Наталья Паутова. Жизнь набело

Двенадцать лет назад Наталья Паутова навсегда уехала из города. Сегодня она жительница села Ыб, основательница единственного на Северо-Западе России свечного завода «Белый Свет», многодетная мать и успешный предприниматель. В конце декабря Наталья поставила личный рекорд, вместе с тремя сотрудницами завода создав более пяти тысяч новогодних эконаборов для крупного предприятия и частных заказчиков. О превращении горожанки в сельского жителя, о прошлой жизни и светлом будущем она рассказала в очень личном интервью «Региону».

Долгая репетиция

– Мы часто шутим: «Это было в прошлой жизни». Для тебя это не шутка. Что у тебя было в той, прошлой, городской жизни?

– В прошлой жизни был бесконечный надрыв. Я искренне считала, что если ты живешь без надрыва, значит, ты неглубок. Мне казалось, что в жизни должно присутствовать чрезвычайное усилие, и, видимо, моя натура, вечно ищущая подвига, искала его не там, где надо. Все было чрезвычайно и чрезмерно: отношение к людям, к работе, к мироустройству. Я делила все не просто на черное и белое, а на черное-пречерное и белоснежно-белое.

– Сама ты была черная или белая?

– Я всегда была черная и не давала себе права быть белой, даже в тех ситуациях, когда я осознавала, что делаю достойные поступки. Совершив их, срочно компенсировала «содеянное» каким-нибудь бурным скандалом.

– А с тобой как люди поступали, чем они тебе отвечали?

– Ну, я мало в то время замечала людей, все бегала, как Диоген с фонарем: ищу человека, понимаешь? Все, что я делала для людей, я считала таким незначительным, обесценивая и себя, и их. Мне казалось, что все главное бесконечно впереди, а я все репетирую. И когда я нарепетируюсь, начнется та самая главная жизнь, в которой у меня не будет ошибок, промахов, а в сорок лет буду такая матрона – умудренная, степенная. И так я репетировала до 34-х лет.

– И чему ты научилась к тому времени?

– Я научилась сохранять холодную голову в любых экстренных ситуациях. Я научилась организовывать результативные процессы любой сложности. К тому времени я поработала в транспортной компании, туризме, журналистике, министерстве и еще много где. И работу я для себя выбирала по принципу «чем сложней – тем интересней», мне все казалось по плечу. Это ощущение есть и сейчас.

– Так все хорошо же было, почему вдруг случился переворот?

– Дело в том, что я вся такая успешная, имеющая машину, квартиру, шубы, мужа и троих детей, вдруг оказываюсь в ситуации абсолютной пустоты, в которой, казалось бы, невозможно оказаться таким путем, каким я шла. Все эти мои усилия, результаты, процессы в какой-то момент стали тщетны. Пшик. Когда я просыпалась, первой моей мыслью была: «Скорей бы ночь». Мне абсолютно неинтересно было, что несет мне этот день, у меня не было азарта, интереса ни к чему. Чувствовала только глобальное опустошение и бессмысленность всего. Было ощущение, что я живу в кино. У меня как будто бы близкие, как будто бы успех. Квартира, которую я не люблю, машина, которую я купила «по приколу», нелюбимая работа.

– И ты стала бороться с пустотой?

– Да, я начала делать шаги в соответствии с тем, чего больше не хотела. Я не хотела отношений – развелась, не хотела работы – уволилась, не хотела квартиры – продала. И осталась я с машиной, тремя детьми и двумя козлятами, которые месяц жили у меня на балконе на девятом этаже и которых я кормила овсянкой. Мне сказали: если ты их не заберешь, их убьют. И я забрала. Это мои первые козы – Никодим и Люся, которые кормили меня в деревне после переезда.

Месяца два я молилась, просила у Господа указать мне путь. Бороться с пустотой мне, ярой атеистке, помогла именно церковь. Можешь не верить, но перерождение было внезапное и полное. И вот однажды я просыпаюсь, а в моей голове фраза: «Отец Федор всегда мечтал о своем свечном заводике».

«Ну, так тому и быть», – и поехала я за благословением.

– В Ыб?

