Вперед смотрящий
Ухтинский нефтеперабатывающий завод был для его директора Прокофия Белоконя делом всей жизни
Прокофий Белоконь в истории Ухтинского нефтеперерабатывающего завода (ныне ООО «ЛУКОЙЛ-Ухтанефтепереработка») – легендарная личность. Он проработал на заводе три десятка лет и половину из них был его директором. В эпоху Белоконя предприятие сделало огромный шаг вперед, модернизировало производственные мощности, во много раз увеличив переработку нефти, выпуск и ассортимент нефтепродуктов, улучшив их качество. В июле этого года Прокофию Семеновичу Белоконю исполнилось бы 95 лет…
Ухтинский НПЗ в 1950-е гг.
Странная характеристика
Заведующая архивом ООО «ЛУКОЙЛ-Ухтанефтепереработка» Лариса Викторовна Рахова пригласила в свой кабинет ветеранов предприятия – Татьяну Петровну Ромазанову, Ирину Фадеевну и Николая Васильевича Бородкиных. Им довелось работать с Прокофием Белоконем не один год. За столом, накрытым для чаепития, я прошу их рассказать о легендарном директоре. Для завязки разговора зачитываю данную ему в конце 1970-х партийную характеристику, содержание которой меня озадачило:
«Тов. Белоконю П.С. свойственны коммунистическая убежденность, принципиальность и высокое чувство ответственности за порученное дело, широкая эрудированность и компетентность».
И там же: «Тов. Белоконь П.С. не всегда сочетает принципы единоначалия и коллегиальности руководства, не всегда осуществлял единство слова и дела, не всегда доводил начатое дело до конца».
Как обладать «высоким чувством ответственности за порученное дело» и при этом не доводить его до конца, мне было непонятно.
Моим собеседникам – тоже.
– Такого, чтобы он что-то не доводил до конца, не было. Что намечал, всегда выполнялось, – решительно вступает в разговор Н. Бородкин.
– Золотой был человек, – поддерживает мужа И.Бородкина.
Ясность пробует внести Т. Ромазанова, сорок лет проработавшая на заводе юристом:
– Раньше, видимо, к характеристикам такое требование было: расписать все хорошо, но и критику какую-нибудь вставить… Но вообще, жизнь с Прокофием Семеновичем несправедливо обошлась.
С Татьяной Петровной соглашаются и другие мои собеседники.
Отчего же, думал я, с кавалером орденов Ленина, Трудового Красного Знамени и «Знак Почета», имевшим множество почетных званий, грамот и благодарностей, жизнь обошлась несправедливо?
Из голодного детства
Выпускник Московского института нефтехимической и газовой промышленности Прокофий Белоконь приехал в Ухту в начале сентября 1952 года. Нефтеперерабатывающий завод, куда он был распределен, доживал последние лагерные времена. Территория завода представляла из себя «лагерь за двойной оградой», отмечал полвека спустя в книге воспоминаний «Иначе я не мог» Белоконь.
«Первая ограда, прилегающая к самой территории завода, была дощатым забором. Высота – три метра, наверху козырек из колючей проволоки, а по всему периметру – вышки с часовыми, – вспоминал он. – В трех метрах от первого забора тянулся второй из натянутой на столбы колючей проволоки. Завод круглосуточно сторожила военизированная охрана. При входе на территорию, в проходной, отбирали пропуск, при выходе возвращали».
Колючая проволока и часовые были и на территории завода, где работали в основном заключенные двух ОЛПов – отдельных лагерных пунктов, примыкавших к заводскому забору.
«Нельзя сказать, что меня это напугало или повергло в уныние. Однако радости не вызывало, особенно в первое время, пока привыкал к тесному лагерному соседству», – вспоминал Белоконь.
Молодого специалиста определили механиком в цех термокрекинга, хотя сама установка термического крекинга на заводе еще только строилась. Впрочем, молодым инженер-технолог Прокофий Белоконь был только по возрасту. К своим 26 годам он уже успел получить немалый жизненный и профессиональный опыт.
