Зимой я даже стал основательно знакомиться с труппами по всему миру, потому что опасался, что рост станет препятствием. В Большой я мечтал попасть с детства, потом грезил о Мариинке, потом снова о Большом. В 2017 году был на конкурсе в Большом театре, самый юный участник. Мы не думали, что осилим всю конкурсную программу, но я прошел до третьего тура и сошел с дистанции – у меня просто не было номера: мы не ожидали такого исхода.
Через два дня после просмотра педагог по секрету сказал мне, что меня берут в Большой. Это был шок, непередаваемая радость, настоящее чудо. Я в этот момент осознал, что я – мальчик из Усть-Кулома – попал в Большой театр! Мама была более сдержанна: «Вот когда ты попадешь туда на работу, тогда я и порадуюсь». При этом я понимал, какая это гигантская ответственность! У нас страна ого-го какая, а театр такой – один.

– Помнишь свой первый день в Большом театре?
– Когда я пришел на работу, мне выделили место в гримерке, где когда-то сидел Шаляпин. «Вау! – сказал я. – Сам Шаляпин! А показать можете, я не знаю, где это?». И вот меня отвели в гримерку – и это оказалось то самое место, на котором я сидел, готовясь к па-де-де на выпускном, заканчивая академию.

– Сколько артистов в балетной труппе Большого?
– Около четырехсот артистов. В этом году вместе со мной пришли еще шесть новых балерин.

– Как выстраиваются отношения внутри труппы?
– Я очень переживал, как ко мне отнесутся, как меня примут в Большом театре. Неделю я мандражировал, а потом вижу – все делают свою работу. Все дружелюбны, но эта дружелюбность несколько отстраненная. Но уверен, что всегда смогу спросить у коллег совета.
Кроме того, за нами продолжают следить педагоги. Мне по-настоящему повезло с наставником, завкафедрой, в прошлом солистом Большого театра Валерием Викторовичем Анисимовым. Он похож на моего дедушку, и мы быстро нашли общий язык. Он не тыкал и не наставлял меня, а сотрудничал: у нас сложился настоящий творческий тандем «ученик – педагог».

– Какой была твоя первая роль в Большом театре?
– 10 июля я исполнял этюды и роль в «Анне Карениной». Я танцевал Сережу, сына Карениной. Ему 9 лет, а я в два раза старше. Это сольная партия, очень непростая с психологической и актерской точки зрения. Когда я смотрел из зала на исполнение моего коллеги, то трижды плакал. Это очень мощный балет. Пожалуй, это единственный неклассический балет, который вызвал у меня столько эмоций. 18 сентября я танцевал на сцене Большого классическую сольную партию Шута в «Лебедином озере». Три партии пришлись на октябрь: я станцевал Пассифонта в «Дочери фараона», крестьянское па-де-де из балета «Жизель» и па-де-труа «Изумруды» из балета «Драгоценности».

– Как изменилась твоя жизнь с приходом в Большой?
– Жизнь стала совсем другой. Я чувствую огромную ответственность. Все восемь лет обучения меня вели к главной цели – театр. Я понимаю, что театр – это очень интересно, это творчество, постоянные поиски в себе чего-то нового. Ты можешь примерить на себя различные роли, прожить и любовь и смерть, но самое главное – донести до зрителя твое внутреннее состояние через пластику тела.

Полина РОМАНОВА

Фото из архива Ивана Сорокина

Светлана Фролова, заместитель директора по хореографическому образованию Гимназии искусств при Главе Республики Коми:
– В приемной комиссии Гимназии искусств, куда в 10 лет приехал поступать Ваня Сорокин, мальчик из крепкого коми села Усть-Кулом, были поражены его данными. Природа щедро наградила его: и выворотность идеальная, и шаг развит, и прыжок высокий, и стопа такая «балетная», что любая балерина позавидует. В тот год класс набирала Вероника Геннадьевна Ковыляева. Педагог строгий, требовательный, скрупулезный. Поначалу Ване было тяжеловато. Каждый день урок классического танца, потом общеобразовательные уроки, потом гимнастика, потом фортепиано. Так летели дни за днями. Педагог внимательно наблюдала за его развитием и решила поставить хореографический номер, где бы Ваня солировал. Номер назывался «Чудак» и оказался отчасти пророческим. В номере мальчик, непохожий на всех, ведет за собой к мечте своих друзей, и путь этот не всегда гладкий.
Иван трудился осознанно, с пониманием того, для чего он эту работу делает. Всем педагогам было понятно, что имеют дело с талантливым, трудолюбивым ребенком. В стенах гимназии искусств он приобрел бесценный опыт сценических выступлений, упорной работы над своими данными, почувствовал поддержку педагога и веру в него.
А цель у Ивана была сразу максимальной: стать солистом в главном театре страны – Большом.