Георгий Дзуцев: «Он честно служил народу республики»

Каким был первый Глава Республики Коми Юрий Спиридонов, вспоминает один из его близких соратников

1 ноября 2023 года первому главе Коми Юрий Спиридонову исполнилось бы 85 лет. Прошло 13 лет, как его не стало. Георгий Дзуцев, тогдашний министр здравоохранения, заместитель Главы Республики Коми, был одним из тех, кто оставался с Юрием Алексеевичем до января 2002 года – конца его пребывания на посту руководителя региона.

«Идейно мы с ним были близки»

– Георгий Магомедович, Вы до своего назначения министром здравоохранения в 1993 году почти два десятилетия возглавляли Вуктыльскую районную больницу. Как я предполагаю, именно в этом городе состоялось ваше первое знакомство с Юрием Спиридоновым?

– Не совсем так. Мы познакомились в Усинске, куда я приезжал, чтобы проконтролировать строительство тамошней районной больницы. Она строилась одновременно с нашей в Вуктыле, а я курировал и ту, и другую. Юрий Алексеевич был в то время первым секретарем Усинского райкома партии. А вот все дальнейшие встречи с ним проходили уже действительно в Вуктыле, который, как и Усинск, считался Всесоюзной ударной комсомольской стройкой. В те времена я его близко, как человека, не знал. Он был для меня просто должностным лицом.

– И каким он Вам тогда показался?

– Довольно-таки строгим и жестким. И все же уже тогда он мне импонировал, идейно мы с ним были близки. Позже он не раз бывал в Вуктыле в составе делегаций первых секретарей горкомов и райкомов по обмену опытом – они, в частности, интересовались подсобным хозяйством нашей больницы. Ну а когда он перебрался в Сыктывкар на работу в обком партии, то приезжал к нам вместе с московскими деятелями, и мы возили их на природу. Кроме того, я сопровождал его в поездках в период выборных кампаний в Верховные советы РСФСР и Коми АССР. И вот тогда я узнал его человеческие качества. Он оказался довольно-таки простым и доступным. На встречах с избирателями в селах Вуктыльского района он говорил вовсе не о том, чтобы выбрали его, а он тогда сделает то-то и то-то. Нет, он вел речь о развитии района, о перспективах сельского хозяйства, лесной и газовой промышленности. И я увидел, что он плоть от плоти самого народа, узнал, насколько он сердобольный и незлопамятный.

– Видимо, тогда и он Вас узнал поближе, раз пригласил в 1993 году на высокую должность в Сыктывкар?

– Дело было так. Я сидел в своем кабинете в больнице, когда он позвонил и спросил: «Жора, ты еще долго собираешься сидеть?» Я ответил, что часа два. А он: «Я тебя не про это спрашиваю. Я говорю о том, долго ли ты собираешься сидеть на Вуктыле? Давай в понедельник приезжай в Сыктывкар. Мы создаем Фонд медицинского страхования, мне сказали, что ты большой специалист в этой области, и я хочу, чтобы ты стал его председателем». Я ему объяснил, что вообще-то я настроен двигаться дальше по линии медицинской службы Газпрома. Но он сказал: «Ты приезжай, а там разберемся». Я приехал, зашел к нему в кабинет, а он мне говорит: «Пока ты ехал, мы кое-что передумали». Я даже обрадовался – теперь могу ехать обратно. Но, оказывается, Юрий Алексеевич посоветовался с Вячеславом Ивановичем Худяевым, он бы в то время председателем Совета министров Коми, и они оба решили назначить меня министром здравоохранения. Я поначалу опешил, поскольку никогда не мыслил себя чиновником, но возразить не смог – настолько подействовала на меня его харизма.

– Как Вы думаете, почему выбор пал именно на Вас?

– Видимо, потому, что я был уже достаточно известен в республике и за ее пределами. Мне довелось быть делегатом первого Всесоюзного съезда врачей, я выступал с его трибуны, обращаясь непосредственно к Горбачеву. Мое имя было на слуху.

«Хотелось делать то, что он делает»

– Вы сказали, что Юрий Алексеевич был незлопамятным человеком. А кому бы он мог припомнить причиненное ему зло?