Родился Прокофий Белоконь на Украине, в крестьянской семье, где было трое детей. Жили в достатке, пока не грянула коллективизация, а с ней – голод. Спасаясь от голодной смерти, косившей целые селения, семья Белоконь бежала из родных мест и обосновалась аж под Кингисеппом Ленинградской области. Здесь, в селе Краколье, Прокофий окончил семилетку. А когда началась война и фронт неумолимо приближался к Ленинграду, семья эвакуировалась в Сызрань. «Голод – пожалуй, главное чувство, которое сохранилось в памяти от детства, как и у большинства людей моего поколения», – отмечал Белоконь.
Получить хорошее образование в такое время было сложно. Среди немногих документов, оставшихся от Прокофия Семеновича, я обратил внимание на его свидетельство об окончании семилетней школы. По многим предметам – оценки «хорошо» и «отлично», а вот по физике, химии и черчению будущий инженер-технолог получил лишь «посредственно».
Настоящая учеба была впереди.
Молодо – не зелено
В нефтепереработчики Прокофий Белоконь попал, можно сказать, случайно. В Сызрани он поступал в железнодорожный техникум, где училась его сестра, но провалил диктант. Тогда и выбрал горно-нефтяной техникум, поскольку там был недобор. Техникум Прокофий закончил уже с отличием и был направлен продолжать учебу в Московский нефтяной институт. Двадцать лет назад в газете «Ухта» Белоконь рассказывал, как всем миром собирали его в Москву: «Местный сапожник смастерил яловые сапоги, брюки от немецкой военной формы родители купили на барахолке, а отец отдал свою черную рубаху и ремень. В таком виде и приехал в Москву».
В Московском нефтяном институте в то время преподавали ученые с мировыми именами: вице-президент АН СССР А.В. Топчиев, академики В.И. Исагулянц и Н.С. Наметкин. Помимо прочных теоретических знаний, за время учебы в техникуме и институте Прокофию Белоконю удалось приобрести ценный опыт во время производственной практики на нефтеперерабатывающих предприятиях Сызрани, Саратова, Батуми, Грозного. Поэтому к моменту поступления на Ухтинский НПЗ с теми же установками термического крекинга он был хорошо знаком.
В Ухте установку термокрекинга сооружал трест «Ухтазаводстрой» в связке со специалистами УНПЗ. В штабе строительства над проектно-технической документацией еще работали спецы-заключенные. Весь монтаж оборудования шел вручную, огромные колонны поднимали ручными лебедками с помощью металлических мачт. У некоторых специалистов из руководства завода, в том числе тогдашнего директора Д.Карюхина, были сомнения, удастся ли своими силами завершить строительство и пустить установку в производство.
На завершающем этапе для запуска установки пригласили коллег из Ново-Куйбышевского, Ново-Уфимского и Сызраньского заводов. По словам Прокофия Семеновича, «из этой затеи вышел срам». На пуск установки термокрекинга командированные спецы явились в подпитии, установка была закоксована и остановлена. Запустить ее в производство удалось только спустя четыре года – в сентябре 1957-го, уже без всяких командированных, своими силами, под руководством замечательного инженера, технолога Георгия Александровича Фролова, бывшего заключенного Ухтижемлага, которого Прокофий Белоконь считал своим учителем.
Очевидно, именно тогда молодой специалист Белоконь понял, что коллективу завода надо надеяться только на себя.
П. Белоконь – начальник установки АВТ. 1955 г.
Митинг, посвященный присвоению УНПЗ звания «Предприятие коммунистического труда». Красное знамя – в руках у П.Белоконя. 1961 г.
Не похожий на начальника
Уже вскоре Прокофия Белоконя назначили начальником установки АВТ – атмосферно-вакуумной трубчатки. Откровенно говоря, на классического начальника, который мог и кулаком вдарить не только по столу, и трехэтажным обложить, скромный и деликатный Белоконь похож не был. Этим иногда смеха ради пользовались рабочие. Ветеран завода В.А.Захаренко, работавшая в то время на АВТ, вспоминала: «Как только они видели, что Прокофий Семенович заходит в курилку, начинали нецензурно выражаться. Он, услышав нецензурную брань, хватался за голову: «Ужас, ужас!». И уходил в свой кабинет. А мужики громко хохотали и продолжали перекур».
