Геннадий Дмитриев. По этапу своей души
В цикле публикаций о современных художниках Республики Коми «Регион» представляет заслуженного художника Российской Федерации, заслуженного работника Республики Коми Геннадия Дмитриева. Семнадцать лет он отдал Воркуте, а с конца 1980-х живет и работает в Сыктывкаре.
По мастерской художника расхаживает шикарная пушистая кошка. «Девочка моя, коша», – обращается к ней Дмитриев и то и дело прерывает рассказ, чтобы полюбоваться на мохнатую красавицу, которую на самом деле зовут Дуся. Как и прежняя кошка художника, Дуся – модель мастера. Как и десятки женщин, друзей, коллег, как время и безвременье, тундра, воспоминания, которыми пронизаны работы Геннадия Дмитриева. Время в мастерской Дмитриева спрессовалось и сплавилось в один золотой слиток, дающий пищу для вдохновения.
Закончив художественное училище им. М. Б. Грекова в Ростове-на-Дону, потомок донского казака и сын председателя колхоза, Геннадий Дмитриев начал свой творческий путь на родине. Талантливый рисовальщик, в Ростове-на-Дону он не сидел без работы. Автобусные остановки, панно, декоративные росписи – дел хватало. Уже и семья была, которую надо было кормить, и поддержка отца, снявшего для воплощения мечты сына стать художником мастерскую в центре города. Но было и чтение запрещенных Солженицына, Бродского, дух диссидентства и интерес к гулаговскому прошлому. И однажды Геннадий Дмитриев встретил оператора с воркутинского телевидения, тот позвал его в Воркуту, где художникам со всей страны предоставляли мастерские. Вместе с коллегой Юрием Чернышовым решили ехать в Заполярье, причем не на год или три, а «на всю жизнь». «По этапу собственной души», – говорит Дмитриев. Правда, к разбору мастерских южане не успели и получили с товарищем по маленькой комнатенке в четыре квадратных метра.
В Воркуте художник был поражен и пленен бескрайней тундрой, которую сравнивал со своими родными Сальскими степями. Но Дмитриев не любит расхожий штамп о заполярном городе как о «столице мира», как и вообще не жалует штампы. Да, был шарм, было средоточие интеллигенции, в воздухе витал дух свободы и инакомыслия, но была и другая сторона, когда прибывавшие на зону зэки кричали из закрытых вагонов такие непотребства, что даже у видавшей виды богемы мурашки бежали по коже. Но именно в это время в Воркуту приехали талантливые мастера: Вениамин Смирнов, Анатолий Бухаров, Евгений Борисевич, Геннадий Старовойтов, Владимир Степанченко, Александр Шевченко, Игорь Пылаев, Анатолий Русских, сформировавшие особый «нерв» регионального творчества, отличающийся от сыктывкарского и вообще любого провинциального.
– Воркутинские художники были отважными, потому что у них был нерв свободы. В первую очередь это феномен территории, «намоленной» трагедией ГУЛАГа, во-вторых, заполярное финансирование, за которым, не секрет, приезжали многие. Но оставались единицы. В Воркуте было меньше рамок, но больше возможностей обращаться к самым различным темам, – отмечает искусствовед Ольга Орлова.
Воркута притягивала и затягивала. И сообществом, и духом.
В Воркуте Дмитриев работал и как прикладник, создавая панно, и как рисовальщик, и как станковый живописец. Однажды попал в геофизическую партию. Специально для этого была куплена ярко-красная шапочка – чтобы не потеряться в тундре. Работал тогда художник очень быстро и за двадцать дней создал двадцать полноценных эскизов в акварели, которые сейчас можно увидеть в Воркутинском музее. «Сейчас поумнел – работаю медленнее», – смеется он.
Дмитриев, глотнувший воркутинской свободы, и сегодня не приемлет официоза и всего, что мешает свободе художественного воплощения. В мастерской он работает в окружении портретов Высоцкого, Пикассо, Дали, Маяковского, Хемингуэя, автопортретов и фотографий родных. На столе – томик Бродского и исследование о Пушкине. Литература вообще играет в его творчестве большую роль. И даже не потому, что друзьями художника в свое время были поэты Виктор Кушманов и Александр Алшутов, а в том, что его работы сюжетны, в каждой заключена история, которую хочется разгадывать. О тяготении к связному рассказу говорит и выбор форм триптиха и диптиха. А метафоричность и символизм его работ передаются цветом, неким голубым сиянием, исходящим от многих работ. Ижемские и усть-цилемские мотивы пронизаны красным, праздничным цветом, пейзажи наполнены воздухом, какой-то осязаемой прозрачностью. И за всем этим чувствуется крепкая школа русской классической живописи.
Счастливое воркутинское время длилось семнадцать лет и три месяца. А потом пришли перемены, нестабильность и безденежье выдавили из Воркуты десятки тысяч людей, когда-то составлявших ее дух. «Я был женат шесть раз, любил, «вылюбливал» и расставался. Но любить можно только одну. Так и с творчеством», – метафорически описывает Дмитриев приход новых тем, связанных с переездом в столицу республики.
Слова, сказанные поэтом Виктором Кушмановым о современнике и друге Геннадии Дмитриеве в 2002 году, актуальны и точны и поныне: в его работах больше всего его самого – художника Дмитриева, и его богатое и разнообразное творчество еще предстоит оценить.
Работы Геннадия Дмитриева содержатся в фондах Национальной галереи Республики Коми, музеях России, Монголии, частных коллекциях в России и за рубежом.
Полина РОМАНОВА
