Фарук Бурангулов: «Если одно рушится, возникает другое»
Коми отделение Союза художников России отмечает 80-летие. К юбилею в Национальной галерее проходит выставка «80/80», где можно проследить за вехами развития творческого союза. О профессиональном содружестве «Региону» рассказал его председатель Фарук Бурангулов.
– Фарук Бакирович, почему у выставки такое название – «80/80»?
– В плане концепции выставки мы доверились Национальной галерее и куратору выставки, члену Союза художников, искусствоведу Ольге Орловой. Почему такое название? Оказалось, что за 80 лет в Союзе художников было всего 80 членов, мы сами удивились – всего восемьдесят. Я думал, больше. Так что все-таки художники – «штучный товар». Я каждый раз прихожу на эту выставку и обнаруживаю что-то новое для себя.
– Что такое Союз художников: союз единомышленников, содружество профессионалов, статусность?
– Союз художников – это все-таки социальный проект, который родился еще в эпоху Сталина. При Советах его пытались политизировать – как и любой другой союз. При Союзе художников были созданы фонды, благодаря которым советские художники могли заработать. Естественно, это были и агитки, и госзаказы, но именно благодаря этой системе были созданы монументальные произведения: посмотрите на многие станции метро в Москве. Без Союза художников это было бы невозможно. Огромное количество людей трудилось над этим, и все в этих проектах было финансово заложено: разработаны прейскуранты, установлены расценки. Там не было авральных моментов. Если художник брался за что-то, он знал сроки и годами мог работать над заказом. Это была махина.
– Раз уж мы вспомнили СССР, то раньше от вступления в Союз художников была какая-то выгода: дома творчества, заказы, пенсия. А теперь?
– Теперь нарубить дров можно легко, но мы вовремя встряхнулись и сохраняем то, что есть. Вот у нас есть взаимосвязь со школой, где меняется программа. К примеру, оставили мало часов на рисунок. А ведь пройдет каких-то двадцать лет, уйдут люди – и все уйдет. Сейчас у современной молодежи даже лексика другая, когда они говорят о картине или о своей работе. Откуда эта «ботва» пришла, я не знаю, но я понимаю, что она непрофессиональна. А нам надо сохранить профессиональный подход.
– Получается, что союз может как-то повлиять на профильные образовательные программы?
– Да, благодаря постоянному диалогу. Ведь многие из тех же педагогов – наши, из Союза художников. Он позволяет создать питательную профессиональную среду.
– Кстати, до какого возраста художник считается молодым?
– До 35 лет. Молодых у нас сейчас в союзе немало, а было время, когда совсем не шли. Да и старшего возраста художники не все сразу вступали в союз. Вон Анатолия Иосифовича Неверова недавно совсем приняли. Я ему говорю: «Что ж ты? Даже Церетели вступил». Ну, он и вступил.
Сейчас и молодые, и зрелые понимают, что Союз художников – это единственный союз, даже в юридическом плане, где консультируют настоящие профессионалы. Масса вопросов возникает, например связанных с архивом. Вот уходит человек – и родственники просят нас: «Расскажите нам, а каким он был художником». Потому что семья, быт – это одно. Но человек посвятил себя искусству, он художник, а какой – об этом знают у нас в союзе. При жизни это оценить сложно. А настоящие профессионалы вообще не любят пиара. Профессионалу нужен сам процесс, от него человек кайфует. Союз нужен для того, чтобы художника не обидели, поддержали, хотя в советское время всякое в нем было: и локтями толкались, и стучали друг на друга.
– По каким критериям принимают в Союз художников?
– Ну, нас не обманешь. Смотрим портфолио. Обязательно должна быть выставочная история, участие в «зоналке». Если все сходится, даем рекомендацию в союз. Иногда одной хватает, но лучше две. На всероссийские выставки отбирают другие люди, голосуют за каждую работу – отбор строгий. Может так получиться, что голосует выставком из 24 представителей всех федеральных округов.
– А бывает, что отказываете кандидату?
– Да, у нас очень много на очереди стоят, готовят портфолио. Если не согласны с нашим решением, можно сразу поехать в центральный офис в Москве.
– То есть дилетантов у нас в союзе нет?