Авторитет свой Прокофий Белоконь зарабатывал не грубым окриком или заискиванием с подчиненными, а собственным примером в работе. По причине нехватки сырья – ярегской нефти – установку АВТ приходилось часто останавливать и вновь запускать. Белоконь вспоминал один такой пуск АВТ в 47-градусный мороз. Две вахты с восьми утра до полуночи бились и не могли разогреть установку. Все это время начальник АВТ был вместе с рабочими, в валенках бессменно стоял у сырьевого насоса, держал давление. По глазам рабочих он видел: они тоже не собираются сдаваться. Запустить установку удалось лишь к утру. «Что до меня, то хлебнул я тогда сполна: с учетом ночной смены простоял на ногах 24 часа, крошки во рту не держал и был похож на сосульку в ледяных валенках», – вспоминал Белоконь.
Начальником установки АВТ Прокофий Белоконь проработал четыре года. А в январе 1959-го приказом директора Анны Молий, к тому времени вернувшейся на завод, был назначен главным инженером Ухтинского НПЗ.
«На то он и главный»
Из «Характеристики на главного инженера Ухтинского НПЗ Белоконь Прокофия Семеновича», подписанной начальником Ухтокомбината В.Мишаковым в 1965 году:
«За время работы на заводе внес большой вклад в усовершенствование технологии переработки нефти и наращивание производственных мощностей завода. Принимал активное участие в пуске и освоении термического крекинга, повышении производительности установки атмосферной трубчатки, реконструкции термического крекинга в комбинированный крекинг, реконструкции АВТ, проектировании и строительстве установки термо-химического обессоливания нефти, улучшении общезаводского хозяйства».
Перечисленное в характеристике и есть основные достижения Прокофия Белоконя в качестве главного инженера завода. А еще там отмечалось, что он подал 27 крупных рацпредложений, из которых 18 внедрено в производство с экономическим эффектом 649 тысяч рублей.
За всей этой кипучей деятельностью главного инженера завода кроме его личных качеств надо учитывать еще одно важное обстоятельство. Работа любого нефтеперерабатывающего предприятия напрямую зависит от количества и качества сырья, которое оно получает. В 1940-е годы УНПЗ перерабатывал в основном тяжелую нефть Яреги и легкую – с Войвожского месторождения. Мощности завода и были рассчитаны на этот объем. Но в конце 1950-х и начале 1960-х годов в Коми АССР были открыты крупные месторождения нефти – Западно-Тэбукское, Усинское и другие. С вводом их в эксплуатацию добыча нефти в регионе увеличилась более чем в три раза.
Магистрального нефтепровода к центру страны еще не существовало, и значительную часть добытой нефти необходимо было перерабатывать на месте, то есть на Ухтинском НПЗ. Завод рисковал, как говорят нефтепереработчики, «захлебнуться нефтью». Встала задача увеличить объем переработки сырья, причем значительно. Прокофий Белоконь видел перспективы развития завода и мог оценить масштабы предстоящей модернизации, без которой справиться с нарастающими объемами нефти было невозможно. «На то он и главный, чтобы суметь разглядеть завтрашний день и приготовиться к нему», – говорил Белоконь.
С мечтой о шести миллионах
Если в 1959 году Ухтинский НПЗ переработал 751 тысячу тонн нефти, то главный инженер всерьез полагал, что с учетом все возрастающей добычи нефти завод может выйти на переработку шести миллионов тонн в год. Для этого мощность завода надо было увеличить в восемь раз! «Зная, что для этого мне и жизни не хватит, я по наивности своей все же поставил перед собой такую задачу, – вспоминал Белоконь. – Своей мечтой я никого не ошарашивал, однако технической реконструкцией завода начал заниматься активно».