– В отношении меня – нет. Я был предан делу, которому служил. А Юрий Алексеевич был для меня идеалом – принципиальный, бескомпромиссный в важных вопросах, умеющий убеждать. Даже когда я не был его прямым подчиненным, невольно ему подчинялся, не чувствуя никакого порабощения, зависимости. Просто хотелось делать то, что он делает.

– Между тем приходилось не раз слышать про его авторитарный стиль руководства.

– С высоты своего возраста и жизненного опыта могу его охарактеризовать как человека, беспредельно преданного республике. В то сложное время, когда не стало Советского Союза, проявились его лучшие качества государственного деятеля. Он сумел не допустить смуты и способствовать становлению Республики Коми как полноценного субъекта Российской Федерации. Это принятие и Конституции Коми, и совершенно нового законодательства. И все это удалось сделать без конфликтов и мордобоя. К этому времени появились новые национальные движения, которые – пусть и косвенно – он сам и возглавил.

– А была ли опасность «мордобоя» в нашей относительно спокойной северной республике?

– Такая опасность была везде. И у нас разного рода провокаторов хватало. Достаточно было поднести спичку. В то время вроде бы спокойные регионы загорелись. Хотели, например, создать Уральскую республику. Я уж не говорю про Северный Кавказ – то, что там творилось, было настоящей трагедией. Но были «движухи» в Татарстане и Башкирии. В Коми тоже хватало противоречий. Случались предательства со стороны вроде бы преданных ему соратников. Но он относился к ним спокойно и доброжелательно. Он понимал, что люди могут ошибаться, но с их мнением следует считаться. Переживал, конечно, но никогда не мстил. Он сам мне говорил: месть и злопамятство – удел слабых людей. А уж чтобы противостоять давлению Москвы, надо было обладать серьезным мужеством.

«У него была неслабая команда»

– Но почему же ему бросали вызов вроде бы самые преданные соратники? На выборах главы Коми в 1994 году ему противостоял Вячеслав Худяев, а в 2001-м – Владимир Торлопов.

– Я и сам этому удивляюсь. Помню, как в 2001 году он при мне спросил председателя Госсовета Коми Владимира Торлопова: «Ты будешь выдвигаться?» И тот заверил, что не будет. А поступил прямо противоположным образом. Я с Юрием Алексеевичем ездил на предвыборные встречи, и он мне сказал, что не будет за себя агитировать: «Как меня народ оценит, так пускай и голосует». И говорил с людьми о проблемах тех муниципальных образований, которые посещал. В итоге он проиграл. Переживал, конечно, очень тяжело. Особенно предательство со стороны Владимира Александровича Торлопова, который Юрию Алексеевичу обязан карьерой. Он мне тогда так сказал: «Жора, бьют нас чужие, а добивают свои».

– А в чем, по-вашему мнению, основная причина его поражения на тех выборах? Ему ведь и не надо было за себя агитировать, республика его прекрасно знала.

– Думаю, что была мода на перемены. Вот и решили поменять главу в надежде на лучшее. А то, что показала жизнь, в комментариях не нуждается.

– Торлопов на этих выборах шел с довольно-таки странным лозунгом «Сломать систему страха». Хотя жители республики вроде бы никакой «системы страха» не ощущали. Но, может быть, она была у подчиненных Юрия Спиридонова?

– А в чем этот страх заключался? Разве он кого-нибудь съел? Или кого-нибудь выжил? Он просто работал. Немало было тех, кто готов был подставить подножку, но он их все равно брал на работу. Может, у Торлопова был страх за свое место? Так ведь Юрий Алексеевич его и сделал – сначала поставил первым заместителем председателя правительства по социальной политике, а потом и председателем Госсовета.

Однако выборы – это политика, а политика – дело грязное. Каждый ищет аргументы в свою пользу – одни праведные, другие – неправедные, лишь бы победить. Но теперь-то нам есть с чем сравнивать. И я могу сказать: слава Богу, что в самые тяжелые времена у руля республики оказался такой человек, как Спиридонов. Он честно служил ее народу. Мы много ездили с ним по районам, где проживает коренное население. И к людям он очень трепетно относился. Юрий Алексеевич был гениальным руководителем. Это у Москвы он стоял комом в горле.