– В Ыб. Других сел я почти не знала, Ыб считался «модным». Отец Георгий, настоятель нашего храма, благословил меня, и стала я ездить туда-сюда беседовать с ним, на службах стоять. Он на это посмотрел и говорит: что ты мотаешься, живи в сторожке. А еще через месяц пришла женщина: «Вам дом не нужен?» Так я вошла в этот разваленный столетний дом, и он стал моим.

– А что сказали дети?

– Дети восприняли это естественно. 15-летний Костя, правда, очень боялся, что я пойду проповедовать с плакатом «Покайтеся», и потому присматривал за мной, а малышам Марусе и Ване было тут очень хорошо: слез с крыльца – и гуляй.

За стаканом молока

– Деревня оправдала твои ожидания?

– Сейчас смешно вспоминать, но ехала-то я за стаканом парного молока с утра. Я себя видела, как герои Чехова: мы будем жить чистыми трудами и сами будем все такие чистые, и ждет нас светлый путь. Нет! Оказалось, что никто мне стакана парного молока с утра не налил, а чтобы его выпить, надо скотину покормить, подоить, сена накосить да побегать за косарями, чтобы они не выпили и не попадали. Это квест, но каждая позиция этого квеста не иллюзорна, а очень реалистична. И это было мое главное открытие про деревню – результативность любого труда. И это было круто, и это меня спасло.

– Как тебя в селе приняли?

– В нашем храме с энтузиазмом: новые люди – это всегда свежий ветер. А в селе настороженно. Я бы сказала, что и до сих пор не приняли. Поэтому, когда за меня на депутатских выборах в сентябре прошлого года проголосовали 40 человек, я была поражена: это очень много. Но здесь я встретила очень близких мне людей, которые участвовали в моем спасении в начале пути.

Начав новую жизнь, я стремилась к предельной простоте, да и денег не было ни копейки. На ярмарке у Дома культуры купила на зиму суконные полутапочки «прощай, молодость» за 170 рублей и ходила в них на двойной носок. А моя первая зима в Ыбе – 2010 года – выдалась необычайно суровой. Я ходила в шубе, каком-то цыганском платке, юбке, которая буквально истлела на мне, и в этих тапочках. И сильно заболела. В храме подсела ко мне прихожанка Екатерина Степановна Муравьева, приподняла мою юбку, посмотрела на мои тапочки, хмыкнула, а на следующий день принесла мне целебные травы, малину – и стала я к ней похаживать, а она меня подкармливать и о селе рассказывать. Вместе с батюшкой и матушкой она с мужем – первые мои ыбские «родители». Остальная деревня присматривается ко мне до сих пор.

– С какими иллюзиями, кроме стакана молока, тебе пришлось расстаться?

– С иллюзией, что в деревне все вместе, что живы помочи и сильно взаимопонимание, а люди страдают без работы. Оказалось, не страдают. Если человек без работы – это не обстоятельства, а его личный осознанный выбор. Тогда же мне казалось, что все несчастные, а я приду и помогу. Я ж люблю пинками в рай загонять. Много раз я обламывалась на этом.

– Каким образом?

– Ну, возьму на станок оператора. «Пьешь?» – «Не пью, только по праздникам». Приходишь: станок сломан, оператор в хлам. Деталь надо заказывать в Украине, а через неделю заказ. Или, например, заказ через два дня. Звонишь оператору, он: «Все в порядке». Назавтра приходишь, а его там две недели как не было, и конь не валялся. Я поняла, что все надо делать самой, что мой путь – бесхалявный. И я построила цех рядом с домом.

– Прямо сама взяла и построила?

– Нет. Построил муж, с которым я развелась, а потом снова вышла за него замуж. И не только цех, а и скотник, и сенник, и баню, и дом отремонтировал муж. Грех наш мы искупили многодетностью: теперь у нас уже пятеро детей. Ну и семейный обиход появился: печки в порядке, ножи поточены, пол не скрипит, куры несутся. Держали мы и кроликов, и перепелов, и индюков, и корову, и коз – все попробовали, и все получилось. Я и сейчас хочу скотину, но понимаю, что она, как и всякое живое, нуждается в любви. А я же не успею ее ни погладить, ни в глаза заглянуть. Поэтому я пристроила живность в хорошие руки и переключилась на иван-чай и свечи.