Мечтать, как говорится, не вредно, но на масштабную модернизацию завода необходимы были серьезные капитальные вложения. Руководство Ухтокомбината, которому подчинялся завод, придерживалось позиции «вам надо, вы и крутитесь». Позже, когда завод был передан Министерству нефтяной и химической промышленности, там и вовсе считали Ухтинский НПЗ неперспективным, полагая, что добываемую в Коми нефть лучше отправлять на центральные нефтеперерабатывающие заводы.
Оставалось полагаться на свои силы и внутренние резервы предприятия. И завод, сначала под руководством Анны Молий, а с 1967 года – Прокофия Белоконя, стал постепенно, год за годом, наращивать объемы переработки нефти.
Уже в 1963 году Ухтинский НПЗ переработал 1290,5 тысячи тонн нефти, в 1965 году – 2110 тысяч тонн, в 1970-м – 3123 тысячи. Рубеж в 5 миллионов тонн был достигнут к 1977 году, а заветный шестимиллионный – в 1981-м.
Только за счет внутренних резервов коллектив завода построил четыре новые технологические установки, стал выпускать 26 наименований нефтепродуктов. Постоянно улучшалось и их качество. К концу директорства Белоконя, в 1982 году, Ухтинский НПЗ выпускал нефтепродуктов с Государственным Знаком качества более 70 процентов от общего объема продукции. Например, самые высококачественные битумы в СССР выпускались именно на УНПЗ.
На вопрос, за счет чего было достигнуто это «экономическое чудо», как писали тогда газеты, Белоконь отвечал: «Заводскому коллективу оказалось по плечу решение многих научных и производственных задач, потому что к единой цели стремился весь коллектив. Помимо основных структурных подразделений на заводе были созданы и успешно работали еще и общественные: конструкторское бюро, технический совет, бюро экономического анализа и т.д. В них были задействованы буквально все заводчане от рабочего до директора. Нам удавалось своими силами в кратчайшие сроки проводить реконструкцию своего хозяйства. И когда на завод пошла большая нефть, мы встретили ее во всеоружии».
Прокофий Семенович до конца своих дней с благодарностью отзывался о людях, с которыми работал. В книге воспоминаний он перечисляет так много своих коллег, что кажется, будто он помнил каждого работника завода. «Люди очень дорожили своим рабочим престижем, он был дороже денег. Вот вам и суть, вот вам и смысл труда того времени», – писал он.
На первомайской демонстрации . Слева — главный инженер УНПЗ П. Белоконь и директор завода А. Молий. 1965 г.
Иначе он не мог
В чем же был «секрет успеха» самого Прокофия Белоконя – директора и человека? Трудно ответить на этот вопрос без банального пафоса. «Иначе я не мог» – назвал он книгу своих воспоминаний. Завод действительно был для него делом всей жизни, и он не мог делать его вполсилы.
Ирина Фадеевна Бородкина работала водителем служебной директорской машины и прекрасно помнит распорядок дня Белоконя.
– На завод мы приезжали рано, – рассказывает она. – Прокофий Семенович обычно отправит меня в гараж, а сам пешком все цеха, весь завод обойдет, все сам посмотрит, людей выслушает. Если у кого какие проблемы или жалобы, всегда помогал. К нему и в кабинет можно было прийти в любое время. У него хоть и были приемные часы обозначены, все равно всегда народ в кабинете был.
Сам Белоконь называл своим настоящим рабочим местом всю территорию завода со всем, что там находится, а свой кабинет – «переговорным пунктом». Иногда в этом переговорном пункте он забывал о времени.
– Один раз мы чуть на самолет не опоздали, – рассказывает И.Бородкина. – Ему надо было в Москву на совещание лететь. А тут его заколебали: то один документы притащит, то другой, и все срочно. Я стою уже в коридоре, смотрю на часы – десять минут до отлета. Десять минут! Говорю ему: «Прокофий Семенович! Десять минут уже осталось!». Он: «Сейчас, Ирина, уже бегу!». Выбежали, сразу в машину, и я как сигнал включила, как понеслась… Мы за семь минут до аэропорта доехали. Тогда там еще никаких заборов не было, и мы прямо к самолету подъехали. У самолета уже двигатель работал.