– Я вот не понимаю понятие «самодеятельный художник». Как художник может двадцать лет быть самодеятельным? Он должен был за это время вырасти куда-то! Это великий талант, если человек сумел так сохраниться.
– Я понимаю Вашу иронию, но уточню: Вы сейчас про наивную живопись?
– В том числе. Мне кажется, такие художники – это великие профессионалы, которые косят под наивных. Раньше везде был реализм, была школа, и эту школу было видно: вот профессор – и вот его ученики, вот эта школа развивается, трансформируется, но остается школой. А сейчас у нас идет, наверное, индивидуализм, школы определенной нет. У нас получают образование дизайнеры и прикладники. Во что это выльется, я еще не знаю.
– Когда Вас десять лет назад выбрали председателем Союза художников, Вы были для многих «темной лошадкой»…
– Для своих точно не был. Я очень не хотел становиться председателем, ко мне приходили, уговаривали. Я отнекивался: мол, у меня другие планы…
– Что же стало решающим аргументом?
– Ну, я не буду сейчас говорить из уважения к уже ушедшим. Скорее ответственность, на совесть надавили. Сейчас уже размылось немного, а тогда боли было много за наш союз. Были бесконечные конфликты, заседания, доклады. Творческие люди ведь очень ранимые. Но время лечит, все меняется, остывает.
– Насколько вырос союз за эти десять лет?
– Около двадцати художников вступили, много молодых, и они тоже непростые, люди с амбициями, с претензиями. Но я могу предложить вместо стипендии шашлыки во дворе. Ну и сделано немало за десять лет: сделали ремонт, расширили мастерские. Вот ныне покойный Владимир Рохин хотел шестиметровую скульптуру ваять, а высоты потолка не хватало. Мы расширили смотровую яму, двери застеклили. Когда Рохин увидел это, сказал: «Я думал, ты шутишь…» Все это стало возможным за счет сдачи в субаренду торговой сети помещений союза. Мы смогли сделать ремонты, оборудовать залы. В первый срок я работал без зарплаты – не было денег. Сейчас уже легче.
– Раньше художник не всегда мог воплощать задуманное, но знал, что прокормится за счет госзаказа и поддержки союза. Теперь художник должен сам себя продавать?
– Разумеется. Либо сам, либо через агента, либо через салон. В Доме художника, кстати, вскоре откроется один из таких. Но художнику всегда было тяжело – в любой стране. Нужно искать компромисс. Вот ты понадеялся на свой талант, поставил на него все, а на выходе – пшик: жена больная, дети засранцы, и ты такой – несостоявшийся гений. Надо искать компромисс: преподавать, дворником работать.
– А поколение дворников и сторожей разве не ушло в прошлое?
– Сейчас оно сменилось поколением дизайнеров. Кто-то делает фактуру, кто-то игры компьютерные. Одно рухнуло – другое возникло. Молодые могут рассказать, где можно заработать: дома оформляют, интерьерами занимаются. Кому-то этого мало. А возьмешь их на пленэр – а они бессильны, нет ничего. Бывает и наоборот. Если художник остановился – он кончился. Художник тот, кто все время развивается. Сейчас чем хорошо время: можно бесконечно учиться, много возможностей развить свой талант.
Мне нравятся наши сорокалетние. Они очень много успели, и при них много всего случилось. Они родились еще в Советском Союзе, но быстро перестроились. И пока мое поколение протестовало, они впитывали все новое. У них не было конфликта с собой и со временем: они учились у предшественников, а время подкидывало им новое. Это успешное поколение, у которого нет претензий к жизни.
– Вы родились под Челябинском, в Коми попали в 1979-м. Каким образом?
– Я путешествовал. Летел из Салехарда, застрял в Печоре: пурга была, самолеты не летали. А тут ребята-москвичи говорят: поехали в Усинск, там комсомольская стройка, у нас ключи от квартиры есть. А мне до весны надо было перекантоваться – ну и перекантовался 17 лет, преподавал в школе, был главным художником города. Потом два года переезжал в Сыктывкар: ребенку надо было учиться. В Коми я уже 43 года: как вы думаете, прирос я корнями к республике? Синдром «уезжающего» у меня точно уже изжит.