– И в чем же его гениальность проявлялась?

– У него была неслабая команда. В первую очередь его заместители– Окатов, Каракчиев, Бибиков, Поздеев. Это были серьезные люди, которые, с моей точки зрения, не на словах, а на деле служили Республике Коми. Конечно, у каждого свой характер, и я не могу сказать, что у них не было конфликтов друг с другом. Спорили, но в конечном счете служили Спиридонову и республике. Это были во всех отношениях преданные люди.

– Одно из ваших с ним общих достижений – кардиологический центр в Сыктывкаре. Чья это была инициатива – ваша или его?

– Все, что касается кардиоцентра, это его идея. Хотя кто только не критиковал его за это! Даже на допросы вызывали. Но ведь построили, причем в самые сложные годы. Я продвигал другие идеи – создание перинатального (кстати, первого в России) и диагностического центров, онкологического диспансера, санаториев в Крыму – «Черноморская зорька», «Сияние Севера», а также в Сосногорске, Сыктывкаре, Кажиме и так далее. Он меня поддерживал, и, самое удивительное, мы все эти объекты создали. Неслучайно федеральный Минздрав провел у нас немало семинаров и совещаний, даже из Беларуси трижды приезжали делегации, чтобы у нас поучиться. Тем более что в Коми, как вы помните, был «лекарственный коммунизм». Население получало лекарства по рецептам бесплатно. Кроме того, три процента консолидированного бюджета мы использовали на жилье медработникам – они получили почти шестьсот квартир.

«Он умел убеждать»

– Девяностые годы – время относительной свободы. Пресса Спиридонова порой весьма жестко критиковала. Как он к этому относился?

– Спокойно. Однако переживал по поводу самого предмета критики. Иногда его ругали за то, что был рыбалке. Но ведь не может же он работать, как сейчас говорят, «двадцать четыре на семь». Ему и отдыхать когда-то надо. А он не ездил на дорогие курорты, предпочитал отдых на природе.

– Но его не только и не столько за это критиковали. Были претензии по поводу неудачной приватизации, когда, например, Сыктывкарский ЛПК продали по дешевке.

– По вопросам промышленности и приватизации промышленных объектов мы не раз встречались с Черномырдиным, и могу сказать: противостоять федеральному руководству было очень сложно. С самим Виктором Степановичем мы говорили на эту тему, и он признавался, что Ельцин окружил его «младореформаторами», а потому он ничего сделать не может.

– Юрию Алексеевичу ставили также в вину и то, что он тормозил создание местного самоуправления, был против учреждения Контрольно-счетной палаты…

– Были вещи, которые он считал преждевременными. Хотя имелись механизмы устоявшиеся и действенные еще со времен Советского Союза. Например, Комитет народного контроля. Он был эффективным? Да, очень. По себе это знаю. Был Комитет партийного контроля. Меня, как главного врача, могли вызвать на партийное бюро только потому, что в газете появилась критическая заметка. И мы трепетали перед этими органами.

– В девяностые годы этих механизмов уже не было. Чем-то их надо было заменить…

– Но к этому надо было как-то адаптироваться. Новое внедрялось постепенно, жизнь так заставляла. Юрию Алексеевичу выпала нелегкая доля. Нам всем было нелегко, но мы по крайней мере могли на него ориентироваться, спрашивать и сослаться в случае необходимости. А ему-то с кого спросить? С Ельцина что ли?

– А Вы лично с ним часто спорили? Были ли у вас чисто деловые конфликты?

– Чисто деловые – да, были. Есть вещи, которые я знаю доподлинно и могу отстоять в случае необходимости. Но иногда спорили и по пустякам. Но он умел убеждать.

«Человек, не способный предать»

– А можете привести пример, когда Вы с ним не соглашались и он был вынужден признать Вашу правоту?