Ирина Фадеевна отмечает, что Белоконь принципиально не пользовался служебным автомобилем в личных целях. По свои делам он всегда ездил сам – на личной «Волге». Да и на работу часто на ней приезжал. При этом водителем, мягко говоря, был неважным.
Нефтяники-животноводы
Хозяйство Ухтинского НПЗ не ограничивалось в то время тем, что находилось на его территории. В 1970-х завод по заданию партии выполнял не только план по нефтепереработке, но и продовольственную программу. Для этого вынужден был завести свое подсобное хозяйство – разводить свиней. «Вспоминать не хочется, какими трудами коллективу завода достались эти самые свиньи, – сетовал Белоконь. – Из нас ведь животноводы такие же, как из крестьян нефтяники».
– Да, была такая несусветная чушь, – свидетельствует Т. Ромазанова. – Представьте, наш директор завода, инженер по образованию, начинал свой рабочий день со свинарника. Выяснял, сколько там за ночь опоросилось, где корма взять, где что…
Мне показали небольшую брошюру, оставшуюся от той животноводческой эпопеи. На ее обложке значится: «В.Д. Кабанов. Как откормить свинью». Книжицу Прокофию Семеновичу подарил знаменитый председатель Ухтинского горисполкома Александр Иванович Зерюнов, человек со своеобразным юмором. Дарственная надпись на обороте обложки гласила: «Уважаемый Прокофий Семенович! При этом направляю руководство по откорму свиней. Желаю Вам успехов в решении продовольственной программы».
В общем, под содержание хрюшек заводчане сначала построили дощатую времянку, а потом – аж типовое кирпичное помещение. И откармливали по 400 свиней в год.
Вклад Ухтинского НПЗ в продовольственную программу этим не исчерпывался. Заводчане шефствовали над двумя совхозами, одного картофеля убирали с 28 гектаров. «Все работники в обязательном порядке направлялись весной на посадку овощей, летом на прополку, заготовку сена, осенью на уборку урожая, – подтверждает И.Бородкина. – Это же надо было постоянно народ от работы отрывать! Транспорт – тоже, людей туда-сюда возить».
Инициатива наказуема
Самостоятельность, инициативность, настойчивость руководителя в советские времена (да и сегодня зачастую) могли обернуться для него и благом, и большими неприятностями. В зависимости от того, как на это посмотрят вышестоящее начальство и партийные органы. А с ними у Прокофия Белоконя отношения были не очень. Взыскания по партийной линии он получал неоднократно. Как-то один из горкомовских начальников заявил Белоконю: «Мне нужны такие начальники, чтобы я сказал, а он – под козырек и пошел выполнять. А ты не такой».
В отраслевом министерстве инициативы директора УНПЗ тоже далеко не всегда находили поддержку. Однажды для работ по реконструкции АТ – атмосферной трубчатки – Белоконь на свой страх и риск взял ссуду в Госбанке, 1,2 миллиона рублей на три года. И хотя завод вернул банку эти деньги уже через год, Главк был крайне недоволен такой инициативой директора и впредь без дозволения свыше брать ссуды запретил.
Указания горкома партии следовало исполнять неукоснительно, даже если это было прямое вмешательство в работу предприятия.
– Тогда партия многое решала, – вспоминает Т.Ромазанова. – В 1972 году я начала работать на УНПЗ юристом, и мне казалось нелепым, когда заводу давали задание к такой-то дате, к съезду, празднику переработать сверх плана столько-то нефти. А если эта нефть на завод не поступила? Что делать? Где ее взять? Вот я помню, как в такой ситуации мы с Прокофием Семеновичем поехали в Управление северных магистральных нефтепроводов. Был там Виктор Владимирович Пелевин, такого барского вида начальник. А наш Прокофий Семенович такой низенький, походочка быстрая, плечи опущенные, на директора совсем не похож. В общем, приезжаем на УСМН, заходим в приемную. Прокофий Семенович мне говорит: «Посмотри, вот это наш материал, и это наш материал». А тогда только появились такие плиты полированные, которыми кабинеты отделывали. У нас ведь на заводе были стены обшарпанные, еще с тех, лагерных времен. Получается, для того, чтобы выпросить у Пелевина нефть и по заданию горкома ее сверх плана переработать, Белоконь вынужден был дефицитный материал отправить на УСМН. И вот сидим в приемной, ждем. «Барин» Пелевин, наконец, нас приглашает. И Прокофий Семенович начинает выпрашивать у него нефть: «Вот, ты знаешь, очень нужно, помоги…». Такая жизнь была, приходилось унижаться.
