Врачеватель живописных полотен

Реставратор Ираида Огнева уже сорок лет дает вторую жизнь картинам мастеров разных эпох

Пилоты Ту-134, следовавшего по маршруту Сыктывкар – Москва в 2001 году, наверное, очень удивились, когда к ним в кабину заглянула хрупкая женщина с большой сумкой. Ираида Огнева оказалась не террористкой. В сумке реставратора Национальной галереи Республики Коми, старательно упакованная, лежала «Русская девушка» кисти Николая Чаркова.

– Можно, она у вас постоит? – вежливо спросила у командира экипажа Ираида Огнева. Отказать в такой ситуации пилоты, конечно же, не могли. А 18 лет назад таким же образом путешествовало по небу и полотно Ивана Иванова «Крым. Алупка» с пожелтевшей лаковой пленкой. На что только не приходилось идти единственному в Республике Коми реставратору II категории по масляной и темперной живописи Ираиде Леонидовне Огневой, чтобы спасти уникальные полотна…

Почти с нуля

Трудно реставратору работать в одиночку. Сложные вопросы приходится решать самому. Ну а если опыта для принятия решения не хватает, надо обращаться к опытным мастерам. Это сейчас курсы и ответы на все вопросы – в интернете, да и коллега у Ираиды Огневой есть – собственная дочь Ольга. А тогда приходилось принимать непростые решения и самой учиться на практике: раскрывать картину от записей, расчищать изображение, закреплять красочный слой. За почти полвека, что Ираида Огнева работает реставратором, через ее руки прошло более тысячи картин русских и западно-европейских художников.

В реставраторы дочь военного, уроженка Жешарта, по ее признанию, попала случайно.

– Родилась я еще при Сталине. Папа был военным, жили мы в Воркуте. После его демобилизации мы приехали в Сыктывкар. Я закончила худграфотделение в педучилище. С работой было непросто: часов у учителя рисования немного. Подрабатывала в Комигражданпроекте, художником в ЦУМе. А тут подруга подсказала, что в художественном музее открыли ставку реставратора, – описывает Ираида Леонидовна свой профессиональный путь. – И я пошла туда, не имея понятия о реставрации. Директор музея Фаина Кирилловна Поповцева дала мне задание, и афиша, которую я нарисовала, ей понравилась – так я стала работать в музее. Познакомили меня с фондами, а там был настоящий бардак. Вся коллекция умещалась в маленьком помещении, все стояло вплотную, штабелями, в два яруса: и скульптура, и декоративно-прикладное искусство, и живопись. Мы с главным хранителем Светланой Михайловной Рузовой стали приводить все в порядок. Я научилась оценивать и описывать степень сохранности – по учебнику 1964 года «Охрана музейных памятников», который и сейчас очень востребован у специалистов. И эта профессия меня увлекла.

Не навреди

Спустя 40 лет после Ираиды Огневой на работу в галерею пришла и ее дочь Ольга. Ее старший брат в юности тоже помогал маме в работе, но потом выбрал стезю строителя.

– Я не хотела быть реставратором, хотя мама звала меня. А когда наконец согласилась попробовать, поняла, что лучше места для меня нет. Бывает, мы спорим, но и помогаем друг другу. По характеру мы очень разные, но вдвоем проще принимать решения, – говорит продолжательница династии Ольга Огнева.

И тогда и сейчас день реставратора начинается с составления плана и приготовления инструментов для работы. Из холодильника нужно достать клеи и растворы, поставить разогревать на водяной бане. «Но прежде всего надо привести в порядок свои мысли», – говорит реставратор. Надо расставить приоритеты, определить последовательность действий. Не все виды работ реставратора увлекательны. Приходится и мыть, и чистить, и клеить, и гладить. Например, при дублировке – наклеивании авторского изображения на реставрационный холст – приходится по полдня гладить его утюжками – холодным, горячим, смачивать, снова просушивать. Такая механическая работа утомляет, а закончить нужно.

– Или иконы, допустим, покрывали олифой, а олифа темнела. Надо этот слой устранить, расчистить изображение, – рассказывает реставратор.