– Помню, был такой инцидент. Один шахтер остро нуждался в пересадке почки. Цена вопроса – один миллион рублей (в ценах 1994 года). А в это время на Стефановской площади народ не расходился – требовали своевременной выдачи зарплаты. Я пришел к нему в кабинет, объяснил ситуацию. Но когда он узнал, сколько будет стоить операция, вскочил с места и чуть ли не матом: «Ты что, Жора, обалдел? Ты видишь, что у меня за окном творится?» Потом он сел, подумал и спросил: «А если мы не решим вопрос с шахтером, что с ним будет?» Я ответил, что тогда он умрет. И он стукнул кулаком по столу: «Я же не убийца!» Тут же за телефон, звонит Захарову, министру финансов: «Александр Валентинович, дай миллион Дзуцеву». А я слышу из трубки те же возражения министра: денег нет на зарплату, народ на площади протестует. Но Юрий Алексеевич ответил ему то же, что и мне: «Но ведь я же не убийца!» Короче, деньги нашлись, почку шахтеру пересадили.

Были и другие случаи. Собирались мы купить в Крыму за 400 тысяч долларов санаторий «Северное сияние» на 265 мест типа «мать и дитя». Но прежде, чем это сделать, он отправил меня туда, чтобы я посмотрел и убедился, что все в порядке.

Я съездил, посмотрел: санаторий хороший, на берегу моря. Когда я ему доложил, он дал согласие на покупку. Потом его в Госсовете за это терзали. Но он сказал: «Никаких блатных и вообще городских жителей там быть не должно. Санаторий для сельского населения, и все для них бесплатно». Мы с ним много ездили по сельским районам, к нему очень часто обращались люди с просьбами о путевке в этот санаторий. Но они уже распределены, а тут мать с детьми плачет. У него самого слезы – он был очень сентиментальным. Чуть что – комок в горле, умел сопереживать. Только и сделал, что отвернулся и тихо сказал: «Жора, реши». А как я мог решить, если свободных путевок нет? Однако приходилось искать выход из положения.

Наверное, каждый из нас хочет иметь хотя бы одного правильного, хорошего родственника. И я бы хотел, чтобы у меня был такой родственник, как Юрий Алексеевич. Кто-то скажет, что неплохо бы иметь хорошего соседа. Я бы хотел иметь такого соседа. Другой хочет, чтобы у него был хороший друг. А я счастлив, что у меня был такой старший товарищ и друг – человек, не способный предать.

Он был всесторонне развит, прекрасно знал республику, все отрасли промышленности, бывал везде и всюду, владел всей ситуацией. Но кроме всего этого, он обладал необыкновенной работоспособностью, сочетал в себе все качества, которые делают человека человеком. А для того, чтобы стать руководителем такого ранга, надо в первую очередь иметь чисто человеческие свойства, которыми мы в обычной жизни дорожим. В частности, способностью пожертвовать своим ради другого. Про таких, как Юрий Алексеевич, раньше говорили: с ним можно пойти в разведку.

«Надо помнить его человеческие черты»

– Вы, как врач, можете назвать причину его ухода из жизни? Ему, правда, было уже более семидесяти лет, но ведь это далеко не предел…

– Мы, наше поколение, это дети войны. Жили трудно, знали и голод, и холод. Начало его трудового пути тоже было нелегким – работа на Колыме, затем в нефтяных шахтах на Яреге. Когда он стал партийным деятелем, на него влияли другие факторы – его нервная система была предельно перегружена. В свое время он очень переживал по поводу кончины Ивана Павловича Морозова, своего учителя. А когда человек переживает смерть близкого, то он невольно транслирует это на самого себя: а как я с этим справлюсь? И все переживания девяностых годов, и его проигрыш на выборах 2001 года подорвали его здоровье. И результат – онкология.

Мне кажется, нам надо помнить в первую очередь его человеческие черты, а потом уже партийного и государственного деятеля. Вижу, как он обнимает чужую бабушку или ребенка. Он проявлял себя в общении с другими людьми. Мне вот так кажется.

Беседовал Игорь БОБРАКОВ

В публикации использованы фото из архива пресс-службы Главы Республики Коми,
Национального музея РК, фотоальбома «Время. Республика. Судьба».