Между тем, для Ухты депутат горсовета Прокофий Белоконь и возглавляемый им завод делали очень много. Ухтинский НПЗ содержал стадион «Нефтяник», городской бассейн, два детских сада, шефствовал над средней школой №2. Особую выгоду городская власть имела от строительства жилья хозспособом, которое вел УНПЗ по инициативе Белоконя. С жильем на заводе было туго, как и везде. Поэтому директора УНПЗ в этом начинании поддержала республиканская власть в лице первого секретаря обкома КПСС И.Морозова и председателя Президиума Верховного Совета Коми АССР З.Панева. Но в итоге получалось так, что в построенных заводом домах половина квартир отходила городу, еще какая-то часть – смежникам, а меньшая – работникам завода, которые сами вкалывали на стройке в свободное от основной работы время, жертвуя выходными и отпусками. Так что благодаря УНПЗ горожане в свое время получили значительную часть из тех 400 квартир, построенных хозспособом нефтепереработчиками.
Председатель Президиума ВС Коми АССР Е.Катаев поздравляет П.Белоконя со званием «Заслуженный работник народного хозяйства Коми АССР». 1964 г.
На лыжах в редкие свободные часы.
П.Белоконь принципиально не пользовался служебным автомобилем в личных целях. По свои делам он всегда ездил сам – на личной «Волге».
С женой Тамарой Михайловной.
Кто крайний?
Награды, поощрения, взыскания. В общем-то для любого руководителя, находящегося много лет на своем посту, – обычная судьба. Почему же все-таки она была несправедлива к Прокофию Белоконю, задавал я вопрос себе и своим собеседникам.
– В своей книге Прокофий Семенович не все рассказал, – говорит Татьяна Петровна Ромазанова. – Был случай в конце 1970-х, когда завод переработал ту самую сверхплановую нефть, получил мазут, а грузить продукцию было некуда. Что получилось: цистерн под погрузку не дали, своих резервуаров на заводе не хватало. Куда этот мазут девать? Завод останавливать? Попробуй его потом запусти зимой! И вот, чтобы завод не останавливать, готовый мазут Белоконь распоряжается слить в резервуары с нефтью. А другого выхода не было. Это стало известно в горкоме партии и в прокуратуре. Завели в отношении Прокофия Семеновича уголовное дело: вредительство! Представляете, каково было пережить такое человеку, который всю жизнь положил на этот завод?
Уголовное дело потом все-таки прекратили, но горький осадок остался. А в начале 1980-х ситуация для Прокофия Белоконя и вовсе стала критической. «В последние годы я работал буквально круглые сутки, без отпусков. Отпуска оставались на бумаге,– вспоминал он. – Напряжение на заводе было, что называется, на пределе».
Вот как пишет об этой ситуации автор книги «Заводчане» О.Юзифович:
«Несмотря на все успехи, к началу 1980-х Ухтинский НПЗ вступает в любопытный кризисный период, ярко характеризующий глубинные недостатки советской хозяйственно-экономической системы. Большую часть заводской продукции составлял мазут, востребованный за рубежом и приносивший хороший валютный «приварок». Однако Ухтинский НПЗ, являясь субъектом внешнеэкономической деятельности, не имел права расходовать зарабатываемую им валюту на техническую модернизацию собственного производства. Министерство нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности СССР денег на реконструкцию предприятия тоже не выделяло».
Получалось, что 98 процентов прибыли завод обязан был отдавать в виде налогов и отчислений в вышестоящие структуры, а на оставшиеся 2 процента умудряться развивать производство и социалку.