Вообще, реставратор – «и швец, и жнец, и на дуде игрец». То днями напролет корпит над полотном, то носится по лестницам с растворами и кистями. Непосвященному его стол покажется рабочим местом алхимика: банки, склянки, растворы, утюжки, кисти, скальпели, шприцы и прочие инструменты, присущие самым разным профессиям. И хотя специалист работает по общепринятым, давно выработанным правилам, иногда приходится экспериментировать:

– Бывает, грязь ничем не удаляется. Пробуешь и спиртом, и растворителем. В этом случае мы ищем свои способы.

Но точнее всего было бы сравнивать реставратора с врачом. Во-первых, белый халат, без которого на работе, признается Ираида Огнева, она чувствует себя «раздетой». Во-вторых, инструменты, процесс работы и ее результат. Вот, например, на полотне Елены Ермолиной, которое сейчас заняло место в постоянной экспозиции галереи, была «рана» – порванный холст. Реставратор, как хирург, «вылечила» картину, и теперь сама с трудом может найти на ней едва заметный «шрам». Ну и главный принцип работы у врача и реставратора один: не навреди. Для начала нужно поставить полотну правильный диагноз, то есть понять причины изъянов. Дальше – описать «историю болезни», то есть нынешнее состояние памятника. Роль консилиума играет реставрационный совет, который Ираида Огнева организовала с первого дня прихода в профессию.

Конечно, точнее определить состояние памятника позволяют физико-химические исследования. Главные музеи страны давно обладают аппаратурой, которой позавидует медицинский институт. Рентгенограмма показывает внутреннее строение произведения, съемка в ультрафиолетовых лучах нужна для оценки состояния поверхности — на ней видны записи, тонировки, лаки; съемка в инфракрасных лучах позволяет увидеть слои живописи и начального рисунка. Увы, в Национальной галерее Республики Коми, как и в сотнях региональных музеев, всего этого нет. Поэтому наши реставраторы по-прежнему полагаются на свой опыт, чутье и кропотливую работу. Правда, несколько раз Ираида Леонидовна носила своих «пациентов» в клинику на рентген.

По плану и вне плана

Работы у реставраторов галереи – вагон и маленькая тележка. С 2014 года, когда коллегой и помощницей Ираиды Огневой стала дочь Ольга, дело пошло быстрее. Оказывается, и у реставраторов есть план – по пять работ в год на каждого специалиста. Составляется план вместе с хранителем музея, полотна на реставрацию отбираются заранее. Но от «текучки» никуда не деться. Вот надо срочно повесить в зале картину, а она в плохой сохранности, что нередко бывает с работами коми художников. Чаще всего это бывает от неважных условий хранения: виновниками болезней и травм произведений искусства бывают перепады температур, излишняя влажность, когда в трещины проникает влага и начинают развиваться микроорганизмы. А иногда картину может испортить и случайный удар. К счастью, за всю историю Национальной галереи не было случая, чтобы кто-нибудь повредил картину специально.

– Вот укрепишь красочный слой, подведешь грунт – повесишь. А план остается. Только начинаешь работать, что-то опять сваливается. Например, большая выставка наших работ на выезд, когда надо снова все осмотреть, подготовить, – говорит Ираида Леонидовна.

Работы, пострадавшие от времени, требуют самого большого внимания. Казалось бы, современное искусство должно проходить мимо рук реставратора. Однако тут есть свои «региональные» особенности.

– Коми художники любили смешивать технику, те же Рэм Ермолин, Александра Куликова. Их реставрировать сложно. Вот начинает мастер писать масляной краской, что-то не понравилось – переписывает темперной. На некоторых работах – Торлопова, Кочева – буквально гуашью дорисовано – ну не хватило темперной краски, – объясняет Ираида Леонидовна. – А начинаешь укреплять красочный слой – наклеиваешь водным раствором клея папиросную бумагу, снимаешь – а краска на ней остается. И темперная краска, поливинилацетатная, тоже очень неустойчива к воде. Поэтому прежде всего мы обследуем картину – смотрим ее под микроскопом, под лупой, на свету.