– У Вас два старинных дома в селе Ыб. Слышала, что есть планы сделать один из них арт-резиденцией.
– Да, если сил хватит. Дом требует времени и вложений.
– А почему именно Ыб?
– Благодаря коллеге Владимиру Ермолину. Замерзли однажды, заехали
к нему погреться – и решили купить там дом. Уедешь туда на выходные – и будто маленький отпуск у тебя. Но я там не пишу, только работаю физически.
– Покупкой дома Вы фактически спасли его или от сноса, или от современного ремонта, а значит, фактически от уничтожения…
– Есть регионы в мире, где запрещено изменять строения: Куршавель, Тарту например. Даже перекрашивать нельзя. У нас, к сожалению, такого нет. Но надо ли унывать по этому поводу? Жизнь идет, все меняется. Это дело хозяев. Опомнятся со временем или придут умные наследники, снимут сайдинг, научатся ценить старину. Ну а не придут… значит, так надо. Уходит человек – и ни на что претензий не имеет. Уходит как положено, не скорбя и не бунтуя. Толку-то от этого бунта. Найти себя очень сложно. Мы себе всю жизнь место ищем, а может, оно и не то.
– Кто из ушедших мэтров для вас величина?
– Первые, с кем я познакомился здесь – Станислав Торлопов и Рем Ермолин. Я благодарен им за то, что они меня выделили и сделали своим. Благодаря этому я и зацепился в Коми. Все мои друзья были старше меня лет на двадцать. Ровесники отсеялись, остались старшие друзья. Я пытался понять, почему так происходит: оказывается, профессиональное притяжение гораздо сильнее, чем любое другое. Умный человек – он вне возраста.
Беседовала Полина РОМАНОВА
Фото Сергея Зиновьева и Национальной галереи Республики Коми
Постановление Совета народных комиссаров Коми АССР об организации в республике Союза советских художников было принято19 января 1943 года. Председателем оргбюро был утвержден В.В. Поляков, членами – М.П.Безносов и Г.А.Стронк. Позже в союз вошли В.Г. Постников, Т.Н. Исакова, Н.Л. Жилин.
Уже в феврале 1943 года в фойе драматического театра состоялся первый творческий отчет – выставка из 130 произведений. В 1949 году был принят устав Союза советских художников Коми АССР.
К 1950 году в республике сложился стабильный коллектив художников, выходцев из числа самодеятельных и окончивших художественные учебные заведения: С.А. Добряков, П.И. Семячков, С.А. Холопов, Г.В. Кудяшев, Н.А. Лемзаков, В.Н. Куранов, В.В. Кокачев и другие. В 1957 году на основе оргкомитета было создано Коми отделение Союза художников СССР. В 1960 году отделение вошло в подчинение Союза художников РСФСР, а в 1969 году переименовано в СХ Коми АССР.
В 1972 году художники получили новое здание Художественного фонда с производственными мастерскими. Члены союза вселились в творческие мастерские, построенные в Сыктывкаре, Ухте, Инте, Воркуте, что способствовало творческой активности и расширило тематическую направленность произведений.
Продолжительное время в Коми СХ возглавлял известный живописец Р.Н. Ермолин (1962–1964, 1970–1987), который много сделал для пропаганды творчества Коми художников. Затем председателями избирались В.И. Краев, С.А. Добряков, С.А. Торлопов, С.С. Асташев, А.В. Копотин, Р.С. Бендерский.
С 2013 года организацию возглавляет Ф.Б. Бурангулов.
В настоящее время в Коми региональном отделении ВТОО «СХ России» состоят 49 человек. Организация принимает активное участие в творческой жизни Республики Коми и России. Члены союза — постоянные участники республиканских, межрегиональных, всероссийских и международных выставочных проектов.
Бурангулов Фарук Бакирович родился 27 января 1958 г. Окончил Челябинское художественное училище. Без малого два десятка лет прожил в Усинске, где работал главным художником города, заведовал изобразительным отделением школы искусств.
Член Союза художников России. Председатель Коми регионального отделения Союза художников России.
Работы Фарука Бурангулова находятся в Национальной галерее Республики Коми и в частных коллекциях России, Канады и Китая.