Прокофий Белоконь давно предвидел такое положение, он дважды – в середине 1970-х и в начале 1980-х годов – ставил перед Госпланом РСФСР и Миннефтехимпромом вопрос о реконструкции УНПЗ. По его просьбе институтом «Горькгипронефтехим» уже было разработано технико-экономическое обоснование организации переработки нефти на Ухтинском НПЗ в объеме 6 миллионов тонн в год. «Увы, технический совет Госплана инициативу ухтинцев не одобрил, отдав предпочтение строительству крупного завода в Плесецке, а УНПЗ предоставил его собственной судьбе, которая не могла быть блестящей ввиду крайней изношенности оборудования», – пишет О. Юзифович.
Понимали проблемы нефтепереработчиков и в Коми обкоме КПСС. Отмечая успехи завода в 1970-е годы, секретарь обкома Н.Зашихин писал в «Красном знамени»:
«Никакие усилия даже очень сильного коллектива не дадут должного эффекта, если они не опираются на четкую, хорошо продуманную политику в отрасли. В данном случае речь идет о Миннефтехимпроме СССР и его объединении «Союзнефтеоргсинтез». Еще в 1971 году объединение приняло было решение о реконструкции Ухтинского НПЗ, но оно так и осталось на бумаге. Такая позиция отраслевого штаба со временем привела к тому, что коллектив, который постоянно был в числе лидеров отрасли, давал сверхплановую продукцию и прибыль, сегодня уже не может гарантировать стабильную работу».
Но крайним в этой ситуации руководство Миннефтехимпрома сделало Прокофия Белоконя.
– В 1982 году ему поставили в вину, что это он довел завод до ручки, не занимается реконструкцией, что предприятие отравляет город и так далее, – вспоминает Т.Ромазанова. – А ведь он буквально лбом пробивал план реконструкции в Госплане, куда вообще-то мог только министр обращаться, а он был всего лишь директор завода. В тот момент необходимо было только выделить деньги и начать реконструкцию. Но нет, Прокофия Семеновича отправили на пенсию, а ведь тогда, в 1983 году, ему всего 57 было. Прислали команду из Киришей во главе с Юрием Александровичем Егоровым, который до этого директором никогда не работал. Он был полной противоположностью Белоконю. Егоров тогда поставил условие, чтобы Прокофия Семеновича на заводе не было.
На торжестве в честь 80-летия. 2006 г.
«Горький жребий одиночества»
Должность Прокофию Белоконю все же дали, только не на заводе. Его назначили замначальника Ухтинского наливного пункта – подразделения «Коминефтепродукта». Контора этого наливного пункта находилась на четвертом этаже здания заводоуправления Ухтинского НПЗ. По иронии судьбы, окно кабинета, который занял Белоконь, выходило на территорию его родного завода. «И вы представляете, что у него было на сердце, когда он из окна смотрел на свой завод, которому отдал тридцать лет жизни? – говорит Т.Ромазанова. – В общем, он там год пробыл и уволился».
У жены Прокофия Семеновича в поселке Ульяновка Ленинградской области был частный дом, оставшийся от родителей. Там и поселились супруги Белоконь на пенсии. До этого Прокофий Семенович и Тамара Михайловна, известный в Ухте хирург-травматолог, жили, как выражаются их знакомые, «параллельной жизнью». Создавалось впечатление, что кроме работы для них ничего более не существовало: она постоянно у себя в больнице, он – на заводе.
Правда, переехав в Ленобласть, с Ухтой, где остался сын, Белоконь не распрощался – жил, как говорится, на два дома и на две дачи. Весной в Ульяновке огород вскопает, что надо посадит и – в Ухту. Там тоже на даче все сделает и – обратно в Ульяновку. И так постоянно. Дача всегда была своего рода отдушиной для Белоконя, работая и отдыхая там, он снимал стресс от своих директорских проблем. Вообще, у Прокофия Семеновича было много увлечений, что удивительно при его занятости. Он не упускал возможности заниматься спортом, пел в заводском хоре.