Анна Иоанновна и другие

Как люди, живущие на побережье, редко бывают на море, реставраторы Нацгалереи нечасто поднимаются в залы. Но если полотно, требующее реставрации, не помещается в скромном кабинете № 8 в цокольном этаже, они работают прямо в залах. Стараются успеть за понедельник, когда галерея закрыта для посетителей. Но бывает, что работа продолжается и в другие дни. Тогда посетителям выпадает редкая удача понаблюдать за таинством «лечения» картины.

Каждую картину Ираида Леонидовна читает как книгу. Прогуливаясь по залам, показывает: вот тут была вмятина от удара, тут царапина, тут «жесткий» кракелюр, тут полотно «повело», тут надо было закрепить красочный слой, а тут осветлить изображение.

Самые любимые работы Ираиды Огневой – самые сложные: портрет Анны Иоанновны неизвестного художника XVIII века, парадный портрет Петра Первого. До революции он хранился в собрании Орловых-Давыдовых в усадьбе «Отрада» под Москвой. В 1928 году портрет был передан в Коми областной музей как произведение неизвестного художника XVIII века, созданного по типу Готфрида Кнеллера. Однако сейчас искусствоведы склоняются к тому, что изначальным образцом был портрет царя-реформатора, созданный в 1714 году немецким живописцем Иоганном Готфридом Таннауэром, придворным художником и хроникером Петра I. Начав работу над портретом, сыктывкарский реставратор обнаружила на авторском слое постороннюю запись – кто-то банально подрисовал императору губы. Чтобы разобраться, пригласили специалистов из Москвы, получили ценные указания – и начинающий реставратор уже сама закончила интереснейшую из своих работ.

Ираиде Леонидовне пришлось реставрировать все царские портреты, переданные в Коми АССР. Только три из них, самые сложные, были отреставрированы во Всероссийском художественном научно-реставрационном центре имени академика И. Э. Грабаря. Именно он оказывает консультационную и методическую помощь региональным музеям. Работа Ираиды Леонидовны тоже не ограничивается рамками музейной коллекции. Она восстановила иконы из собраний Усть-Цилемского историко-мемориального музея А.В. Журавского, краеведческого музея села Айкино Усть-Вымского района и других государственных и частных собраний. Вот и сейчас, пока мы говорим, она занимается дублировкой автопортрета, который вместе с другими работами выльгортского художника Василия Кузиванова хранится в музее на малой родине.

«Съедобный» клей

Все последние достижения науки – на службе реставратора. Химия творит чудеса и позволяет продлить жизнь произведению искусства. Но какими бы фантастическими ни казались ее открытия, долгие века стоят храмы, при строительстве которых в раствор добавляли желток. На желтке же старые мастера разводили и краски. Ираида Огнева тоже самым надежным клеем считает тот, что изготовлен из натуральных материалов. Придя на работу, она извлекает из холодильника банку с прозрачным содержимым, похожим на очень густое желе. Это клей из осетровых рыб.

– Вчера как раз сварила. Рецепт простой: плавательные пузыри осетровых расщепляю, замачиваю на ночь, потом режу ножницами и в этой же воде варю 10-процентный раствор. Когда он застывает, похож на густой желатин. Его лучше не ложкой брать, а ножом резать. Это самый крепкий клей. Потом разогреваю на паровой бане и промазываю произведение. Используем практически во всех видах работ – дублировании, укреплении красочного слоя, – рассказывает Ираида Огнева и шутит: – Им можно было бы и пообедать, если бы мы не добавляли туда спиртовой антисептик. А еще для укрепления я ввожу туда мед – как пластификатор. Когда клей высыхает, начинает крошиться, мед не дает ему это делать. Все экологично.

А еще реставратору кроме натуральных ингредиентов нужно терпение. У Ираиды Леонидовны, как опытного специалиста, его больше. Бывает, что монотонная работа выводит из себя. – Когда что-то не получается, не расчищается работа, нападает «псих», лучше отложить работу в сторону, подождать, успокоиться, – признается реставратор. – Нам всегда есть на что переключиться. Силу в нашей работе точно применять нельзя: это тот случай, когда лучше что-то недоделать, чем переделать.

Полина РОМАНОВА
Фото автора