Позор очищает, огонь украшает

– Сейчас в линейке «Белого Света» 60 разновидностей восковых свечей, завод приносит тебе неплохую прибыль, продукцию заказывают по всему миру. А тогда? Насколько я помню, в начале пути ты чуть не стала фигуранткой уголовного дела.

– Да, это правда. Я закупала оборудование на средства гранта. Пришло время отчетов. Мой поставщик по ошибке тиснул мне печать уже закрытого ООО. Разумеется, проверка выяснила это и началась кампания: меня стали «мочить». Вышли статьи о «многодетной матери, обворовавшей государство». Никогда такого позора – ни до ни после – я не испытывала. У меня было ощущение, что я иду по улице и все на меня пальцем показывают: вот она, вот она, которая деньги у государства украла. Поначалу я пыталась допрыгнуть до СМИ, до главы республики, доказать, наказать, восстановить справедливость, но Господь меня сохранил от этого. Меня вызывали в ОБЭП, приезжала прокуратура, во всем разобралась, и меня оправдали. В итоге с подачи министерства я заменила документы – и все кончилось. «Мочили» меня многие, а единственные, кто после написал опровержение – «Комиинформ».

И я поняла, что публичный позор – лучшее лекарство от гордости, а любой статус – всего лишь пшик. Я перестала бояться, но закрыла для себя тему «братских» отношений с государством. У меня свой путь.

– Я слышала, что ты изобрела оборудование для своего свечного завода.

– Скорее модернизировала. Сразу после благословения я закупила оборудование. Оно пришло с браком, я три месяца ждала деталь, а потом обнаружила, что механизм протяжки откровенно «тупой». Я его автоматизировала и разработала механизм транспортерной ленты. Можно было его запатентовать, но руки не дошли.

– Кроме восковых свечей, почему иван-чай?

– История такая. Чистое деревенское питание, на которое я переключилась тут, привело к тому, что я стала чувствовать состав продуктов и больше не могла пить магазинный чай. Стала искать, чем из местного его заменить. Услышала про ферментированный иван-чай, что он-де крутой. «Не может никакая трава быть крутой», – подумала я и решила попробовать. За восемь лет, что я занимаюсь иван-чаем, поняла, что суть в следующем: все экономят в производстве на сушке. Пить иван-чай стало модно, и производят его многие. Но сушат на солнышке, или при комнатной температуре, или в духовке при 60 градусах. И все, что наферментировалось, в итоге пропадает. А надо этот знаменитый «земляничный» дух, который идет при ферментации иван-чая, законсервировать, запечь, прокалить при 100 градусах – и желательно на живом огне. Поэтому летом баня у меня превращается в сушилку, а мой чай – в реальный эксклюзив, и тут я нисколько не скромничаю. Начала я для себя, а в этом году заготовила уже 200 килограммов сухого чая, потому что заказов очень много.

– Как же все успеть: и дом, и свечи, и иван-чай?

– У меня есть бригада помощников. Очень важно, кто у тебя в помощниках при заготовке иван-чая. Сразу признаюсь, что использую детский труд. Я плачу ребятам неплохое жалованье, но кто попало в эту бригаду не попадет. Подростки у меня отобранные, на отбор влияет их образ жизни, их интересы, их разговоры. Моральный облик и руки сборщика очень важны, потому что растения наполнены водой, а вода – это мощный информационный носитель. И никакая это не эзотерика, а голая физика. Дети помогают мне заготавливать продукцию, а я направляю их общение, помогаю раскрыть их лучшие стороны. Детское общество, как и деревня, сегодня загнивает, и взрослые не должны пускать на самотек их жизнь.

– Я знаю, что в сентябре в свечном цехе произошел пожар.

– И слава Богу! Потому что, когда человек не хочет развиваться, обязательно происходит что-то, что заставит его это сделать. Я уехала на море, и в одно прекрасное утро раздался звонок. Средний сын рано утром случайно вышел на заднее крыльцо и увидел клубы дыма, вырывающиеся из-за дверей, и лопающиеся стекла. И опять потушил все муж, который, честно говоря, при этом чуть не погиб. Выгорело полцеха, и тот апгрейд цеха для приема гостей, от которого я упорно бежала, случился. Мы очистили цех от последствий пожара, и стал он лучше прежнего. Такие происшествия отрезвляют, наставляют и радуют.