– Прокофий Семенович мне говорил, что коль скоро он инженер, руководитель, интеллигент, то у него обязательно должен быть широкий кругозор. Ни одной командировки в Москву у него не было, чтобы он в театр не сходил. Говорил, что посмотрел все до одной оперы, все балеты. Он ведь сам хорошо пел, в нашем хоре всегда участвовал, а хор у нас замечательный был. У него была огромная коллекция грампластинок с операми, книги с либретто – уж не знаю, где он их доставал, где находил время, чтобы все это слушать и читать. Еще Прокофий Семенович любил поэзию, – Татьяна Петровна протягивает мне книгу. – Вот последняя книга, которую я видела у него в руках. Там и его закладочка осталась.
Томик «Русская поэзия ХIX века». Открываю заложенную страницу: Кондратий Рылеев. «Стансы».
Горький жребий одиночества
Мне сужден среди людей…
Совсем одиноко Прокофию Семеновичу, видимо, стало в 2007 году, когда умерла жена. А 19 июля 2012 года, в день его рождения, не стало единственного сына Сергея.
В последний раз Белоконь приехал в Ухту в 2013 году. В том же году его не стало. Прокофий Семенович умер в своем доме в Ульяновке. От инсульта. Помочь ему в тот момент было некому. Похоронили его там же, на поселковом кладбище, рядом с могилой жены.
Нельзя сказать, что бывшего директора УНПЗ, возглавлявшего ведущее предприятие города 15 лет, в Ухте забыли. Ему присвоено звание «Почетный гражданин Ухты», его торжественно чествовали в день 80-летия. В коллективе нефтеперерабатывающего завода помнят его заслуги в развитии предприятия. «Но напишите, пожалуйста, что Прокофий Семенович заслуживает, чтобы в память о нем была мемориальная доска на доме по улице Мира, где он жил», – просят меня от имени ветеранов завода мои собеседники.
На этой просьбе мне и остается завершить рассказ о Прокофии Белоконе и его эпохе на Ухтинском НПЗ.
Евгений ХЛЫБОВ
Фото предоставлены архивом ООО «ЛУКОЙЛ-Ухтанефтепереработка» и Т.Ромазановой.
Благодарим за помощь в подготовке публикации Л.В.Рахову.
Ухтинский НПЗ в «эпоху Белоконя»
1959 г. На заводе получен искусственный асфальтит.
1961 г. Ухтинскому НПЗ первому в Коми АССР присвоено звание «Предприятие коммунистического труда». Коллективу завода вручены диплом и Красное знамя. Над предприятием зажжена Красная звезда, на его территории установлена доска с памятной надписью.
1963 г. Введена в эксплуатацию установка термохимического обессоливания нефти, а затем комбинированная установка термокрекинга.
1967 г. Завод начал вырабатывать в больших объемах нефтяной битум «рубракс», получены бензин экспортный, битум строительный улучшенный.
Ухтинский НПЗ награжден Памятным знаком ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР, Совета Министров СССР и ВЦСПС. Знамя оставлено заводу на вечное хранение как символ трудовой доблести.
1970 г. Коллектив УНПЗ занесен в Книгу почета Министерства нефтеперерабатывающей и нефтехимической промышленности СССР.
1972 г. На заводе освоен новый вид продукции – пластбит.
Дизельному топливу зимнему производства УНПЗ присвоен Государственный Знак качества – впервые в Коми АССР.
На УНПЗ введены в эксплуатацию новые очистные сооружения.
1973 г. Введена в эксплуатацию установка каталитического риформинга по производству высокооктанового бензина.
1978 г. Блок обессоливания при атмосферной трубчатке введен в строй.
1979 г. Введена в эксплуатацию ЭЛОУ-2 с печью для подогрева нефти.
1980 г. Из ярегской нефти получены нафтопласт и полимерпласт.
1982 г. Введена в эксплуатацию первая очередь очистных биологических сооружений.
Звезда над заводом в честь присвоения звания «Предприятие коммунистического труда». 1961 г.