Бизнес по любви

– В своем инстаграме ты предупреждаешь: колдунам, эзотерикам и людям с нетрадиционной ориентацией просьба не беспокоиться: свою продукцию ты им не продашь.

– Да, я категорически нетолерантна. Для меня существуют неприемлемое общение и плохие люди, какими бы талантливыми и уникальными они ни были.

– А как же бизнес?

– А я свое дело не воспринимаю как бизнес. Я его воспринимаю как большую задачу по распространению любви. И в чудеса, что мои свечи сделают плохое хорошим, а черное белым, не верю.

– А в какие веришь?

– «Из Савла в Павла», например, когда человек переворачивается как песочные часы, потому что и сама так перевернулась. Верю, что Бог в одну минуту может человека вразумить, хотя до этого ты всю жизнь пытался.

– Спустя 12 лет после переезда в деревню ты пришла к тому же, с чем уезжала из города: у тебя хорошая работа, хорошая машина, большой дом, прекрасный гардероб. В чем же тогда разница?

– В том, что это мой осознанный выбор. В том, что все это благодаря настоящей любви к своему делу и людям, которые помогают мне. Это одежда, которая нравится мне, а не которую диктует статус. Это машина, которую выбирала я: в ней удобно ездить по деревенскому бездорожью. Это дом, который построила и обустроила я. Это все по-настоящему мое, а раньше это было «как бы мое», статусное. А теперь статуса нет, а есть кайфовая жизнь и радость от каждой минуты. Воск, мед, солнце, любимое дело, молитва, близкие люди.

Дочь Марина – первая помощница и продолжательница дела Натальи Паутовой.

– Ты в постоянном развитии. Свечи и иван-чай переросли в проект «Медовая быль». Что дальше?

– Да, в этом году мы начали знакомить с производством свечей группы туристов. Начинаем мы с пасеки Андрея Полуэктова в Ыбе. Гости узнают, как пчелы производят мед и воск, после мы едем на завод, где вместе с ними из этого воска отливаем свечи. Пока они остывают в формах, ведем беседы за домашними пирогами и иван-чаем. Людям необходимо общение – неспешное и вдумчивое. На это время я отключаю интернет, так что даже дети не могут отвлечься на гаджеты.

Продолжение этого проекта связано с часовней, которую я строю рядом с домом. На строительство идет вся прибыль от продажи иван-чая. Осталось сделать внутреннюю обшивку, купол и крыльцо. Она для всех желающих и для нас с подругами, чтобы молиться без спешки и суеты.

– Во имя кого эта часовня?

– Часовня Марии Египетской – таких в России немного. Я строю ее с благословения Владыки в память об этой святой. Для меня она удивительная, и с нее начался мой путь воцерковления. Никак я не думала, что мне в церкви расскажут про проститутку, которой нравилось ее занятие, и в храм-то она поехала, чтобы соблазнять народ, но встретила там Богородицу – и произошло чудо. Эта история меня потрясла до глубины души. Ни минуты я не сомневалась, кому будет посвящена эта часовня. Марии Египетской молятся об избавлении от блуда и мата, а эти страшные грехи, которые отрицают до седьмого колена твой род, сегодня уже стали нашим обиходом.

– Итак, несколько сотен человек вы познакомили с производством меда, свечей, иван-чая, говорили о жизни. Что дальше?

– У меня появляются единомышленники, партнеры и новые проекты для женщин, в том числе в кризисные моменты их жизни. Женщина в кризисе – это не только беременная мать-одиночка без жилья и работы. Женщина в кризисе – это человек для других: мужа, детей, коллег, конкурентов. Она потерялась в обязанностях, стремлении к успеху и положительным оценкам. Страшное и повсеместное явление, разрушающее все традиции и устои, ведь женщина – источник того самого душевного тепла, которое из нас делает людей. Моя цель – помочь таким женщинам вернуться к себе. Быть собой – привилегия, данная нам от Бога, тот самый талант серебра, который мы просто обязаны преумножать, и об этом – вся моя работа и жизнь.

Полина РОМАНОВА
Фото Сергея ЗИНОВЬЕВА